– А Пердиту, когда она явится, мы посадим рядом с тобой.
– Если она явится, – заметила Виола.
– Я попросила ее прийти в час, – сказала мамуля. – Так что у нас есть возможность выработать стратегию до ее прихода. Я говорила с Кэрол Чен…
– Ее дочь чуть было не стала циклисткой в прошлом году, – пояснила я Виоле и Байшу.
– Кэрол сказала, что они собрались всей семьей, вот как мы сейчас, и просто поговорили с дочерью. И та в конце концов решила, что не будет становиться циклисткой. – Она обвела взглядом стол. – Мне кажется, что нам следует поступить так же. По-моему, сначала мы должны объяснить Пердите важность Освобождения и рассказать о временах ужасного угнетения, которые ему предшествовали…
– А по-моему, – прервала ее Виола, – мы должны попытаться уговорить ее прожить несколько месяцев без амменерола, вместо того чтобы удалять шунт. Если только она придет. Я в этом не уверена.
– Почему бы и нет?
– А что бы ты делала на ее месте? Я хочу сказать, что все это напоминает мне суд инквизиции. Она должна будет сидеть, слушать и оправдываться, одна против всех. Может, она и чокнутая, но дурой ее не назовешь.
– Никакая это не инквизиция, – возмутилась мать. Она озабоченно поглядела мимо меня на входную дверь. – Я уверена, что Пердита… – Она запнулась, встала и неожиданно бросилась в заросли аспарагуса.
Я обернулась, ожидая узреть Пердиту с обесцвеченными губами или татуировкой на всем теле, но сквозь листву ничего не было видно. Я отвела ветви в сторону.
– Неужто Пердита? – спросила Виола, подаваясь вперед.
Я всмотрелась в просвет шелковичных ветвей.
– О Господи, – только и смогла я выговорить.
Это была моя свекровь в чем-то просторном, черном и шелковом. Она устремилась к нам прямо по тыквенной грядке. Ее одежды развевались, а глаза сверкали. Наградив меня гневным взглядом, мамуля бросилась навстречу, оставляя в кильватере полосу помятой редиски.
Я точно так же посмотрела на Виолу.
– Это твоя бабушка Карен, – укоризненно произнесла я. – Ты же сказала мне, что не смогла ей дозвониться.
– А я и вправду не смогла, – ответила она. – Твидж, сядь прямо. И положи свою дощечку.
В розовой беседке послышался зловещий шелест, листья затрепетали, и появилась моя свекровь.
– Карен! – воскликнула я, изо всех сил пытаясь изобразить радостное удивление. – Каким ветром тебя сюда занесло? Я думала, ты в Багдаде.
– Я вернулась домой, как только получила весточку от Виолы, – холодно проговорила она, рассматривая всех по очереди. – А это кто? – Ее осуждающий взгляд остановился на моем помощнике. – Новый сожитель Виолы?
– Нет! – испуганно воскликнул Байш.
– Это мой заместитель, – объяснила я. – Байш Адамс-Харди.
– Твидж, а ты почему не в школе?
– А я как раз в школе, – сказала Твидж. – Я присутствую на уроке. – И она подняла свою дощечку. – Видишь? Идет математика.
– Ясно. – Свекровь повернулась, чтобы обрушиться на меня. – Значит, это достаточно серьезный повод для того, чтобы оторвать мою правнучку от занятий в школе. К тому же вам потребовалась помощь юриста. И все же ты не считаешь дело достаточно важным, чтобы сообщать о нем _мне_! Конечно, ты _никогда_ мне ничего не говоришь, Трейси!
Она плюхнулась на самый дальний стул, взметнув в воздух целое облако листьев и лепестков душистого горошка и обезглавив капусту, украшавшую наш столик.
– Я не знала о том, что Виоле нужна помощь, до вчерашнего дня. Виола, никогда ничего не передавай через Хассима. Он почти не говорит по-английски… Твой опознавательный код я кое-как разобрала, но телефонная сеть не работала, и мне пришлось лететь самой. В разгар переговоров, заметьте.
– И как идут переговоры, бабушка Карен? – поинтересовалась Виола.
