Правда, они никогда не длились долго, и потом Никита извинялся за несдержанность, однако расстраивались оба. А следом к Вадиму подсела Лариса – сегодня публика точно сговорилась. Очень милая женщина эта Лариса, в профиль – таки вовсе звезда. Бог (или кто там, на небесах, заведует распределением женских прелестей) наделил ее смазливой мордашкой, стройными ногами и высокой грудью, однако с характером ей не подфартило, а посему, дожив до седых волос, она не обзавелась положенным мужем. В прежние времена, когда Лариса была много моложе Вадима (если не душой, так телом), вокруг крутилось немало обещающих кадров, и скромный спец на таком фоне не котировался. Правда, иногда, на очередном безрыбье, Лариса снисходила к Вадиму, благо он‑то всегда был под рукой. Однажды, по слабости характера, Вадим не удержался и тоже вкусил от ее щедрот, так что теперь у бедной женщины были все основания винить его в загубленной жизни. С возрастом Лариса не становилась краше: груди провисали, сквозь дряблеющую плоть отчетливей проступали суставы, а кое‑где, наоборот, скапливался жирок,– однако это не убавило ей кокетства и, увы, не прибавило ума. Не признавая своей вины, Вадим, однако, старался бедняжку жалеть. Хотя это и раньше было непросто, учитывая ее злополучный нрав, а с каждым годом становилось сложней – учитывая неизбежное увядание.
– Как тебе понравилась вчерашняя постановка? – строго спросила Лариса.– Потрясающе, правда? Я преклоняюсь перед Режиссером!
– Для своего времени сработано недурно,– без энтузиазма подтвердил Вадим.– Только я ведь ее наизусть помню.
– Как, ты даже не смотрел? – Она уставилась на Вадима, словно на святотатца.– Это же вершина нашего искусства! Вся губерния не отрывалась от тивишников, а ты!..
– Да не убивайся ты так,– ухмыльнулся он.– В конце концов, если помнишь, даже именитый Елизаров отзывался о сем спектакле, как о…
– Конечно, он не станет ее хвалить,– перебила Лариса,– он же федерал!
– И что?
– Как? – удивилась она.– Разве не ясно? У них же всех установка, чтобы нас ругать.
– Правда? – ужаснулся Вадим.– Коварные! Чем же мы так их достали?
– Просто нам завидуют,– объяснила женщина.– Им‑то живется хуже!
– Или нам – лучше?
– Ну естественно!
– Вот жизнь – даже просветить некому,– неосторожно посетовал он.– Живу как перст.
– Я не хожу к чужим мужчинам,– оскорбилась Лариса и тут же уточнила: – Вот если б у нас были серьезные отношения…
– Это не ко мне,– спохватился Вадим.– Я в принципе человек несерьезный.
– Вообще, конечно, не обязательно,– сдала она чуть назад.– Они же не налаживаются сразу, верно? Кстати, у тебя сохранился фотоаппарат? – простодушно добавила женщина.– Давно хочу посниматься.
– Нагишом?
– Фу, пошляк! – снова обиделась она.– По‑твоему, я извращенка? – И снова уточнила: – Конечно, если б мы были близки по‑настоящему, понимаешь?
– В моем‑то возрасте? – лицемерно вздохнул Вадим.– Забыла, сколько мне лет? Это ты еще в соку, а мужчинам после пятидесяти остается только глазеть на ваши прелести…
– Ну ты, Смирнов, совсем с ума сошел,– с готовностью поверила Лариса.– И всегда был такой странный!..
Имелось в виду, что он не впервые отказывается от такого подарка судьбы. И правильно, так ему,– не винить же в этом себя?
– Вообще все вокруг такие глупые! – сообщила Лариса с тайным злорадством.– И никакой культуры, что характерно. Даже поговорить не с кем.
– Отчего же? Неси культуру в массы.
– Отчего же? Неси культуру в массы.
– Чтобы меня возненавидели, да? Разве я виновата, что лучше? Вообще, должна заметить,– печально вздохнула женщина,– не встречала еще никого умнее себя.
И едва утерпела, чтобы не расплыться в довольной улыбке.
– Бедняжка,– не удержался Вадим.– Зачем тебе это?
– Что?
– Быть умной. Такая симпатичная женщина…
– Конечно, дурочек вы любите больше!
– С другой стороны, что такое ум? – вопросил он.– Наверно, это способность достигать правильно поставленной цели.
– А сам ты многого достиг? – вспылила она.– Как был задрипанным специшкой, так и остался!
– Зато живу как нравится. И не кричу на всех углах, какой я умный.
– Да ну тебя! – окончательно разобиделась Лариса и очередной раз его бросила – на растерзание воспрявшей совести. Собственно, что он хотел доказать несчастной глупышке? Пусть утешается как умеет. Не можешь помочь – лучше отойди. Кажется, животные его рефлексы снова опередили сознание. Ибо сказано: “не согрешишь – не покаешься”.
Следующим оказался Георгий, Гога,– массивный, словно бульдозер, и столь же основательный. “Матерый человечище” кавказских кровей, впрочем, давно обрусевший. Как и Тим, он не считался генератором идей, даже не претендовал, зато владел панорамным, системным мышлением и мог оперировать громадным количеством данных, раскладывая любую проблему на составные, взвешивая и соотнося сии части, выстраивая наново. По аналогии с компами Вадим нарек это оперативной памятью. Однако и с обычной памятью у Гоги проблем не возникало: был он, что называется, энциклопедист и по складу ума больше годился в ученые, чем в технари. Только кого это сейчас волновало, кроме самого Гоги да еще, может, Вадима?
– Смотри‑ка, Вадичек.– Протиснувшись в проход, Гога без долгих вступлений уронил на стол Вадима тетрадный листок, на коем была начертана схема сложного прибора с десятками разнокалиберных блоков и множеством вычурных связей.– Нравится?
– Привет,– сказал Вадим оторопело.– Чего это?
– Здрав и ты будь, мил человек,– спохватись, откликнулся Гога,– коли не шутишь… А это есть устройство нашей Крепости, насколько я его представляю. Итог долгих наблюдений и мучительных раздумий.
– И бессонных ночей? – рассеянно добавил Вадим, вглядываясь в схему.
– Ну,– подтвердил крепыш, с нескрываемой гордостью разглаживая листок тяжелыми дланями.– Ты посмотри, дорогой, какая четкая пирамида выстраивается: уровень под уровнем – прямо картинка! А как тебе эта дублирующая пирамида – из преподобных под‑Управителей. Стоит засбоить основной линейке, как в дело вступает резервная. А мы думали, “отцы” только за нравственностью следят!..
– А как же Совет Глав?
– Декорация, дань традиции! Много ли проку было от прежних Советов?
– Проку немного, зато шуму сколько! От выборов не продохнуть, агитаторы так и вились – бедные, что они теперь‑то поделывают?
– Думаю, не бедствуют. Как говорят на Кавказе: был бы язык пошершавей, а уж задница для лизанья всегда сыщется!
– Врешь ты,– с ухмылкой сказал Вадим.– Не говорят такого на Кавказе. Тоже, кавказец выискался!
– Ну и вру – подумаешь,– легко согласился Гога.– Разве это что меняет? Народ, как известно, мудр, а я – его часть, из самых мудрых.
– “Вышли мы все из народа”,– подтвердил Вадим,– но разбрелись почему‑то в разные стороны. “Дети семьи трудовой”, чтоб нам!..
– Видишь? – показал Гога.