Если хотите, я объясню, почему не могу больше терпеть. Я на пределе. Так что я подумал, что если скажу вам правду... Видите ли, я иду ва-банк в надежде, что если скажу правду, то сумею заработать на этом пару очков.
- Ну, это весьма благоразумно с вашей стороны, - согласился Лэнсинг. - Да, чрезвычайно благоразумно. Однако чтобы игральный автомат...
- Он в здании Союза, сэр. Студенческого Союза.
- Да, я знаю это здание.
- В подвале, - продолжал Джексон. - Неподалеку от Ратскеллера. Там есть дверь неподалеку от бара. Туда никто не заходит, то есть почти никто. Там что-то вроде кладовки, хотя ей никто не пользуется. То есть, сейчас не пользуются, а когда-то, может, пользовались. Там почти ничего нет, только разные вещи, которые давным-давно сунули туда, да и забыли. А в одном углу стоит игральный автомат, то есть, он выглядит, как игральный автомат. Если кто и зайдет в кладовку, то даже не станет разглядывать его. Он вроде как громоздится там в углу, и всякий, кто его увидит, решит, что он сломан и...
- Разумеется, - перебил его Лэнсинг, - за исключением тех, кто действительно знает, что это такое?
- В точности так, сэр. То есть, вы мне верите?
- Этого я не говорил. Я просто пытаюсь вам помочь, а то вы все время сбиваетесь. Я просто вставил фразу, чтобы вернуть вас к главному.
- А-а, спасибо, сэр, вы очень добры. Я, и правда, чуточку отклонился. Так вот, сэр, надо подойти и сунуть четвертак в щель. Четвертак его будит, и он начинает говорить, спрашивая, чего вам надобно и...
- Вы хотите сказать, что игральный автомат разговаривает?
- В точности так, сэр. Он спрашивает, чего вам надобно, и вы говорите, а он говорит, сколько это стоит, и когда заплатишь, он это улаживает. Он выдает работы почти по любому предмету. Говоришь, чего хочешь...
- Итак, вы пошли на это. Не будете ли вы любезны сообщить, дорого ли это обошлось?
- В общем, нет. Всего-то два доллара.
- Чертовски дешево.
- Да, сэр, вы правы. Очень удачная сделка.
- Вот сижу я здесь и думаю, - произнес Лэнсинг, - о том, как несправедливо, что об этой замечательной машине знают единицы избранных. Я думаю о сотнях студентов, сгорбившихся над своими партами и выжимающих собственные мозги ради написания одного-единственного осмысленного абзаца, когда они могли бы просто спуститься в подвал здания Союза - если б только знали об этом - и найти ответ на все свои мучительные проблемы.
Лицо Джексона окаменело.
- Сэр, вы мне не верите? Вы думаете, что это просто басня. Думаете, я просто соврал.
- А что же, по-вашему, еще я должен думать?
- Ну, не знаю. Мне казалось, что проблем не будет просто потому, что это истинная правда. А когда я сказал ее, вы мне не поверили. Уж лучше б я соврал!
- Да, мистер Джексон, полагаю, что так было бы для вас лучше.
- И что же вы решите, сэр?
- Пока что ничего. Просто немного обдумаю этот вопрос за выходные. Когда у меня сложится определенное мнение, я непременно дам вам знать.
Джексон медленно поднялся и неуклюже заковылял из кабинета. Лэнсинг слушал постепенно утихающий в отдалении звук его шагов, пока тот совсем не смолк, потом сунул работу Джексона в ящик стола, запер его, подхватил портфель и направился к двери, но на полпути развернулся и швырнул портфель на стол - сегодня в нем нет ничего такого, что понадобится дома. В конце концов, эти выходные у Эдуарда ничем не заняты, и он не намеревался испортить их работой.
Шагая к ведущим в аллею дверям, он из-за оставленного в кабинете портфеля никак не мог отделаться от странного ощущения, что руки чересчур свободны. "Словно портфель стал моей неотъемлемой частью, - думал он, - как брюки или ботинки. Он стал частью моей спецодежды".
