---------------------------------------------
Костылев Валентин
Валентин Иванович КОСТЫЛЕВ
ИВАН ГРОЗНЫЙ
Роман в 3-х книгах
Роман русского писателя В. И. Костылева (1884 - 1950) "Иван
Грозный" рассказывает о первом русском царе Иване IV, о важнейших
событиях периода его жизни. Во II книгу входит роман "Море".
ЖЕНЕ
ЕВДОКИИ АЛЕКСАНДРОВНЕ КОСТЫЛЕВОЙ
ПОСВЯЩАЮ
Книга 2
МОРЕ
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
______________________________
I
Звездные ночи, тихие, робкие...
У московских застав караульные всадники чутко прислушиваются к каждому шороху, зорко вглядываясь в темноту. В голове - тревожные мысли:
Война! Король Сигизмунд своих бродяг засылает сманивать из Москвы людей служилых ("мол, всё одно, не победите!" - озлоблять народ против царя... Шныряют они по кабакам, по базарам; в храмы божие, в монастыри, и туда залезают... втихомолку сеют смуту.
Известно издавна: черт бессилен, а батрак его силен!
Народ неустойчивый уже появился, бегут в Польшу, к ворогам... Дивное дело! Не бедняк бежит от помещичьего ярма, а знатные вельможи, служилые люди... Чего им-то не хватает? Чудно!
Простой воин, стрелец, себе того в толк взять не может: как это так? Из своей родной земли в чужую землю убежать, да еще в неприятельскую?..
Но, что бы там ни было, стрелец свое дело знает. Попадись ему вельможный беглец, либо соглядатай - пощады не жди! Недаром государь-батюшка милостив к стрельцам. Спасибо ему! Да и то сказать: без столбов и забор не стоит. Как царю-то без вредных слуг?!
- Попробуй-ка, проберись незаметно в Москву!
В одну из таких ночей к московской заставе, хоронясь в оврагах и кустарниках, прокрадывался пришелец с берегов Балтийского моря, датчанин Керстен Роде*. Дорогою он много всего наслушался про строгость московских обычаев, узнал и о королевских происках в Московском государстве и об изменах... Попасть в руки сторожей, не добравшись до дворца московского государя, значит, надолго засесть в темницу. Датские купцы, побывавшие в России, уверяли, будто царь милостив к иноземцам, особенно к мореходам, но что есть бояре и всякие чиновные люди, которые против того, и пускаются на хитрости, чтобы стать между царем и его иноземными гостями.
_______________
* Христиан Роде.
Керстен Роде безмерно высок, худ для своего роста. Одет в короткий жупан из невиданного в Москве белого в желтых яблоках меха. Движения его плавно-неторопливы, размашисты, словно не идет он, а плывет, разбивая руками воду.
И вот этот морской бродяга, привыкший к опасностям, вдруг в испуге нырнул в кустарники.
Совсем недалеко от него, будто из камня высеченный, на громадном косматом коне грузный, страшный бородач.
Пришлось поглубже уткнуться в ельник.
Лишь бы не учуяли псы! Они в этой стране чересчур сердиты. Не раз приходилось отбиваться от них дубиною. Не любят чужих людей. А впрочем...
На бугре, рядом с бородачом, появились еще два всадника в больших косматых шапках, толстые, круглые, плечистые. Боже, какие они важные. Сколько в них силы и самоуверенности!
"Любуйся, корсар Роде! Вот бы тебе таких молодцов на море! Керстен Роде тогда стал бы королем корсаров! Перед силой корсар всегда готов преклониться. Однако... пока еще рано, даже и ради любопытства, попасть в руки этих загадочных богатырей. Ах, как хочется еще пожить и погрешить на белом свете!"
Впереди - высокий, выпирающий из сугробов вал, а на нем опутанный еловыми ветвями частокол.
Поодаль, за этою преградою, бревенчатые вышки церквей; на их остроконечных шатрах, как и повсюду в этой стране, мирно сияют освещенные луной кресты.
Московиты тоже христиане, а в Европе прославили их язычниками. А впрочем, пират, приговоренный в трех странах к смертной казни, не должен быть разборчивым.
