— Да вы лишились рассудка, юноша, — раздраженного сказал Кощей. — С какой стати вы диктуете мне условия? Вы же бессильны передо мной, — он достал из кармана плоскую черную коробочку со множеством белых кнопок. — Это блок управления Кощеевой Морокой. Только он способен освободить обитателей клеток, а все попытки взломать или взрезать хотя бы одну клетку приведут к темпоральному взрыву, и весь остров погрузится в глубины мелового периода. Я предполагал, что найдутся охотники вызволить эту юную красавицу, и запрограммировал блок таким образом, что ее усыпальница может быть открыта лишь в самую последнюю очередь. Неплохо, а? и если вам повезет отобрать его у меня, хотя это и не так просто, можете давить на все кнопки подряд. Прежде чем вы доберетесь до своей Вики, до вас доберутся мои динозавры.
Тимофеев закусил нижнюю губу и прищурился.
— Хорошо, — сказал он. — А не слабо вам отдать мне этот блок на полчасика? Я берусь его перепрограммировать так, чтобы не побеспокоить ваших любимых динозавриков? Если хотите, поспорим на что-нибудь…
— Тимофеич, — предостерегающе вставил Фомин.
— Спокойно, Коля, за себя я ручаюсь. Ну так что? Если я выиграю — мы забираем Вику и уходим, а вы тут целуйтесь со своим гадюшником, только наружу ни ногой.
— Нет, это бесподобно, — осклабился Кощей. — Ваша наглость не имеет прецедентов за последние три тысячелетия. Я даже не оговариваю условий вашего проигрыша. Поймите одну вещь, уважаемые добры молодцы: то, что я потратил на разговоры с вами столько своего бесценного времени, отнюдь не свидетельствует о моей к вам симпатии. Если угодно, это для меня повод убедиться в том, что я не утратил еще навыков устной речи. Я же все время один, не с кем словом перекинуться. Только с самим собой, а это собеседник ненадежный. Теперь я убедился в своей полноценности, и вы мне больше не нужны.
— Да вы что — серьезно верите своему бреду? — рассердился Тимофеев. — Ну, насчет влияния Зла на смену общественных формаций?
Некоторое время Кощей смотрел на него пустыми змеиными глазами.
— Все же в чем-то я деградировал, — произнес он. — У меня не осталось той силы в словах, коли два юнца им не внимают с должным почтением. Кто я и кто вы? Я — величайший ученый и экспериментатор всех эпох, покоритель времени, вершитель эволюции. Я — живая легенда всех народов. А вы…
— А мы — студенты, — сказал Тимофеев с досадой. — Будущие историки. И кое-что смыслим в своем предмете. В котором вы ни уха ни рыла.
— Тимофеич, оставь, — проговорил Фомин. — Разве ты не видишь, что это шиз?
— Шиз? — встрепенулся Кощей. — Что это?
— Так, ерунда, — сказал Фомин. — Не совсем здоровый человек.
— Ах, шизоид, — покивал Кощей. — Любопытно, но именно это слово я случайно услышал в разговоре двух медиков обо мне, как раз перед тем, как мне предложили отдохнуть от науки. Хотел бы я знать, что оно значит и какова его этимология.
— Ага, — промолвил Тимофеев. — Это меняет дело.
— Еще бы, — усмехнулся Фомин. — Его в наше время даже не судили бы. Захомутали бы — и в психушник. Да и в его веке, видно, просто не поспели.
— Бедняга, — сказал Тимофеев. — Навоображал себе невесть что, наворотил с три кучи. Теория нравственного равновесия, вселенское Зло…
По зеленоватому лицу Кощея пробежала судорога, будто трещина.
— Что? — прокричал он. — Жалеть? Меня?! Гуманисты, провозвестники Добра в моей цитадели Зла! Да ваша жизнь не стоит и моего выдоха! И я сейчас укажу вам ваше место в эволюции!…
— Витька, ложись! — закричал Фомин и рывком опрокинул опешившего Тимофеева на землю.
Над их головами, шевеля волосы раскаленным дыханием, пронесся шквал ревущего голубого огня.
25. Как побить мировой рекорд
— Ну как? — орал Кощей.
— Страшно? А вот вам еще!
