Трудно определить социальный и культурный состав монастырей, но мы знаем, что среди монахов Мармутье «было много знатных людей»; что аббаты Лерина, занимавшие епископские кафедры, обладали достаточным образованием, чтобы вести богословские споры и наслаждаться духовным общением с блестящими представителями галло-римской культуры. Отличительною чертой монастырей IV–V и следующих веков можно считать аристократизм их состава и, во всяком случае, если не численное, то моральное преобладание высших классов общества. А вместе с магнатами проникла в монастыри и духовная культура эпохи, по существу, аристократическая. Укоренялись традиционные навыки и приёмы преподавания, традиционные содержание и форма его. Иероним не мог забыть красот Цицерона даже под палящим солнцем Сирийской Фиваиды, и кто старался забыть его, тот всё же невольно поддавался его стилю и его литературным заветам. Привыкший в миру к тонкостям стиля, вжившийся в мир римской мифологии и традиции римской литературы, магнат не мог забыть их и в пустыне, читая Иеронимов перевод Библии, вспоминая старые эстетические наслаждения за вызывающими их произведениями Августина. Так с самых начал своих западное монашество воспринимает и хранит духовную культуру падающей римской империи, будучи не в силах её христианизировать, удалить из неё все языческие красоты подобно тому, как иудей обстригает волосы и ногти жене язычнице.
5. Монастыри возникали везде, вне зависимости друг от друга создаваемые общим аскетическим течением. Естественно, что не было и единообразной организации монашеской жизни. Всё находилось ещё в движении, в процессе становления. Обнаружилась лишь общая и сильная тенденция к воспроизведению на Западе форм восточного монашества. Но различны были источники, из которых почерпались сведения о формах совершенной жизни, осуществлённых восточными пустынниками, и различно преломлялся идеал Востока в уме многочисленных основателей монастырей, в неравной мере преобразовывался ими. «Мы видим перед собою, – говорил Кассиан, – почти столько же образов жизни, сколько монастырей и келий». В одних общежитиях, как в Лерине, довольствовались подражанием жизни египетских еремитов в общей форме под руководством сначала Гонората, потом обычая, и, видимо, не испытывали нужды в писаном уставе. В других клали в основу жизни устав Пахомия, переведённый Иеронимом, или видоизмененный устав Василия Великого. Иногда руководились сразу обоими уставами, или часть монахов данного общежития следовала предписаниям Пахомия, другая – Василия. Создавались и новые уставы. Так, в женских монастырях был распространён «Устав Августина», собственно говоря, изложенные им в письме к монахиням мысли о монастырской жизни. Рядом с этим «Правилом» стояло Правило Цезария Арльского, сочетавшего постановления Василия Великого с положениями Августина, и другие.
Такое состояние монашества более всего должно было затрагивать и волновать его приверженцев и идеологов. Для того чтобы монашество могло занять в христианском обществе и Церкви то место, которое они ему готовили, было необходимо известное единообразие монашеской жизни, признаваемые всеми основы её. Нужно было известным образом примирить и сочетать часто противоречившие одни другим идеалы анахоретства и монашеского общежития. И не всё создавшееся на Востоке подходило к климату и условиям жизни Запада. Чувствовалась потребность в кодификации монастырских уставов. И первую попытку в этом направлении сделал Кассиан (род. ок. 360 г.). Он хорошо знал Восток: Палестину, где провёл некоторое время в одном вифлеемском монастыре, и Нижний Египет, с жизнью монахов которого ознакомился в течение своих семилетних странствий по нём. Пребывание же в Константинополе и дружба с Иоанном Златоустом позволили Кассиану ближе узнать и василианское монашество.
Кассиан – одушевлённый идеолог монашества.
«Цель исповедания – Царство Божие; назначение же наше – чистота сердца, без которой никто не может достигнуть этой цели». В двух своих сочинениях Кассиан излагает всё, «касающееся внешних обязанностей человека и установления общежительного», и (в другом) «касающееся жизни (disciplinam) внутреннего человека, совершенства сердца, жизни и учения анахоретов». Монашеский идеал рисовался Кассиану в чертах восточного пустынножительства. Но, придавая значение местным условиям – климату и общественной жизни, он старался должным образом видоизменить основы монашества, приспособить его к Западу. Так, описав одежду египетских монахов, Кассиан замечает: «Мы должны соблюдать лишь то, что допускается положением (situs) места или провинции». Носить одну тунику не позволяет суровая зима, другие же особенности одежды анахоретов не послужат поучению мирян, а вызовут только смех. Примыкая к идеалу египетских лавр, Кассиан выдвигает еремитскую сторону монашества. Монахи должны работать в отдельных кельях. Но Кассиан против излишеств аскезы, против вериг, мешающих работать и вселяющих гордыню, против чрезмерного поста. Точнее регламентируя монашескую жизнь, он введением утрени доводит число суточных молений до семи, и – опять смягчение египетских нравов – вместо одной вечерней еды вводит две еды в день (prandium и coena). Монастырь огораживается от мира, но в нём особенное значение придается труду, по условиям Запада долженствующему приблизить его к обществу, и выход из общежития ещё открыт для желающего: нет так называемой stabilitas loci.
Как дающие полную и детальную картину жизни монашества, как приспособляющие близкий всем восточный идеал к условиям Запада, сочинения Кассиана дают теоретическое завершение западному монашеству в первый период его существования. Они делаются настольною книгою средневекового монаха, читаемою во многих монастырях во время обеда братьев, рекомендуемою самим Бенедиктом. Но они были бессильны устранить многоуставие, не конкретизируя в ясной и краткой форме мысли их автора, слишком громоздкие и обширные, чтобы стать уставом. Правда, друг Кассиана епископ лионский Евхерий составил краткое извлечение из его сочинений, так называемый «Устав Кассиана», который и получил некоторое распространение и оказал влияние на другие уставы. Но для того, чтобы добиться безраздельного господства, мало было уважаемого и прекрасного «Правила», нужна была ещё власть, способная провести его признание всеми общежитиями. Единственной такою универсальною властью было папство, а оно отдало предпочтение уставу Бенедикта. Но от этого не умалилось значение труда Кассиана, впервые в ясной и логичной форме изложившего принципы монашества. Устав Бенедикта ограничивался только самыми общими положениями, и, для того чтобы углубиться в монашеский идеал, для того чтобы должным образом понять самый бенедиктинский устав, необходимо было обращаться к сочинениям Кассиана.
Глава III. Бенедикт и его устав
1. О жизни «отца западного монашества» мы осведомлены очень плохо. Его биограф папа Григорий Великий посвятил свой труд больше чудесам, чем жизни святого. Бенедикт родился в конце V века (традиция считает годом его рождения 480) в Нурсии (теперь Норчья), около Сполето, в знатной семье, которую предание ставит в связь со славным римским родом Анициев. В школах Рима святой получил обычное для того времени литературно-риторическое образование, блестящих представителей которого видел V век. Но скоро Бенедикт «презрел научные занятия» – «зная незнающий и мудро неучёный», бежал он от соблазнов мира, особенно ярко проявлявшихся в таком городе, как Рим, в Абруццы, в Эффиде (теперь Альфидена), а оттуда в дикую местность около речки Тевдоне – Субиако.