“Правый глазной (рабочий) зуб графа Дракулы Задунайского” (я не Кювье, но, судя по этому зубу, граф Дракула Задунайский был человеком весьма странным и неприятным). “След обыкновенный и след вынутый. Гипсовые отливки” (следы, по-моему, не отличались друг от друга, но одна отливка была с трещиной). “Ступа на стартовой площадке. IX век” (мощное сооружение из серого пористого чугуна). “Змей-Горыныч, скелет, в наст. вел.” (похоже на скелет диплодока с тремя шеями). “Схема работы огнедышащей железы средней головы”. “Сапоги-скороходы гравигенные, действующая модель” (очень большие резиновые сапоги). “Ковер-самолет гравизащитный. Действующая модель” (ковер примерно полтора на полтора с черкесом, обнимающим младую черкешенку на фоле соплеменных гор).
Я дошел до стенда “Развитие идеи философского камня”, когда в зале вновь появились сержант Ковалев и Модест Матвеевич. Судя по всему, им так и не удалось сдвинуться с мертвой точки. “Вы это прекратите”, — вяло говорил Модест. “У меня приказ”, — так же вяло ответствовал Ковалев. “Наш пятак на месте…” — “Вот пусть старуха явится и даст показания…” — “Что же мы, по: вашему, фальшивомонетчики? — “А я этого и не говорил…” — “Тень на весь коллектив…” — “Разберемся…” Ковалев меня не заметил, а Модест остановился, мутно осмотрел с головы до ног, а затем поднял глаза, вяло прочитал вслух надпись на табличке: “Гомункулус лабораторный, общий вид”, — и пошел дальше.
Я двинулся за ним, предчувствуя нехорошее. Роман ждал нас у дверей.
— Ну как? — спросил он.
— Безобразие, — вяло сказал Модест. — Бюрократы.
— У меня приказ, — упрямо повторил сержант Ковалев уже из прихожей.
— Ну выходите, Роман Петрович, выходите, — сказал Модест, позвякивая ключами.
Роман вышел. Я сунулся было за ним, но Модест остановил меня.
— Я извиняюсь, — сказал он. — А вы куда?
— Как куда? — сказал я упавшим голосом.
— На место, на место идите.
— На какое место?
— Ну где вы там стоите? Вы, извиняюсь, хамункулус? Ну и стойте, где положено…
Я понял, что погиб. И я бы, наверное, погиб, потому что Роман, по-видимому, тоже растерялся, но в эту минуту в прихожую с топотом и стуком ввалилась Наина Киевна, ведя на веревке здоровенного черного козла. При виде сержанта милиции козел взмемекнул дурным голосом и рванулся прочь. Наина Киевна упала. Модест кинулся в прихожую, и поднялся невообразимый шум. С грохотом покатилась пустая кадушка. Роман схватил меня за руку и, прошептав: “Ходу, ходу!..”, бросился в мою комнату. Мы захлопнули за собой дверь и навалились на нее, тяжело дыша. В прихожей кричали:
— Предъявите документы!
— Батюшки, да что же это!
— Почему козел?! Почему в помещении козел?
— Мэ-э-э-э-э…
— Вы это прекратите, здесь не пивная!
— Не знаю я ваших пятаков и не ведаю!
— Мэ-э-э!.. — Гражданка, уберите козла!
— Прекратите, козел заприходован!
— Как заприходован?!
— Это не козел! Это наш сотрудник!
— Тогда пусть предъявит!..
— Через окно — и в машину! — приказал Роман.
Я схватил куртку и выпрыгнул в окно. Из-под ног моих с мявом шарахнулся кот Василий. Пригибаясь, я подбежал к Машине, распахнул дверцу и вскочил за руль. Роман уже откатывал воротину.
Мотор не заводился. Терзая стартер, я увидел, как дверь избы распахнулась, из прихожей вылетел черный козел и гигантскими прыжками помчался прочь куда-то за угол. Мотор заревел. Я развернул машину и выкатился на улицу. Дубовая воротина с треском захлопнулась. Роман вынырнул из калитки и с размаху сел рядом со мной.
— Ходу! — сказал он бодро. — В центр!
