Ювенильное море - Платонов Андрей 9 стр.


-- Этоонотстрахастарается:горявнемнету!--

определила Федератовна страдание Божева.

Но Божев поднял лицо кверху, и все увидели на немоткрытую

печаль.КузнецКемальспустился в могилу, и ему подали гроб;

Кемаль уложил получше гроб вземлеиприбилкрышку,навеки

отделивумершуюотеевраговитоварищей, от всей будущей

жизни, которую Айна хотела как девушка и комсомолка.

Брат Айны, Мемед, не горевавший по сестре, потомучтоона

стала для него страшная и чужая, подошел к Божеву и сказал ему:

-- Дядь,нанейтвояверевкаосталась. Она кругом пуза

завязана. Ты ее лучше возьми.

Кемаль сейчас же вскрыл гроб и развязалупокойнойпояс.

Этобылакрученаябечева, какие применяют для кнутов. Кемаль

тут же отдал эту бечеву Божеву и закрыл гроб вторично.

-- Ей больно было, а ты ее бил!-- равнодушносказалМемед

Божеву,глядя на крученую бечеву.-- Она взяла и умерла, а ты с

веревкой остался!

x x x

Нагурт"РодительскиеДворики"прибыломногонарода.

Москвич,член правления Скотоводобъединения, и худой секретарь

недалекогорайкомапартииповелитакназываемоеглубокое

обследованиевсего мясосовхоза; Умрищев же был на воле и давал

начальству такие объяснения, которыми старался поставить всех в

тупик.

-- Был ли на совхозе распространенвашлозунг"Атыне

суйся!"?-спрашивал Умрищева секретарь райкома.

-- Был,конечно,--охотно отвечал Умрищев; чем вопрос был

опасней, тем Умрищев добрее и подробней отвечал на него.--Вот

Божев сунулся к Айне

-- ее погубил и сам пропал. Этот лозунг, дорогой товарищ, идет по всему

свету еще от Иоанна Грозного, а Грозный ведь был глубокий человек: ты

возьми данные истории! Желаешь, я тебе предложу кое-что для чтения?

-- Нежелаю,-- говорил секретарь.-- Вы мне скажите другое:

сколько ежедневно пропадало молока всовхозе?Сколькоувас

выдаивалосьизсовхозныхкоровмолока--руками окрестных

кулаков и зажиточных единоличников? Можете ответить?

-- Ну,ещебы!--сообщилУмрищев.--Нашастарушка

Федератовнасовалась,вот,повсюду и говорила мне, что ведер

тысячу. А если б она не совалась, то и до тебя бы дело не дошло

и вопроса такого бы не стояло.

-- Хорошо,--спокойнопроизносилсекретарь,безмолвно

борясьсосвоимсердцем.-- Сколько племенных совхозных коров

кулакиобменялинасвойбеспородныйскот?Присодействии

Божева, конечно!

-- Явэтотсчетневмешивался,--с точностью отвечал

Умрищев.-- Я вел глубокуютактикуидовольнопринципиальную

политику. А именно: пускай хоть кулаки, хоть бедняки, хоть кто,

поменяютнемножкосвоегоскотананаш.Кулака раскулачат,

бедняк войдет в колхоз -- и всесовхозноеплемяпопозжеили

пораньшевсе равно очутится в обобществленном секторе.

А вот в

этом-то и скажетсядоброе,хозяйственноеиведущеевлияние

совхоза на колхозную прицепку. Тебе теперь понятно?

-- Выподлеци дурак,-- тихо сказал секретарь, бледнея от

сдерживаемого страдания.-- Кулак порежет наш племенной скот,а

вашбеспородныйскотпринесетнамодниубытки и повальные

болезни.

-- Какой это ваш и какой это мой скот?-- спросил Умрищев.--

Я имею собственность только в виде идейных мыслей, а некоров,

яношуприсебебилетчленапартии! Ты, брат, особо-то не

суйся!

-- Вы правы,-- говорил секретарь,-- билет членапартиивы

носите при себе. Но я не прав, что сволочь его носит!

Умрищеввскочил во весь рост, желая как можно мужественней

возмутиться, но вдруг икнул два раза подряд от нервногостраха

и заикал далее беспрерывно.

-- Это я... книг начитался. Это я... исторически хочу... Ты

гляди на меня, как...

-- Как на икающего оппортуниста,-- сказал секретарь.

-- Хоть бы... так,-- икая, соглашался Умрищев.

-- Какнавторогоубийцукиргизскойдевушкиикак на

кулацкого мерзавца!

ЗдесьУмрищевпозабыликнутьочереднойразивовсе

освободился от икоты.

Секретарьрайкомаотвелглаза на маленькое окно гуртовой

избы и что-то подумал о летнем дне, блестевшем застеклом.Он

вообразилкрасотувсегоосвещенногомира,котораятяжко

добывается из резкого противоречия, из мучительногосодрогания

материи,вослепшейборьбе,и единственная надежда для всей

изможденной косности -- это пробиться вбудущеечерезистину

человеческогосознания--черезбольшевизм,потомучто

большевизм идет впередивсеймучительнойприродыипоэтому

ближевсехкее радости; горестное напряжение будет на земле

недолго. Секретарь райкома вспомнил затемНадеждуБосталоеву,

чьи черные таинственные волосы, скромный рот и глаза, в которых

постоянностоитнетерпеливоеискреннеечувство, создавали в

секретаре странное и неосновательное убеждение, что эта женщина

одним своим существованием показывает верность линии партии,и

вся голова, туловище, всякое движение Босталоевой соответствуют

коммунизму и обеспечивают его близкую необходимость; Босталоева

быумерлаприторжествекулачества или мелкой буржуазии. Но

секретарь был приучен большевизмомкбеспощадномуразложению

действительности,и он сказал самому себе, не обращая внимания

наУмрищева:"Я,наверно,субъективнолюблюБосталоевуи

наряжаюее в идеологическое подвенечное платье... Я опоздал --

ее надо давно назначить нагурт,пустьонапокажетсебяв

действии, и я полюблю ее сильнее или разлюблю совсем..."

Умрищевтем временем настолько обозлился на все сущее, что

решилуехатьвдальнийсибирскийрайон,сделатьсятам

секретаремиосноватьрайонноенегласное оппортунистическое

царство, в форме Руси Иоанна Грозного илимещерскогоплемени:

всеравноничегонебудет,пускайхоть покой обоснуется в

отдаленном месте, а прожить можно одним пеньковым промыслом или

даже не евши, чем так теоретически мучиться.

Назад Дальше