Да, Господь милосердный, я понял!
- Среди многих миллиардов людей есть один человек, который способен объясняться без слов. Он излучает свои глубочайшие чувства. Свою душу. Мы не знаем на какой волне. Но, может быть, они знают.
- Поэтому Бордман и решил попросить тебя, чтобы ты еще раз кое-что сделал на благо человечества. Чтобы ты полетел к этим чужим существам. Чтобы позволил им принять то, что ты передаешь. Чтобы показал, что мы нечто большее обычных животных.
- Так зачем нужны были все эти бредни о том, чтобы забрать меня на Землю для лечения?
- Приманка. Ловушка. Как-то надо было выманить тебя из лабиринта. Потом бы тебе объяснили, что к чему, и попросили бы о помощи.
- И признались бы, что исцеление ни одним из способов невозможно? И рассчитывали бы, что я хоть пальцем шевельну ради спасения человечества?
- Твоя помощь могла быть и не добровольной, - сообщил Раулинс.
Теперь вся эта эманация излучалась с небывалой силой - ненависть, горечь, зависть, страх, страдание, упрямство, ложь, отвращение, гордость, отчаяние, злоба, безразличие, бешенство, смирение, жал кость, сожаление, боль и гнев, весь фейерверк. Раулинс отшатнулся как опаленный. Мюллер оказался в бездне одиночества. Ложь, ложь, лож, все что было - ложь! Он весь кипел. Говорил немного. Но то, что он чувствовал, само хлынуло из него стремительным, неудержимым потоком.
Он стоял между двумя выступающими вперед фасадами домов и медленно приходил в себя. Потом спросил:
- Значит, Бордман сунул бы меня в пасть этим чужакам даже вопреки моей воле?
- Да. Он сказал, что дело слишком серьезное, чтобы оставлять тебе свободу выбора. Твое желание или нежелание не играли бы никакой роли.
Мюллер сказал утвердительно, с жертвенным спокойствием:
- И ты принимаешь в всем этом участие. Я только не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь?
- Я отказался.
- Ну конечно же.
- Нет, в самом деле. Да, я принимал в этом участие. Шел рука об руку с Бордманом... верно, я говорил тебе все эти враки. Но я не знал финала... того, что у тебя не окажется выбора. Я должен был прибежать сюда. Я не могу этого допустить. Я был обязан сказать правду.
- Как я признателен. Значит, теперь у меня есть альтернатива, так, Нед? Я могу позволить увести себя отсюда и еще раз оказаться козлом отпущения для Бордмана... или могу прямо сейчас, вот в эту минуту отправиться на тот свет и послать ко всем чертям все человечество.
- Нет, не говори так! - взволнованно вскрикнул Раулинс.
- А почему? Выбор-то у меня такой, раз уж ты по доброте душевной открыл мне глаза на происходящее, я могу выбирать то, что мне по вкусу. Ты вынес мне смертный приговор, Нед!
- Нет!
- А как это иначе назвать? Я должен позволить снова собой воспользоваться?
- Ты мог бы... сотрудничать с Бордманом, - сказал Раулинс и облизнул губы. - Я знаю, это звучит по-дурацки, но ты мог бы показать ему, какого склада ты человек. Забыть о своей обиде. Поставить другую щеку. Помнить, что Бордман же не все человечество. Существуют миллиарды ни в чем не повинных людей...
- Господи, прости им, ибо они не ведают, что творят.
- Вот именно!
- И каждый из этих миллиардов людей бросился бы бежать от меня, стоит только к нему приблизиться.
- Ну и что? Здесь ничего не поделаешь! Но ведь все эти люди такие же, как и ты!
- И я один из них? Только они почему-то не думали об этом, когда отвернулись от меня!
- Ты мыслишь не логично.
- Да, я мыслю не логично. И по другому не собираюсь. Если даже допустить, что я полетел бы как посол к этим радиосуществам и мог бы тем хоть чуточку повлиять на судьбы человечества... во что, впрочем, я никогда не поверю... то я с величайшей радостью отказываюсь от этой чести. Благодарю, что ты предупредил меня.
