--Чтомы
обсуждаем и какая повестка дня?
-- Яничегонепонимаю,--сосдержаннойвраждебностью
объяснил Високовский,-- обратитеськтоварищудиректору:он
должен знать.
Високовский, презирая Умрищева, начинал распространять свое
холодноечувствоужегораздошире,можетбыть,навесь
руководящий персонал советскогоскотоводства,Босталоеваэто
поняла.
-- А теперь слушайте меня дальше,-- говорил Умрищев.-- Есть
еще разныенеопределенные вопросы, изученные мною по старинной
и по советской печати.Уграбарейдетирожаютсявесной,у
вальщиков -- среди лета, у гуртоправов -- к осени, у шоферов --
зимой, монтажницы отделываются к марту месяцу, а доярки в марте
толькопочинают;поздно-поздно, голубушки, починаете -- летом
носить ведь жарко будет!..
-- Дачтотыскучаешь-товсе,батюшка:тожарко,то
тяжко,-- осерчала старушка,-- да мы вытерпим!
Умрищев только теперь обратил свой взгляд на ту старушку, и
вдругвсеегозадумчивоелицосделалосьласковыми
снисходительным.
-- Стару-у-шка!-- сказал он с глубоким сочувствием.
-- Старичок!-- настолько же ласково произнесла старушка.
-- Ты что ж -- существуешь?
-- Ачтожмнебольшеделать-то,батюшка?--подробно
говорила старушка.-- Привыкла и живу себе.
-- А тебе ничего, не странно жить-то?
-- Дамненичего...Я только интервенции боюсь, а больше
ничего... Бессонница еще мучаетменя--повсейреспублике
громовень, стуковень идет, разве тут уснешь!
Здесь Умрищев даже удивился:
-- Интервенция?!Атызнаешьэто понятие? Что ты во все
слова суешься?..
-- Знаю, батюшка. Я все знаю -- я культурная старушка.
-- Ты, наверно, Кузьминишна?!-- догадывался Умрищев.
-- Нет,батюшка,--ответиластарушка,--яФедератовна.
Кузьминишной я уже была.
-- Такты,может,формальнотолькокультурной стала?--
несколько сомневался Умрищев.
-- Нет, батюшка, я по совести,-- ответила Федератовна.
Умрищев встал на ноги и сердечно растрогался.
-- Дай я тебяпоцелую!Нежнаямоя,научнаястарушка!--
говорилУмрищев,целуя Федератовну несколько раз.-- Никуда ты
не совалась, дожила до старостилетисталаты,какбоец,
против всех стихий природы!
-- Ипротивклассовоговрага,батюшка!--поправила
Федератовна.-- Против тебя, против Божева Афанаса и противеще
каких-нибудь,кто появится... Я ведь все кругом вижу, я во все
суюсь, я всем здесь мешаю!..
-- Говори, бабушка,-- обрадованно попросила Босталоева.-- У
нас повестки дня нету, а ты факты знаешь!
-- Да то ништ я фактов не знаю!-- медлила Федератовна.--Я
всюреспублику люблю, я день и ночь хожу и щупаю, где что есть
и где чего нету.
--Я
всюреспублику люблю, я день и ночь хожу и щупаю, где что есть
и где чего нету... Да без меня б тут давномужики-единоличники
всехкоровсвоихгнусныхнанашихобменяли, и не узнал бы
никто, а кто и проведал бы, так молчал уж: айемужалконашу
федеративную республику?! Ему себя жалко!
Босталоевав тот час глядела на Николая Вермо; инженер все
более бледнел и хмурился -- он боролся со своим отчаянием,что
жизньскучнаилюдинемогутпоборотьсвоегоничтожного
безумия, чтобы создатьбудущеевремя.Когданачалговорить
Божевзадушенно,соткрытымиправдивымлицоми с милыми
глазами, светящимися пролетарской ясностью,-- Вермозаслушался
однихзвуковегоголосаибылдоволен,нопотом,когда
почувствовалвесьсмыслхитростиБожева,тоотвернулсяи
заплакал.Федератовна,бывшаяблизко,подошлак инженеру и
вытерла ему глаза своей сухой ладонью.
-- Будет тебе,--сказаластарушка,--ильужкапитализм
наступает:душас советской властью расстается. Мы их кокнем:
высохни глазами-то.
Собраниесиделовозадаченномвиде.ОднаБосталоева
улыбнуласьизахотелаузнать,в чем Умрищев и Божев каются:
ведь обвинение их бабушкой Федератовной голословно, она,может
быть,недовольна не классовыми фактами, а лишь старостью своих
лет.
Божев в молчаливом обозлении сжал зубыворту:онсразу
понял,какуюмучительнуюошибкуонсовершил,испугавшись
обвинения старухи из ее щербатого рта -- ведьдействительности
никтоздесьнезнает.Умрищев же думал безмолвно для самого
себя: "Всю жизнь училсянесоваться,атутвотсунулсяс
покаянием -- и пропал! Ну кто тебе директиву соваться дал
-- скажи, пожалуйста: кто? Жил бы себе молча и убого, как остальные два
миллиарда живут!"
Божев, засмеявшись, предложил всем перейти к текущим делам,
посколькубабушкаФедератовнаотличнопонимает,что
единственнымжеланиемегоиУмрищевабылодоставить
удовольствиезаслуженнойсовхознойбабушке и, стало быть, не
прекословить ей. Это же ясно -- это ведь было предприняторади
уваженияктрудовомустажуФедератовны,нововсене ради
какой-либо идейной серьезности.
Умрищев же унылопромолвил,чтоошибитьсяондавноне
может,поскольку для оперативного свершения ошибки надо все же
сунуться куда-то или во что-то, а он давно ужнидочегоне
касается, особенно до вопросов мировоззренчества.
-- Товарищи, на дворе, пока мы сидим, наступил тем временем
вечер,-сказалвзаключениеУмрищев.--Посмотрите,какэто
довольно хорошо. Посмотрите затем на эту советскую старушку (он
показалнаФедератовну),развеэтоневечеркапитализма,
слившийсянасевересзарейсоциализма? И разве не приятно
сказать нашей Федератовне, этой доброй тетушке всего будущего и
теще всего прошлого, словеснуюмилость?Пустьонаутешается
по-пустому на старости лет!
ЗдесьФедератовнакакбыла,таки схватила Умрищева за
отросшую бороду, на что Умрищев даже невскрикнул,решивуже
претерпеть все это, как самую дешевую муку, а Божев моментально
обнялвсюстарушку--соднойстороны,дляласкового
успокоения, с другой -- для защитыУмрищева.