Ну, что же, если и язычники? В этом ли дело? Мало ли всяких бродяг из западных стран потянулось в Москву. Убытка от того им не было. Возвращаются домой, не раскаиваясь, с толстым брюшком и деньгами. И многие из них, пожив у себя дома, опять бегут в Московию. Что-то их тянет сюда. Нашлись и такие хитрецы, - сами липнут к России, а других пугают, царя изображают каким-то чудищем, дракону подобным... Теперь уж этому и верить не стали... Он, Керстен Роде, знает, что делает. Лишь бы до царя добраться!
"О боже! Не причисляй меня прежде времени к лику райских праведников! Помоги смиренному скитальцу своим заступничеством, умудри его благополучно перелезть через этот проклятый вал!"
В нарядных хоромах на берегу оснеженной Неглинки, рядом с уютной церковкою преподобного Сергия, что в Пушкарях, скрип половиц, тихий, ласковый голос. То хозяйка дома, супруга царского слуги и любимца Василия Грязного, Феоктиста Ивановна, подымает с постели своих сенных девушек Аксинью и Ольгу. Вскочили, щурясь от огонька свечки, давай неистово креститься: с чего это матушка Феоктиста Ивановна по дому ни свет ни заря бродит, да спящих сенных девок будит?! Уж не приехал ли - спаси бог! - в хмельном виде сам батюшко Василий Григорьевич со своими товарищами, разудалыми молодчиками, - тогда берегись! Беда! Угроза девической чести. Озорники они, бог их прости!
- Полно, глупые! Чего испужались? - тихо приговаривая, касается хозяйка своею рукой теплого, гладкого тела то одной, то другой девушки. Вставайте! Сердечко щемит, милые!.. Соснуть не могу... Чует оно беду, чует!.. Оденьтесь да обуйтесь, проводите меня к вещунье, к тетке Сулоихе... Пожалейте меня одинокую, мужем отринутую!.. Нет ему, чтобы посидеть дома да, как государю в своем доме порядливому, жену доброму делу поучить, постращать ее наедине, наказать, а после того и пожалеть ее, приласкать по-хорошему... Увы, не удостоил меня господь того счастия... Горюшко-горе, и што поделать... и ума не приложу!
Заспанные, дрожащие от холода, связывая наскоро узлами свои косы, в одних рубахах, заметались Аксинья и Ольга. Накинули на себя стеганые летники и бросились в переднюю горницу, чтобы обрядить в горностаевую шубку свою хозяйку, да и самим одеться потеплее. Не лето - декабрь, и притом сердитый, морозный...
- Полно тебе, наша государыня-матушка, Феоктиста Ивановна! Не убивайся. Стерпится - слюбится. В чистом сердце бог живет, покорится ему и Василь Григорьич... Личико твое словно яблочко, ручки беленькие, добренькая ты... Бог тебя не оставит!..
Девушки принялись наперебой утешать хозяйку:
- Что уж тут, матушка! Время наше лютое, мятежное. В церковь боязно ходить... Народ лихой объявился... Василь Григорьич, батюшка, царское дело справляет... Воров ловит. Ништо, цветик наш, Феоктиста Ивановна, смерть да жена - богом сужена. Не отступится он от тебя... николи!
Феоктиста Ивановна, слушая девушек, разомлела:
- Милые вы мои!..
Крепко обняла их, поцеловала по очереди.
Где-то в углу скребется мышь. Свечка озаряет тесовые чисто вымытые стены, железные доспехи на них, бердыши, саблю.
Перешептываясь, стали прокрадываться на крыльцо.
Кошка прыгнула. Ахнули от страха, прижались к стене. Закрестились. Почудился оборотень. Пригляделись - рыжая Завируха... Видать, мышонка изловила, желтоглазая.
- Ишь ты, дура! Пошла прочь! - толкнула ее ногою Аксинья.
На воле - стужа; огромная, чуткая, морозная московская ночь. Месяц небрежно раскидал зеленоватые лучи по крышам приземистых домишек, по надворным постройкам, изгородям и запорошенным кустарникам на побережьи.