Окончательно переберется в “отцы”.
– Н‑да, осуществляются мечты.
– Марчик далеко пойдет – ты был прав.– Толян повздыхал.– Так что скажешь?
– Ты же знаешь: чего я не люблю, так это советовать. Решай сам.
– Но что б ты сделал на моем месте?
– Эка хватил! На твоем я и лабуправство давно бы послал. Но мне легко быть принципиальным: у меня дети по лавкам не плачут.
– А если бы плакали? Ну представь!
Сегодня Толян был настойчив на удивление – неужто это всерьез? Или кокетничает?
– Все равно нет,– твердо сказал Вадим.– Лабуправ – это предел. Дальше в Систему погружаться опасно, рискуешь пропитаться ею насквозь… Хотя, может, ты этого хочешь? – вкрадчиво добавил он.
Толян с тоскою вздохнул.
– Я откажусь,– неуверенно предположил он.– А?
– Откуда мне знать.
– С другой стороны я не пойду, ты не пойдешь. А кто тогда? Какой‑нибудь проныра? И потом он будет решать за нас?
– А сейчас, по‑твоему, кто решает? Радость моя, ты что, надеешься развалить Систему изнутри? Не смеши, она не таких ломала! Там же сплошные Марки – хочешь сделаться одним из них? Конечно, твое право, но не жди тут моего благословения. От дерьма лучше держаться подальше – старая истина!
Повздыхав еще, словно для заполнения паузы, Толян спросил:
– Кстати, не слыхал? На будущей неделе отделуправы должны пройти переаттестацию.
– И что?
– Да странно как‑то: проводит ее лично под‑Управитель при участии троих представителей главка, посторонние не допускаются. К чему такая секретность?
– Смахивает на посвящение, тебе не кажется? – предположил Вадим.– Только вот в кого: в рыцарей или в особо доверенных слуг?
– В слуг? Скорее господ.
– Зависит от точки зрения. Ежели смотреть на пирамиду со стороны… Интересно все же, какова процедура?
– Это так важно?
– Может быть, может быть.– Вадим и сам не понял, почему встревожился.– Так ты хотел совета?
– Конечно.
– Даю – в виде исключения, но со всей категоричностью: откажись. Даже если будут настаивать, угрожать, принимать меры вплоть до разжалования в спецы. В противном случае потеряешь больше. Много, много больше!
Вот это было всерьез. Даже и не совет – пророчество. А Толян был из тех немногих, кто чувствовал разницу,– потому слегка струхнул. В ошеломлении помолчав, он пробормотал:
– Что‑нибудь еще?
– Еще? Береги задницу, толстый!
Толян вспыхнул, словно первоклассник:
– Издеваешься?
– Не уверен,– честно ответил Вадим.– Но на всякий случай – береги.
Толстяк снова вздохнул:
– Еще и эти кошмары, что Нонка приволакивает на хвосте. По‑твоему, за ними что‑то кроется?
– Предлагаешь “бояться вместе”?
– Чего? – не понял начлаб.
– Да был такой мультик, про котенка… Уж очень банален набор в этих сюжетах: насилия, увечья, кровь,– будто специально нацелен щекотать нервы. Либо отвлечь внимание. А вообще, я Марку говорил: посеешь догматиков, пожнешь маньяков.
– А что думаешь про оторванные конечности? – Не без опаски лабуправ смерил взглядом Вадимовы массивы.– Вот ты бы смог?
– Да уж, эти ребята не “разбрасываются”,– засмеялся тот.– Ты и представить, Толян, не можешь, на что способны целенаправленные, однонацеленные, жестко запрограммированные люди!
– Не так это! – вклинился в разговор надтреснутый голос, и над приборами поплавком выпрыгнула голова Оросьева, редковолосая и сморщенная, словно у мумии.
– Все происходит от нездорового образа жизни. Вот в сельской местности про такое не слыхали, а все потому, что люди физически работают на свежем воздухе, детей ростят, и некогда им глупостями заниматься. У хороших служителей мысли об одном – о Крепостном благе. О Семье надо радеть, об отцах и братьях наших, и тогда все наладится!..
