– Эй, Барни, – крикнул Текс, появляясь на вершине холма, – ты нужен в хижине! Там производственное совещание.
– Ты как раз вовремя, Текс. Оставайся с Джино и присмотри за ним.
– Я прилипну к нему как банный лист. Va buona, et cumpa![8]
Джино вопросительно посмотрел на него.
– Vui sareste italiano?[9]
Текс засмеялся.
– Я? Нет, я американо, но у меня полно родственников-макаронников вдоль всего Неаполитанского залива.
– Di Napoli! So’ napoletano pur’io![10] – радостно закричал Джино.
Оставив Джино и Текса, которые восторженно жали друг другу руки и вспоминали общих знакомых, Барни направился к хижине. Свесив ноги, в кузове грузовика сидел Даллас. В его руке дымилась сигарета.
– Все уже там, – сказал он, – а я решил для верности присмотреть за грузовиком, чтобы было на чем ехать обратно. Лин сказал, чтобы ты сразу заходил.
Барни без всякого энтузиазма взглянул на низкую дверь, ведущую в хижину. Она была приоткрыта, и из щели шло больше дыма, чем из отверстия в крыше, служившего дымоходом.
– Не спускай глаз с машины, – вырвалось у Барни. – В такой дыре не хватает только этих неприятностей.
– И я подумал то же самое, – пробормотал Даллас и извлек из кармана автоматический пистолет. – Десять зарядов. И я стреляю без промаха.
Широко распахнув дверь, Барни нагнулся и вошел в хижину. Дым, что поднимался от тлеющего очага, висел на уровне его головы серой пеленой, и Барни был почти рад этому, так как запах дыма заглушал остальные ароматы, щедро наполнявшие помещение. Принюхавшись, Барни различил запах тухлой рыбы, смолы, пота и еще множество других, которые ему и распознавать не хотелось. В первое мгновение он почти ослеп, попав в полутьму после яркого солнечного света, потому что единственными источниками освещения в хижине были открытая дверь и несколько отверстий, пробитых в стенах.
– Jaeja, hunningi! Pu skalt drekka meo mer![11]
Хриплый голос Оттара потряс воздух, и, когда Барни немного освоился в полумраке, он смог различить группу людей, сидящих вокруг стола из толстых досок. У одного его конца сидел Оттар, колотивший по столу кулаком.
– Он хочет, чтобы ты выпил с ним, – сказал Лин. – Это очень важный шаг, гостеприимство, хлеб-соль, понимаешь?
– Ol![12] – рявкнул Оттар, поднимая небольшой бочонок с земляного пола.
– Выпил чего? – спросил Барни, глядя в темноту.
– Эля. Они делают эль из ячменя – это у них основная культура. Эль – изобретение северных германских племен, можно сказать, предок нашего пива. Даже само слово дошло до нас, правда, в слегка измененном виде…
– Drekk![13] – приказал Оттар, наливая до краев рог и протягивая его Барни.
Присмотревшись, Барни увидел, что это действительно коровий рог, изогнутый, потрескавшийся и далеко не первой чистоты. Йенс Лин, профессор и Эмори Блестэд также держали в руках по рогу. Барни поднес рог к губам и сделал глоток. Жидкость была кислой, водянистой, выдохшейся и ужасной на вкус.
– Замечательно! – сказал он, надеясь, что в темноте выражение его лица не будет видно.
– Jа, gott ok vel![14] – согласился Оттар, и новая порция отвратительной жидкости хлынула в рог Барни, перелилась через край и потекла по его руке.
– Если тебе не нравится напиток, – глухим голосом произнес Эмори, – то подожди, когда очередь дойдет до еды.
– Вот как раз что-то несут.
Профессор показал на дальний угол комнаты, где кто-то из слуг копался в большом деревянном сундуке. Выпрямившись, слуга пнул один из темных холмиков, разбросанных по земляному полу. Раздалось обиженное мычание.
– Скот?.. – удивился Барни.
– Вот именно. Его держат в доме, – разъяснил Эмори. – Он придает здешней атмосфере особо тонкий аромат.
Слуга, которому длинные светлые волосы, ниспадавшие до плеч и закрывавшие глаза, придавали сходство с неухоженной овчаркой, направился к столу, сжимая в своих почерневших от грязи лапах по какой-то большой глыбе. Подойдя, он бросил глыбы на стол перед Барни, и они стукнулись о дерево, словно камни.