Многие годы он не расставался с портфелем, и теперь чувствовал себя слегка неодетым, словно его появление на публике без портфеля под мышкой является несколько непристойным.
Спускаясь по широким каменным ступеням здания, Лэнсинг услышал чьето приветствие, донесшееся с расстояния примерно в полквартала отсюда. Обернувшись в ту сторону, он увидел, что по дорожке наперерез ему спешит Энди Сполдинг.
Энди был старым и верным другом Лэнсинга, хотя присущее ему пустозвонство порой превращало его в надутого индюка. Энди занимался социологией и голова у него на плечах была хорошая - в ней вечно роилась масса идей. Единственная его беда заключалась в том, что он не мог удержать эти идеи при себе - как только ему удавалось загнать когонибудь в угол, он хватал несчастного за лацканы пиджака, чтобы тот не вырвался, наваливался на него, обрушивал на съежившуюся жертву град идей и, подхваченный могучим потоком своей неудержимой мысли, затевал спор с самим собой. В остальных отношениях он был добрым и верным товарищем, и Лэнсинг почувствовал удовольствие от такой встречи.
Остановившись у подножия лестницы, он подождал торопливо шагавшего Энди там.
- Давай-ка завернем в клуб, - с ходу предложил Энди. - Выпивка за мной.
2
Факультетский клуб находился на верхнем этаже здания Студенческого Союза. Стены в нем были сделаны из цельных стекол, начинавшихся от самого пола и доходивших до потолка, открывая вид на спокойное озерцо с аккуратно ухоженными берегами, обрамленное рощицей берез и сосен.
Лэнсинг и Энди уселись за столик у самой стены.
Сполдинг приподнял свой стакан и поверх него вопросительно взглянул на приятеля.
- А знаешь, - начал он, - я уже несколько дней думаю, как славно бы получилось, если б нас навестила очередная средневековая чума - вроде той, что в четырнадцатом веке свела в могилу треть населения Европы. Хотя, впрочем, новая мировая война или второй библейский потоп тоже подошли бы; годится все, что угодно, лишь бы эта штука заставила нас начать все заново, исправить ошибки, совершенные человечеством за последние тысячу лет или около того, и прийти к какой-нибудь иной социальной и экономической структуре. Чтобы у нас был шанс уйти от посредственности, шанс более здраво устроить свое общество. Система труд-зарплата уже устарела, вяжет нас по рукам и ногам, а мы продолжаем цепляться за нее...
- А не думаешь ли ты, - мягко возразил Лэнсинг, - что предлагаемый тобой метод чуточку грубоват?
Он вовсе не собирался спорить - с Энди никто и никогда не спорил, потому что на стороне Энди всегда был подавляющий перевес: он просто лез напролом, излагая свои мысли почти бесцветным голосом, выстраивая их в колонны и шеренги, каталогизируя их и разворачивая на всеобщее обозрение, как колоду карт.
Эдуард не хотел и не собирался спорить, просто он принял условия игры, согласно которым жертва - или жертвы Энди - должна была что-то бормотать в ответ.
- Вскоре мы внезапно осознаем, - вел свое Энди, - пока я не думал, почему именно придет это осознание - ну, словом, мы осознаем, потому что все человеческие попытки чего-либо добиться просто тщетны, поскольку направлены не туда, куда надо. Столетиями мы накапливали знания, добывая их во славу разума - но не более разумно, чем древние алхимики разрабатывали свои методы ради превращения обычных металлов в золото. Быть может, окажется, что все эти знания ведут в тупик, что за какой-то определенной чертой наши понятия просто-напросто утрачивают свой смысл и обращаются в пустой звук. А еще несколько лет спустя все прежние фундаментальные теории пространства и времени обратятся в прах; мы застрянем посреди груды обломков искореженных теорий и узнаем, что они ни на что не пригодны, потому что были таковыми с самого начала. И тогда обнаружится, что изучать Вселенную просто бессмысленно.