Но из идущей сейчас по реке тысячной армии четыре сотни составляли именно епископские, "монастырские" латники и рыцари, именно епископ выделил для похода две пищали и заплатил ландскнехтам, оставшимся осаждать упрямый Гдов. И вряд ли его вассалы так уж спокойно отнесутся к аресту своего господина и станут исполнять приказы орденского командующего. Приходится выбирать между общепринятыми законами ведения войны и численностью своей армии. Откажись он выполнять прихоти проклятого священника - тот сразу уведет половину войска.Одно хорошо - после этой стычки он сможет посадить на коней еще шестерых ливонских рыцарей. Из числа тех, что начинали поход, переправившись через озеро на лодках, в надежде заполучить лошадей уже здесь, захватить их в богатых конюшнях Гдова и окрестных русских деревень.- Как вы себя чувствуете, барон? - командующий армией заставил своего жеребца, изрыгающего из ноздрей клубы пара, подступить к Аугусту де Толли.- На удивление неплохо, господин кавалер, - слегка улыбнулся ливонец. Ничего не болит. Разве только усталость напала.- Вы поедете верхом, или мне приказать освободить для вас повозку?- Конечно, верхом! - возмутился дворянин. - Я пока еще не куль с просом!- Рад вашей бодрости, - кивнул командующий и повернулся к раненым крестоносцам. - А вы, господа?- Мы еще и ленц удержать сможем! - за двоих ответил Мартин де Бартельс, которому русский кистень сломал левую ключицу. Кирасу с него кнехты уже сняли, а руку подвязали к груди. Возможно, удержать копье дворянин действительно бы смог, но вот поводья - вряд ли.- Хорошо, - сделал вывод сын Кетлера. - Тогда починку ваших доспехов мы оставим до вечера, а пока продолжим путь.Он сделал знак трубачу, легонько тронул длинными шпорами бока своего коня. Над замерзшей рекой прокатился низкий переливчатый гул - похоже, от русских холодов замерзла даже музыка. Передовой отряд, полностью собранный из крестоносцев и их оруженосцев, двинулся дальше по реке.Стоило всадникам миновать русичей, как оставленные уложить погибших рыцарей на сани кнехты тут же ринулись к погибшим врагам, сдергивая с них валенки, срывая ремни с оружием, шлемы, расхватывая теплые налатники.Строй следующих за тяжелой конницей оружных сервов тоже рассыпался, все кинулись за своей частью добычи - и к тому времени, когда к месту схватки приблизился обоз, мертвецы лежали уже совершенно голыми. Оказавшийся невольным свидетелем этой сцены де Толли схватил оруженосца за руку. Самому ему в седло было не подняться, требовалась помощь - но при мысли о том, что эта грязная свора станет хватать его своими руками потомственному дворянину становилось и вовсе муторно.- Пусть уходят, - махнул он здоровой рукой. - Грязные ландскнехты.Четыре сотни грабителей обобрали трех павших воинов в считанные мгновения и отряд, снова собираясь в строй, побежал нагонять крестоносцев. Потянулся обоз. Первые повозки, груженные пищалями и ядрами, трогать никто не стал и так слишком тяжелы. А вот сани, заваленный гусиными тушками кнехты остановили, раздвинули мороженную птицу к краям, а посередине положили барона фон Кетсельворда. Второму крестоносцу и ливонскому рыцарю пришлось разделить одну повозку с убоиной.- Эй, раб! - окликнул серва баронский оруженосец. - Иди сюда!Бронислав, оглянувшись на орудующих в его санях кнехтов, пошел на зов.- Помоги господину подняться в седло.Де Толли, как ливонцу, боевого коня не пригнали, предоставив обходиться трофейной рыбацкой лошадью. Единственное, к чему снизошли крестоносцы, помня древность рода, превышающую всю известную и неизвестную историю Германии, так это позволили выбрать скакуна первому.Но, хотя рыбацкий жеребец явно имел где-то в прошлом породистые корни, да и сейчас оставался весьма крепок, под седлом ходить не привык и от всадника норовил отступить.