– Что это такое? – спросил Барни, подозрительно скосив глаза на лежащие перед ним глыбы. Одновременно он переложил рог в другую руку и пытался вытряхнуть ручеек эля из рукава своего пиджака.
– Слева – это сыр местного производства, а справа – кнекброд, твердый хлеб, – пояснил Йенс Лин. – А может быть, наоборот.
Барни попробовал их надкусить, вернее, постучал зубами по их гранитной поверхности.
– Великолепно, просто великолепно, – сказал он, бросая их обратно на стол и глядя на светящийся циферблат своих часов. – Освещение меняется, и скоро нам нужно отправляться. Мне бы хотелось поговорить с тобой, Эмори, давай выйдем на улицу, если только ты можешь оторваться от пира.
– С удовольствием, – ответил Эмори.
Содрогаясь от отвращения, он допил эль и выплеснул остатки на пол.
Солнце село за полоску льдистых облаков, и с моря подул холодный ветер; Барни зябко поежился и поглубже засунул руки в карманы.
– Мне нужна твоя помощь, Эмори, – сказал он. – Составь список всего необходимого для съемки фильма на местности в этой обстановке. По-видимому, здесь не удастся воспользоваться местными ресурсами по части съестного…
– Клянусь богом, ты прав!
– …поэтому придется все захватить с собой. Кроме того, я хочу смонтировать фильм прямо здесь, так что в одном из прицепов должно быть помещение для монтажа.
– Ты хочешь нажить себе неприятности, Барни. Да здесь даже черновой монтаж и то не осилишь. А как с тренировкой? А музыка?
– Мы сделаем все, что можем. Наймем композитора и пару музыкантов, может быть, используем местный оркестр.
– Представляю себе местную музыку!
– Неважно, если потом придется изменить почти все звуковое сопровождение. Мы должны привезти готовый фильм, вот что важно…
– Мистер Хендриксон, – позвал Йенс Лин, открывая дверь и подходя к ним. Он порылся в нагрудном кармане своей охотничьей куртки и протянул Барни измятый конверт. – Я только что вспомнил, меня просили передать вам записку.
– Что еще такое? – спросил Барни.
– Не имею представления. Насколько мне известно, она конфиденциальна. Ваша секретарша передала ее мне, как раз когда мы отправлялись.
Барни разорвал конверт. Внутри был лист желтой бумаги с коротким машинописным текстом, гласившим:
Л. М. СООБЩИЛ ПО ТЕЛЕФОНУ: ОПЕРАЦИЯ ОТМЕНЯЕТСЯ, ВСЯ РАБОТА ПО СЪЕМКЕ ФИЛЬМА ПРЕКРАЩАЕТСЯ. ПРИЧИНА НЕ УКАЗАНА.
Глава 6
Барни отшвырнул от себя журнал, однако его обложка прилипла к руке и наполовину оторвалась. Он нетерпеливо отодрал от ладони бумагу и еще раз пожалел о том, что у него не хватило времени помыть руки после викингова пива. Надо же – съемка отменяется!
– Мисс Закер, – сказал он, – Л. М. ждет меня. Он так сказал. Он оставил записку. Я уверен, что он с нетерпением ожидает…
– Мне очень жаль, мистер Хендриксон, но он дал мне самые строгие указания ни в коем случае не беспокоить его во время совещания. – Пальцы секретарши на мгновение замерли над клавишами машинки, и даже челюсти прекратили жевательные движения. – Как только представится возможность, я сейчас же сообщу о том, что вы ждете. – Стук машинки возобновился, и в такт с ним опять начали двигаться челюсти.
– Вы могли бы, по крайней мере, позвонить ему и сообщить о моем приходе.
– Мистер Хендриксон! – воскликнула секретарша тоном матери-настоятельницы, облыжно обвиненной в содержании публичного дома.
Барни вышел в коридор, выпил воды, затем вымыл липкие ладони. Когда он вытирал руки о лист бумаги, раздалось жужжание интеркома, и мисс Закер кивнула ему.
– Теперь можете войти, – сказала она ледяным тоном.
– Что случилось, Л. М.? – спросил Барни, едва переступив порог. – Что значит эта записка?