Ослепительная вспышка хлестнула Тимофеева по глазам, а накатившая волна горячего воздуха оторвала от земли, скомкала и покатила, будто биллиардный шар. Тимофеев больно ударился обо что-то затылком, зашипел и, ничего не видя, пополз прочь. Скворчание и сухой треск раздались совсем рядом. Тимофеев продрал забитые копотью глаза: огненный палец чертил по обугленному грунту прямо перед ним. Тимофеев отдернул руки от нестерпимого жара подальше и проворно, по-рачьи попятился.
— Верно! Так и живи на четвереньках! Это форма твоего существования! Геройчик, спасительчик…
Кощей, раскорячась, стоял в нескольких метрах от него и сжимал в руках тонкий металлический ствол, из которого нетерпеливо, хищно рвалось на волю раскаленное добела змеиное жало.
— Получай же еще!
И жало с истошным визгом метнулось к Тимофееву.
— Ползи прочь, улепетывай, крутись, бывший будущий историк!
Сквозь марево Тимофеев разглядел гримасу нелюдского наслаждения на плоской физиономии Кощеи. «Вылитый тарбозавр», — непроизвольно подумал он.
И встал.
— Куда?! — завопил Кощеи. — В приматы?! Не-ет, на колени, к зверям, к ящерам!..
— А дулю тебе, — устало сказал Тимофеев. — С маргарином.
— Вот как, — скрежещуще засмеялся чокнутый. — В геройчике проснулся герой. Ну, так сейчас ты умрешь героической смертью. Для этого тебе потребуется лишь сделать шаг в сторону.
Тимофеев оглянулся. За его спиной была клетка со снулым динозавром.
— Редкий экземпляр, — пояснил Кощей. — Жаль будет, если задену его. Ну же, один шажок — и ты в героях!
— Сейчас, — промолвил Тимофеев. — Только соберусь с мыслями.
— Нееет!!!
Тимофеев сразу и не понял, кому принадлежит этот отчаянный крик. Да и Кощей был застигнут врасплох. Он присел и затравленно озирался.
А забытый всеми, невесть куда пропавший Николай Фомин бежал прямо на него сзади и чуть сбоку, и пробежать ему оставалось еще изрядно, добрых три десятка метров, а Кощей уже учуял его и стал быстро, а Тимофееву казалось — невыносимо медленно! — разворачиваться навстречу Фомину всем телом, выставив перед собой мертвенно мерцавший ствол, и приутихшие было огненное жало снова стало вытягиваться, чтобы зацепить, подрубить, располосовать свою жертву, а Фомин бежал изо всех сил, как никогда еще, видно, не бегал, он должен был успеть, опередить Кощея в его простом и коротком движении, опередить шипящий язык белого с синим пламени, потому что от того, успеет он или нет, зависела его жизнь, а еще — жизнь беззащитного Тимофеева, а еще — избавление и опять-таки жизнь девушки Вики, а еще… а еще… и он понесся еще быстрее, до хруста в костях и в жилах, а Кощею оставалось всего ничего, чтобы повернуться наконец и встретить Фомина сияющим лезвием в грудь, и тогда, не добежав еще порядочно, Фомин прыгнул, вытянулся в воздухе в беспощадно разящую стрелу, он пролетел все эти метры, проскользнул над струей огня и влепился растопыренными ладонями Кощею прямо в морду, смял его, свалил и уничтожил как явление.
Когда опомнившийся, вышедший из предсмертного столбняка Тимофеев подбежал к ним, все уже свершилось. Металлический: ствол валялся на пятнистой от ожогов земле, чихая, плюясь и сморкаясь жалкими клочками дыма пополам с огнем, а Фомин старательно топтал его, словно ядовитую гадину. Кощей же корчился рядом, хрипел и кашлял и никак не мог разогнуться словно заржавевший перочинный ножик.
— Коля, ты как? — спросил Тимофеев тревожно.
— А ты?
— Да я-то что…
— Ну и я — тоже.
Они переглянулись и вдруг рассмеялись — с облегчением, от души и не совсем к месту.
— Я сильно боялся, что напорюсь-таки на луч, — сказал Фомин, успокоившись. — Года четыре назад такой кульбит ничего бы мне не стоил, а в студентах я что-то подрасслабился.