Когда мы поворачивали на Проспект Мира, он спросил:
— Ну как тебе у нас?
— Нравится, — сказал я. — Только очень шумно.
— У Наины всегда шумно, — сказал Роман. — Вздорная старуха.
Она тебя не обижала?
— Нет, — сказал я. — Мы почти и не общались.
— Подожди-ка, — сказал Роман, — Притормози.
— А что?
— А вон Володька идет. Помнишь Володю?
Я затормозил. Бородатый Володя влез на заднее сиденье и, радостно улыбаясь, пожал нам руки.
— Вот здорово! — сказал он. — А я как раз к вам иду!
— Только тебя там и не хватало, — сказал Роман, — А чем все кончилось?
— Ничем, — сказал Роман.
— А куда вы теперь едете?
— В институт, — сказал Роман.
— Зачем? — спросил я.
— Работать, — сказал Роман.
— Я в отпуске.
— Это неважно, — сказал Роман. — Понедельник начинается в субботу, а август на этот раз начнется в июле!
— Меня ребята ждут, — сказал я умоляюще.
— Это мы берем на себя, — сказал Роман. — Ребята абсолютно ничего не заметят.
— С ума сойти, — сказал я.
Мы проехали между магазином № 2 и столовой № 11.
— Он уже знает, куда ехать, — заметил Володя.
— Отличный парень, — сказал Роман. — Гигант!
— Он мне сразу понравился, — сказал Володя.
— Видимо, вам позарез нужен программист, — сказал я.
— Нам нужен далеко не всякий программист, — сказал Роман.
Я затормозил возле странного здания с вывеской “НИИЧАВО” между окнами,
— Что это означает? — опросил я. — Могу я по крайней мере узнать, где меня вынуждают работать?
— Можешь, — сказал Роман. — Ты теперь все можешь. Это Научно-Исследовательский Институт Чародейства и Волшебства. Ну что же ты стал? Загоняй машину!
— Куда? — спросил я.
— Ну неужели ты не видишь?
И я увидел.
Но это уже совсем другая история.
В настоящее время авторы заканчивают работу над повестью “Понедельник начинается в субботу”. “Суета вокруг дивана” является первой частью этой повести. (Прим. ред.)
ВЛАДИМИР САВЧЕНКО
АЛГОРИТМ УСПЕХА
Все талантливые люди пишут по-разному. Все бездарные — одинаково и даже одинаковый почерком.
И. Ильф, Записные книжка
1. ДВА РАЗГОВОРА С ДИРЕКТОРОМ
25 марта в кабинет директора Института вычислительной техники академика Пантелеева решительно вошли два инженера из отдела машинных расчетов: худощавый рыжеволосый Володя Кайменов и плотный, невозмутимо круглолицый Сергей Малышев.
— Валентин Георгиевич, мы просим вас принять на хранение этот пакет, — пронзительно глядя на академика зелеными глазами, сказал Кайменов.
Пантелеев прикинул на руку небольшой конверт, на котором была крупно написана дата: “25 марта 196… года” — и больше ничего.
— О, под сургучной печатью! — Он присмотрелся. — С номером тридцать четыре от двери машинного зала… А что в нем?
Инженеры замялись. Кайменов посмотрел на Малышева. Тот индифферентно повел широкими плечами: мол, ты это затеял, ты и выкручивайся.
— В нем некоторые бумаги… которые… Валентин Георгиевич! Мы потом все расскажем. Даже больше: вы сами распечатаете этот пакет и ознакомитесь с его содержанием.
— Что ж, — улыбнулся академик, доставая из кармана ключ от сейфа, — пусть полежит. Я тоже люблю тайны.
Второй разговор между Валентином Георгиевичем и Кайменовым состоялся десять дней спустя, четвертого апреля. На этот раз Кайменов был разыскан и доставлен в кабинет с помощью секретарши Зоечки. Пантелеев яростно вышагивал по кабинету.
— Послушайте, Владимир… э-э… Михайлович, что вы там нагородили на межинститутском семинаре? Я имею в виду ваше сообщение “Организация труда исследователя”. Прежде надо дело сделать, а потом, прошу прощения, бить в колокола.