Сэм сидел в своем кресле чурбан чурбаном, а напротив него съежился на стуле взопревший Чарли Чанг. Выражение лица у него было разнесчастное.
– Что это значит, а? Он еще спрашивает, что это значит! Это значит, что ты, Барни Хендриксон, провел меня за нос. Ты добился от меня согласия на съемку фильма, когда у тебя даже сценария не было.
– Ну конечно, у меня нет сценария! Как у меня может быть сценарий, когда мы только что решили делать фильм? Ведь это же чрезвычайный случай, правда?
– Правда, правда. Но чрезвычайный случай – это одно дело, а съемка фильма без сценария – совсем другое. Может быть, во Франции и делают фильмы по принципу тяп-ляп, так что не поймешь, есть у них сценарий или нет. Но в нашем «Клаймэктике» так дела не делаются!
– Да, непорядок, – согласился Сэм.
Барни изо всех сил пытался сохранить самообладание.
– Послушайте, Л. М., будьте благоразумны. Ведь это критический момент, вы забыли? Утопающий хватается за соломинку. Особые обстоятельства…
– То есть банк. Называй вещи своими именами. Теперь это можно.
– Не будем уточнять, потому что мы еще можем провести их. Мы можем сделать картину. Вы вызвали моего сценариста…
– У него нет сценария.
– Конечно, у него нет сценария. Только вчера вы и я окончательно договорились об идее фильма. Теперь, когда вы поговорили с ним и объяснили ему свои требования…
– У него нет сценария.
– Ради бога, Л. М., выслушайте меня. Чарли – хороший сценарист, вы сами его нашли и взрастили. Если кто-то может сделать то, что нам требуется, так это старый добрый Чарли. Если бы сейчас у вас в руках был сценарий этого фильма, написанный Чарли Чангом, вы ведь дали бы разрешение на съемки, верно?
– У него нет сце…
– Л. М., вы не слушаете меня. Если. Это важное слово. Если бы я сейчас вошел в кабинет и вручил вам написанный Чарли Чангом сценарий этого эпохального фильма под названием… под названием «Викинг Колумб», дали бы вы разрешение на его производство?
На лице Л. М. застыло непроницаемое выражение. Он взглянул на Сэма, который едва заметно опустил голову.
– Да, – тотчас же ответил Л. М.
– Ну вот, дело пошло на лад, – поспешно подхватил Барни. – Если я передам вам этот сценарий через час, вы дадите «добро» на производство фильма? Никакой разницы, верно?
Л. М. пожал плечами.
– Ну хорошо, для меня – никакой. Ну а какая для тебя разница?
– Ждите меня здесь, Л. М., – Барни вскочил и, схватив удивленного Чарли Чанга за рукав, потащил его в коридор. – Поговорите с Сэмом о бюджете, выпейте по коктейлю. Я вернусь ровно через час. «Викинг Колумб» уже почти готов к производству.
– У меня есть знакомый психиатр, который принимает вечером, – сказал Чарли, едва за ними захлопнулась дверь кабинета. – Поговори с ним, Барни, а? Мне приходилось слышать много скоропалительных обещаний в нашем скоропалительном деле, но такого…
– Помолчи, Чарли. Тебе предстоит большая работа. – Барни, не переставая говорить, вывел упиравшегося сценариста в коридор. – Скажи, сколько времени потребуется тебе на то, чтобы состряпать черновой вариант сценария для этого фильма, если работать на полную катушку? Сколько времени?
– Это огромная работа. По крайней мере, шесть месяцев.
– Отлично. Шесть недель. Концентрация усилий, первоклассный материал.
– Я сказал не недель, а месяцев.
– Если тебе понадобится шесть месяцев, у тебя будет шесть месяцев. Поверь моему слову, у тебя будет столько времени, сколько тебе потребуется. И кроме того, спокойное, тихое место для работы. – Они проходили мимо висевшей на стене фотографии, и Барни, внезапно остановившись, ткнул в нее пальцем. – Вот здесь. Остров Санта-Каталина. Масса солнечного света, освежающая морская ванна особенно приятна, когда у тебя мозги пересохнут.
– Я не смогу там работать, Барни. Остров полон людей, ночью в каждом доме вечеринки с танцами.