– Они _шли_ достаточно хорошо.
Израильтяне отдали палестинцам пол-Иерусалима и договорились вскоре поделить Голанские высоты.
Она бросила на меня гневный взгляд.
– Вот _они_ понимают важность связи. – Карен снова повернулась к Виоле: – Так из-за чего на тебя все ополчились. Виола? Им не нравится твой новый сожитель?
– Я вовсе не ее сожитель, – запротестовал Байш.
Я часто удивляюсь, как моей свекрови удалось сделаться дипломатом. Трудно представить, чтобы она могла быть полезна на всех этих посреднических заседаниях со всякими сербами и католиками, протестантами и хорватами, Северной и Южной Кореей. Она примыкает сразу к обеим враждующим партиям, делает слишком поспешные выводы, неверно истолковывает любые доводы собеседника и отказывается кого-либо слушать. И все же Карен сумела так уболтать Южную Африку, что ее главой стал Мандела. Она же, вероятно, заставила палестинцев принять во внимание Йом Киппур [еврейский национальный праздник]. Наверное, она просто запугивает противника до состояния рабской покорности. Или, может быть, враждующие стороны объединяются для того, чтобы общими усилиями защититься от нее.
Байш продолжал негодовать:
– Я ни разу не видел Виолу до сегодняшнего дня. Я и по телефону-то разговаривал с ней всего несколько раз.
– Ты, должно быть, что-то натворила, – проницательно заметила Карен, обращаясь к Виоле. – Ясно, что они жаждут твоей крови.
– Не моей, – возразила Виола, – Пердиты. Она стала циклисткой.
– Мотоциклисткой? Так, значит, я бросила переговоры с Западным берегом только потому, что вам не нравится, что девочка стала ездить на мотоцикле? Как, по-вашему, я объясню это президенту Ирака? Она _не_ поймет этого, и я тоже. Мотоциклистка, подумать только!
– У циклисток нет мотоциклов, – сказала мамуля.
– У них есть менструации, – брякнула Твидж. По меньшей мере на целую минуту воцарилась тишина, и я подумала: «Ну вот, свершилось». Неужели мы с моей свекровью примем одну сторону в этом семейном споре?
– Так, значит, весь сыр-бор разгорелся только оттого, что Пердита удалила шунт? – наконец спросила Карен. – А разве она не совершеннолетняя? И это, безусловно, тот случай, где действует Определение Независимой Личности. Уж ты-то должна это знать, Трейси. Ты же в конце концов судья.
Я просто ушам своим не верила. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Уж не хочешь ли ты сказать, будто тебе все равно, что она ни во что не ставит великие свершения Освобождения? – возопила мамуля.
– Мне это вовсе не кажется преступлением, – заявила Карен. – На Среднем Востоке тоже, знаете ли, существуют антишунтовые группы, но никто не принимает их всерьез. Даже иракские женщины. Они до сих пор закрывают лицо покрывалом.
– А вот Пердита принимает их всерьез.
Карен отмела возражение решительным взмахом черного рукава.
– Это просто причуда. Вроде микроюбок. Или этих забавных электронных бровей. Порой некоторые женщины ненадолго увлекаются подобными странностями, но ведь не все поголовно сходят с ума от веяний моды.
– Но Пердита… – заикнулась было Виола.
– Если Пердите хочется, чтобы у нее были месячные, – пускай. Тысячи лет женщины прекрасно обходились без шунтов.
Мамуля побагровела.
– Так же _прекрасно_ они уживались с крысами, холерой и корсетами, – сказала она, подкрепляя каждое слово ударом кулака по столу. – Однако нет никакой причины заводить их добровольно, и я не собираюсь позволять Пердите…
– Да, кстати, а где же сама бедняжка? – спросила Карен.
– Появится с минуты на минуту, – ответила мать. – Я пригласила ее на обед, так что мы можем обсудить это с ней.
– Ага, – кивнула Карен. – Ты хочешь сказать, можем дать ей такую затрещину, что она изменит свое решение. Ну, у меня нет никакого желания сотрудничать с вами.