– А мог бы этим не ограничиться, надо было пощупать все, что мне хотелось, ведь твой язык был у меня аж в горле, дорогуша.
– Не ври. Я это просто ненавижу.
Хэнк уже овладел собой, засмеялся и, обойдя ее, заглянул ей в лицо.
– Ну нет, милочка, не притворяйся. Вовсе нет. – Он шлепнул ее. – Не можешь ты это ненавидеть, или я ничего ни в чем не понимаю. Ты это обожаешь.
Маргарет так рванулась к нему, что свалила бы с ног, но Хэнк отпрянул и дико заржал. Ему доставило немало удовольствия ее раздражение. Хэнк ушел, но вкус его остался. Маргарет уже совсем ничего не понимала, не понимала себя. Кто она есть? Самое печальное заключалось в том, что, к ее стыду и сожалению, он оказался прав. Ей действительно понравился его поцелуй.
Всю следующую неделю Маргарет посвятила тому, чтобы изменить порядок вещей. Она научится готовить и поймет, что с ней происходит. Она поймет, почему Хэнк Уайатт так на нее действует.
Крещение огнем, иными словами.
Огня она добилась. Она сожгла три рыбины, два блюда с гагачьими яйцами, кокос (Хэнк проинформировал ее, что вряд ли найдется на земле второй человек, которому пришло бы в голову печь кокос), четыре плода хлебного дерева, много батата, юбку, запястье и три пальца.
Кроме этого, Маргарет много времени отдала наблюдениям. Она пристально следила за Хэнком и размышляла. Хэнк строил хижину, вернее, пристраивал к ней комнату, которая была якобы нужна детям на случай дождливой погоды. На самом деле он строил ее не для них, а для себя. Эта мысль пришла ему в голову после того, как Аннабель три дня подряд будила его рано утром. Сначала она довольствовалась тем, что таскала его за густые брови, хлопала в ладоши, когда он вскакивал с криком. На следующее утро малышка подползла под его гамак и била кулачками по его дну, пока Хэнк с рычанием не встал. Еше один новый день начался с рева Хэнка, которому запустили в нос бананом.
Маргарет наблюдала за тем, как он работает, как блестит его тело в лучах солнца, как он играет с Теодором, даже с Лидией. Ему прекрасно удавалось вовлекать детей и в игру, и в работу.
Однажды утром, когда Маргарет тушила их очередной горящий завтрак пригоршнями песка, к ней подбежала радостная Лидия. Ее русые волосы были аккуратно заплетены в две ровненькие косы. Вечером того же дня, после бурного купания и катания на волнах, Хэнк у нее на глазах снова причесал девочку. Но добил ее окончательно звонкий поцелуй в щеку, которым Лидия одарила Хэнка, ужасно гордясь своей прической. Маргарет даже отвернулась, чтобы потихоньку сморгнуть слезу умиления.
Хэнк очень хорошо относился и к Аннабель, часто таскал ее на плечах, чтобы крошка могла дотянуться до веток деревьев и иногда сорвать листочек. Он показывал ей птиц и насекомых. Аннабель с детским, наивным восторгом наблюдала за тем, как колибри перелетают с цветка на цветок. Часто Маргарет бывала смущена, когда Хэнк и сам пристально следил за ней взглядом, как будто он знал что-то, что ей не было известно. Вместо ответов перед ней вставали только вопросы. Внимание Маргарет, например, всегда привлекала его походка. Почему? Никогда прежде она даже не замечала, как ходят мужчины. Почему она часто по утрам пробиралась за ним на пляж и смотрела, как он плавает? Зачем она это делала, ведь потом комок подступал к горлу и она прямо не знала, куда себя девать.
А что она делает сейчас в результате недели наблюдений и анализа? Взрослая тридцатидвухлетняя женщина, адвокат, степенная и разумная, крадется меж камней к водопаду, чтобы подглядеть, как Хэнк бреется. Руки дрожат, впрочем, дрожит и все внутри, дрожит от необъяснимого волнения, которое невозможно унять.
Она стояла, думая об одном. О том, что ей нужно уйти. Но ей не удавалось сдвинуться с места.