Пришлось оруженосецу держал коня под уздцы, пока дворянин, ступив в стремя, пытался с помощью раба подняться наверх но сил раненого и сноровки взятого в поход монастырского раба на это не хватало.- Прослав, Харитон, помогите! - позвал в помощь соседей Бронислав.Сервы неспешно выбрались из саней, благо обоз все равно стоял, а лошади отогревались под попонами, оставили поводья, подошли ближе, скинув с голов кожаные чепцы, низко поклонились:- Чего желаете, господин барон?- Вы меня знаете? - удивился дворянин.- Из Сапиместки мы, - отважно высказался Харитон. - Вы к нам часто наезжаете.- А, понятно, - кивнул де Толли. - Помогите в седло подняться.Совместными усилиями дворянина удалось-таки поднять на спину жеребца. Он с облегчением ухватил поводья, собрал их в кулак.- Зря вы, господин барон, - не удержавшись, покачал головой Бронислав. Коли без доспеха в седло не сесть, так лучше и вовсе несколько дней полежать.- Что бы де Толли в боевом походе в повозке отлеживались? - гордо вскинул подбородок рыцарь. - Да мои деды в гробу перевернутся! За последнюю тысячу лет такого ни разу не случалось!Прослав только головой покачал и зашагал к своим саням. Мертвых крестоносцев уже сложили вместе с мясом, причем три телячьих полти кнехты перекинули из саней Бронислава к нему. Серв спорить не стал, а лишь подумал, что не мешало бы забросать их сеном - авось забудут. Бомбардиры про мясо не думают, а кашевары про повозку с бомбардой тем более могут и не вспомнить. Он скинул попону с Храпки обратно в сани, на туши и тряхнул поводьями, одновременно помогая кобылке тронуться, потянув сани за полоз вперед:- Н-но, пошла!Лошадка на удивление легко сдвинула груз и Прослав с облегчением опрокинулся в повозку - на ходу не страшно.Оруженосец барона тем временем вел жеребца рыцаря под уздцы, не обгоняя обоза, но и не отставая от него. Дворянин, оставшийся без тяжелой кирасы и без копья, тем не менее неустойчиво покачивался в седле, словно оказался в нем впервые в жизни.- Не доедет никуда барон, - покачал головой серв. - Как есть не доедет. Хотя и гордый. Умрет, но ко мне не ляжет.К Прославу, на свежее сено, между бомбардой, несколькими чугунными и тремя шматами заиндевевшей телятины барон Аугуст Курт Михаил де Толли действительно не попал. Его положили к Харитону, среди мешков с ячменем. Потому, как примерно через два часа пути он начал клониться вперед и в конце концов тяжело шмякнулся с седла вниз.Сервы перепугались сильно, остановили сани и, забыв про лошадей, кинулись к дворянину, подняли на руки, отнесли на мешки, укрыли большущим овчинным тулупом, который рыбак взял ради трескучих зимних холодов, но пока обходился.- Никак помер барон?Оруженосец, на время забыв разницу в происхождении и положении своем, выхватил меч, поднес клинок к губам господина. Промороженная сталь подернулась легкой дымкой.- Жив, - с облегчением кивнул воин и размашисто перекрестился. - Видать, кровь все еще сочится, вот и слабеет. Коли сегодня не спечется, к утру преставится. А перестанет истекать - за неделю на ноги станет. Рана сама не страшная. Просто широкая.Мнение де Толли более никто не спрашивал, поскольку у него не оставалось сил даже стонать, и весь свой дальнейший путь барон проделал на простых мужицких санях.Скоротечная схватка задержала армию от силы на полчаса. С раненых сняли доспехи, перевязали, убитых сложили на повозки и воинская колонна двинулась в дальнейший путь. Хорошо промерзшая Пагуба, лед которой звонко откликался на удары шипастых подков тяжелых рыцарских коней, еще несколько миль шла прямо на север, а затем круто повернула и повела захватчиков прямо на восток, в глубину русских земель.