– Это ты так думаешь. А тебе понравится работать на Санта-Каталине, если вокруг не будет ни души и весь остров будет принадлежать тебе одному? Подумай только, что можно написать в таких условиях?
– Барни, честное слово, я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Поймешь, Чарли. Через несколько минут все поймешь. Пятьдесят стопок бумаги, ящик копирки, стул – один, стол для пишущей машинки – один, пишущая машинка…
– Это допотопный образец, Барни, – прервал его Чарли. – На этом античном чуде приходится самому нажимать на клавиши. Я могу работать только на электрической модели Ай-Би-Эм.
– Боюсь, что в той части острова, где разместится твой лагерь, снабжение электричеством будет не очень надежным. Ничего, ты сам увидишь, с какой быстротой твои пальцы обретут прежнюю сноровку, – утешил его Барни. Когда в кузов грузовика впихнули огромный сундук, Барни поставил галочку в длинном списке. – Один комплект сафари.
– Один комплект чего?
– Один комплект сафари «сделай сам» из отдела бутафории и реквизита. Палатка, складная постель, стулья, сетки от москитов, походная кухня – и все в отличном рабочем состоянии. Ты расположишься с удобствами, как доктор Ливингстон, только в два раза комфортабельнее. Пятидесятигаллонные бочки с водой – три, часы-табель пружинные с набором карточек – один комплект.
Ничего не понимая, Чарли Чанг смотрел на то, как самые разнообразные вещи одна за другой исчезают в кузове армейского грузовика. Все происходившее было бессмыслицей, включая седого старикашку позади всего этого барахла, который колдовал над радиоустановкой из фильма о Франкенштейне. Когда в кузов погрузили древние красного дерева часы-табель с римскими цифрами на циферблате, Чарли схватил Барни за руку.
– Ничего не понимаю, а уж это и вовсе. Зачем мне часы-табель?
– Профессор Хьюитт объяснит тебе все самым подробным образом через несколько минут, а пока прими мои слова на веру. Часы играют важную роль, ты в этом убедишься. Не забудь пробивать карточку каждое утро.
– Мистер Хендриксон, – послышался голос его секретарши, – вам здорово повезло. – Она появилась в дверях пакгауза, ведя за руку озадаченного негра в белом халате и высоком поварском колпаке. – Вы сказали, что вам нужен повар, причем немедленно, и я тут же отправилась на кухню и нашла там Клайда Роулстона. Оказалось, что он не только повар, но знает стенографию и машинопись.
– Ты настоящий ангел, Бетти. Закажи еще одну машинку…
– Сейчас ее доставят. А как с аптечкой «Скорой помощи»?
– Уже погрузили. Ну, тогда все. Клайд, это Чарли, Чарли, это Клайд. Позже вы сумеете познакомиться поближе. А теперь, пожалуйста, залезайте оба в грузовик.
– Я полезу, как только мне объяснят, что здесь происходит, – заявил Клайд, бросив на Барни вызывающий взгляд.
– Чрезвычайное положение, вы нужны «Клаймэктику», и я уверен, что вы оба, как преданные служащие, поможете нашей компании. Профессор Хьюитт вам все объяснит. Это займет немного времени. Обещаю вам, что мы с вами увидимся на этом свете ровно через десять минут по моим часам. А теперь, если вы перелезете через эти ящики, я подниму задний борт.
Успокоенные уверенным голосом Барни, они влезли в кузов, и профессор Хьюитт наклонился через их плечи к Барни.
– Мне кажется, кембрийский период подходит больше всего, – сказал он. – Знаете, ранний палеозой. Здоровый, умеренный климат, тепло и уютно, позвоночные еще не появились, так что опасность не угрожает. Моря кишат простыми трилобитами. Хотя для продолжительного пребывания, пожалуй, слишком тепло. Может быть, немного позже, в девонский период. Достаточно большие позвоночные все еще не появились…
– Профессор, вы специалист, поступайте, как считаете нужным. Нам предстоит масса работы, по крайней мере в нашем временнoм отрезке. Доставьте их на Каталину, выгрузите со всем барахлом, затем передвиньтесь на шесть недель вперед и доставьте обратно. Барахло бросьте на острове, оно может нам понадобиться позднее. Отправляйтесь, у нас осталось всего пятнадцать минут.