Она стояла и ждала, чтобы услышать, как он ныряет и плещется, но за камнями царила тишина. Еще через мгновение Маргарет вдруг осознала, что делает, и так смутилась, что краска бросилась ей в лицо. Она закрыла рот ладонью, затрясла головой. Надо бежать отсюда. Это полная глупость. Она сильно потерла лоб рукой и спросила себя в очередной раз, как ей пришло в голову прийти сюда, что она здесь делает. Вот дура. Маргарет обернулась... и увидела Хэнка. Он стоял, скрестив руки на груди, нахально улыбался с видом превосходства и смотрел на нее так, как будто уже давно наблюдал за ней.
Глава 24
Хэнк сделал шаг вперед, Маргарет отступила назад, страстно желая, чтобы земля разверзлась и поглотила ее целиком. Он сделал еще один шаг, Маргарет опять отступила.
– Что ты делала? Ты научилась этому у козы?
– О чем ты?
– Не важно. – Хэнк подошел еще ближе. Маргарет, сделав ответное движение, ударилась спиной о кокосовую пальму и отошла влево. Хэнк последовал за ней. Она еще отступила и уперлась в скалу.
– Ну что, затеваем что-то новенькое? Заключаем другой договор? Теперь отношения не будут партнерскими, да? – издевался Хэнк. – Будем дружить?
Обеими руками он как бы пригвоздил ее к скале. Маргарет попыталась поднырнуть под них, но Хэнк опустил ладонь ниже, не давая ей ускользнуть, и она была вынуждена посмотреть на него. На лице Хэнка расплылась улыбка, какая, наверное, украшала бы морду кота, дождавшегося птички.
– Не пытайся острить, – прищурилась она.
Хэнк придвинулся так близко, что она чувствовала его дыхание.
– Нам надо ввести новую схему... – Издеваясь над ней в открытую, он говорил с расстановкой, подражая ей в манере изложения мыслей. – Как насчет того, чтобы грудь прижать к груди?
Маргарет почувствовала, что пунцовый румянец заливает ей щеки. Как бы ей хотелось стать совсем маленькой, незаметной, съежиться каким-нибудь сверхъестественным образом, пропасть, удалиться, все, что угодно! Но самое грустное заключалось в том, что она поняла, что испытывает к Хэнку чувство, которое он из всех живущих должен был бы вызывать у нее в последнюю очередь.
Маргарет прикусила губу, закрыла глаза. Унижение ее было полным, но хуже всего, отвратительнее осознания своего отношения было точное знание, что и Хэнк прекрасно обо всем догадался.
Она попалась! Хэнк мысленно потирал руки. Смитти не поднимала на него глаз. Он спокойно ждал. Если он чему-нибудь у нее и научился, то терпению. Вдруг Смитти сползла по скале вниз, на землю и уткнулась головой в колени. Хэнк непонимающе уставился на нее. Какого черта?
– Смитти?
Он не был к этому готов. Было такое впечатление, что она плачет. Ошеломленный, он стоял нахмурившись. Это невозможно. Она не может плакать. Она должна отвечать ему, бросать язвительные замечания, тыкать колкостями, как всегда. Он подождал немного. Ее плечи вздрагивали.
– Ты плачешь? – Хэнк нагнулся и услышал всхлипывание. – Этого не может быть, ты плачешь!
В ответ она зарыдала. Он неловко переминался с ноги на ногу. Оглянувшись по сторонам, он убедился, что рядом никого нет.
– Смитти. – Хэнк отошел на шаг, помахал ей рукой, хотя она и не могла этого видеть. – Хорош плакать!
Она заплакала еще громче и горше. Это было как в аду. Нет, в аду, надо надеяться, получше будет.
– Ну-ну, не надо. Я просто так тут болтался.
Она все равно всхлипывала.
– Перестань, Смитти.
Хэнк принялся ходить перед ней взад и вперед.
– Послушай, я хотел... – Тут он оборвал сам себя. – Нет, думаю, следует признаться, что мне хотелось тебя проучить. – Он провел рукой по волосам. – Но, черт подери, я уже две недели досаждаю тебе. Ты же раньше не плакала.
Смитти рыдала громче и громче. Она дернула плечами, видимо, стараясь восстановить дыхание.