Теперь, когда я наконец-то знаю, что вам от меня нужно, я нашел решение тех вопросов, которые постоянно задавал себе. Я знаю тысячи мест, где смерть приходит мгновенно и, вроде бы, безболезненно. Так что пусть Чарльз Бордман договаривается с этими иногалактянами сам. А я...
- Дик, прошу тебя, не двигайся, - сказал Бордман, стоя в каких-то тридцати метрах от Мюллера.
12
Как это все неприятно и, однако, необходимо, думал Бордман, ни сколько не удивленный тем, какой оборот приняли события. В своем первичном анализе он предусматривал два одинаково правдоподобных варианта: или Раулинс согласится ложью выманить Мюллера из лабиринта, или Раулинс взбунтуется окончательно и выложит ему всю правду. Он был готов как к одному, так и к другому.
Из зоны "Ф" он пришел в сердце лабиринта вслед за Раулинсом, чтобы овладеть ситуацией, пока это еще возможно. Он знал, что самоубийство может оказаться одной из реакций Мюллера. Мюллер ни в коем мере не покончил бы с собой от отчаяния, но разве не мог бы сделать это из мести? С Бордманом пришли Оттавио, Дэвис, Рейнольдс и Гринфилд. Хостин и остальные дежурили в наружных зонах. Люди Бордмана были вооружены.
Мюллер повернулся. Лицо его выражало удивление.
- Прости, Дик - сказал Бордман. - Но мы вооружены и вынуждены поступать так.
- У тебя что, совсем нет совести? - спросил Мюллер.
- Там, где речь идет о безопасности Земли - нет.
- Это я уже давно понял. Но я все-таки думал, что ты человек, Чарльз. Жаль, я не знал тебя лучше.
- Я бы предпочел, чтобы не возникало такой необходимости. Но что поделаешь, если я не вижу другого выхода. Пойдем с нами.
- Нет.
- Ты не можешь отказаться. Парнишка объяснил тебе всю ситуацию. Мы и так виноваты перед тобой больше, чем можем искупить. Дик, не стоит увеличивать счет. Прошу тебя.
- Я не улечу с Лемноса. Я не считаю, что у меня есть какие-то обязанности перед человечеством. Я не стану выполнять ваше задание.
- Дик...
Мюллер сказал:
- В пятидесяти метрах к северу от того места, где я стою, есть яма, полная огня.. Я пойду туда. И через десять секунд не останется никакого Ричарда Мюллера. И его несчастное существование подойдет к концу, а Земля станет ничем не хуже, если бы он вообще не получил своих неприятных качеств. С какой стати мне позволять, чтобы меня для чего-то там использовали?
- Если ты хочешь умереть, - сказал Бордман, - то почему бы тебе не отложить это на пару месяцев?
- Нет, я не собираюсь работать на вас.
- Но это не детство. Последний грех, в котором бы я мог тебя заподозрить.
- Детством с моей стороны была мечта о звездах, - сказал Мюллер. - Я здесь попросту ни при чем. Что касается меня, Чарльз, это пусть эти иногалактические выродки тебя хоть живьем съедят. Ведь тебе не захотелось бы стать рабом, верно? Что-то в моем мозгу будет продолжать существовать, что-то будет кричать, молить об освобождении, но радио не перестанет диктовать тебе, что надо поднять руку, как поставить ногу. Жаль, что я до этого не доживу и не увижу. Но что бы там ни было, я иду к огненной яме. Ты не хочешь пожелать мне счастливого пути? Подойди, дай я коснусь твоего плеча. Прежде чем меня не станет, позволь я покажу тебе мою душу. В первый и последний раз. И перестану надоедать всем вам. - Мюллер дрожал. Лицо его лоснилось от пота. Верхняя губа вздрагивала.
Бордман предложил:
- По крайней мере, прогуляемся со мной в зону "Ф". Там посидим спокойно, поговорим, коньячком побалуемся.
- Посидим? - Мюллер рассмеялся. - Да ты же сбежишь. Не выдержишь.
- Мне надо поговорить с тобой.
- А я с тобой разговаривать не желаю! - категорически заявил Мюллер.
Он сделал один неловкий шаг в северо-западном направлении. Его крупное сильное тело казалось сейчас вялым и скорчившимся, словно мышцы напрасно работали под оболочкой опавшей кожи. Но он сделал следующий шаг.
Бордман наблюдал.