– Чувствуешь, куда гнет? – усмехаясь, спросил Вадим.– Оказывается, людям приличен только мускульный груд, прочее от лукавого. А все беды из‑за интеллектуалов развелось умников!.. Свежая мысль, да? И каким будет следующий шаг?
Толян неловко и опасливо молчал. Расслабленность слетела с него в один миг, а все из‑за этого пронырливого жилистого человечка, дремучего и невероятно активного, обожавшего встревать в разговоры и по каждому вопросу имевшего собственное суждение, почему‑то всегда совпадавшее с официальным. И сейчас, сыто ковыряясь в зубах, Оросьев пустился в пространные рассуждения, из которых явствовало, что духовная продукция его не интересует совершенно, а стало быть, не нужна, и все кто в этой области подвизается, исключая, может, немногих,– паразиты и нахлебники, объедающие народ. И лучше бы отправить их в селькоммуны, чтобы стали приносить настоящую пользу, и уж тогда проднормы точно возрастут, а честным труженикам нужно как раз это, а не всякие там х‑химеры!..
– Оросьев,– с любопытством спросил Вадим,– ты и так жрешь за двоих куда это в тебе девается? Глистой был, ею остался. Или как в той байке про сыновей – ворованное не впрок?
– Это кто тут вор? – заволновался Оросьев.– А сам, а сам! Вы посмотрите на него!
– Я не про спирт,– отмахнулся Вадим.– Ты против эксплуатации, верно? Тогда взгляни на себя: все ж знаем, что работник ты аховый. На что гробишь день, я выполняю за час, а категория у нас одинакова, как и паек. Выходит, половину своего времени я вкалываю на тебя, ты мой эксплуататор, мой персональный паразит, поскольку жрешь мою пайку! И как это сочетается с твоими лозунгами? По‑твоему, это и есть социализм?
Конечно, Вадим передергивал, поскольку большую часть времени тратил исключительно на себя, на собственные интересы и нужды. Но это было скорее следствием нынешних порядков, и все равно он делал втрое больше!..
– Начальству виднее, кто чего стоит,– туманно возразил Оросьев.– И уж оно оценит нас по заслугам.
– Взгляните на него,– призвал Вадим.– Налицо все признаки догматика: нового не приемлет, противоречия в упор не видит, начальство чтит, а все беды от происков врагов. Хоть на выставку отправляй!
– А для тебя вообще нет святого! – огрызнулся Оросьев.– Не пойму я тебя, Смирнов, двуличный ты какой‑то. Иногда такое несешь – у меня просто нет слов!
– У тебя и с мыслями не густо. Готовый кандидат в маньяки.
– Ты больно умный! – выкрикнул человечек, отступая по проходу.– Видал я таких!
– Иди‑иди, Отбросьев,– напутствовал его Вадим.– На таком уровне я даже спорить не хочу – квалификацию теряю. Найди кого‑нибудь по силам.
Оросьев выкрикнул еще что‑то, совсем уж невнятное, и сгинул за дверью.
– Стучать побежал,– тоскливо сказал Толян.– И что тебе неймется?
– А надоело бояться,– откликнулся Вадим, брезгливо улыбаясь.– Еще выделываться перед каждой гнидой!.. Ладно, Толян, погоди шарахаться. Сейчас за треп не привлекают – к чему волновать народ, можно ведь подавлять и тихой сапой. Ты же видишь, у нас ничего впрямую не запрещают и не прижимают иначе как заручившись “народной поддержкой”.
– Не в том дело, Вадичек. Последнее время Оросьев стал силу набирать, постоянно возле режимников трется.
– Так он давно в стукачах подвизается – не знал, что ли? Пока мы мозоли на задницах натираем… И что мне, уважать его за это?
“Действительно, с чего я завелся?” – подумал Вадим.