- Давай сядем, Кари, и побеседуем, - говорит Хеви, садясь на легкий плетеный стул и указывая мальчику на такую же низкую скамеечку рядом с собой.
Кари садится. Он очень любит беседы учителя. Наверное, и сейчас, как всегда в таких случаях, Хеви скажет ему что-нибудь нужное и интересное. И мальчик не ошибается.
- Слушай внимательно, Кари, все, что я тебе скажу, - начинает Хеви. Я доволен тем, как ты работаешь...
Кари вспыхивает от радости и хочет что-то сказать, но Хеви останавливает его движением руки.
- Ты хорошо усвоил все приемы и правила стенной росписи, - продолжает художник. - Я убедился, что у тебя верный глаз и твердая рука. Твои зарисовки, которые ты делал на черепках сосудов и обломках камней, показали мне, что ты не только наблюдателен, тебе всегда хочется нарисовать то, что показалось интересным. Я говорю все это не для того, чтобы просто похвалить тебя, я уверен, мои слова не принесут тебе вреда ты сам хорошо знаешь, что тебе надо еще многому и многому учиться. Я сказал все это потому, что настало время испробовать твои силы на более сложной работе, и я хочу, чтобы ты, поняв, насколько я тебе доверяю, приложил все свои знания, все уменье, чтобы как можно лучше выполнить задание.
Кари слушает учителя затаив дыхание. Значит, Хеви действительно доволен им.
Но неожиданно для мальчика вместе с радостью он чувствует и страх справится ли он, действительно ли он готов для такой работы? По-видимому, волнение Кари так ясно отражается на его лице, в крепко сжатых пальцах рук, в неровном дыхании, что Хеви прекрасно понимает чувство мальчика и говорит:
- Я вижу, что ты и рад и волнуешься - это так и должно быть. Плохо, когда человек настолько самоуверен, что спокойно берется за новое дело, считая, что он все знает и со всем прекрасно справится. Но и лишние колебания тоже не нужны. Думай о работе, а не о себе, и все будет хорошо. А теперь вставай, я покажу тебе, что надо делать.
Хеви встает и оборачивается к стене, около которой они сидели. Кари вскакивает, подходит к учителю и вглядывается в фигуры и иероглифы. Вот ладья, посередине сидит на троне бог солнца Ра.
- Вот, Кари, ты распишешь эту часть, - говорит Хеви, указывая на стену. - Начинай, и пусть тебе поможет сам Ра! А теперь выслушай еще вот что: я сейчас ухожу, меня посылают в Инти для осмотра работ в храме богини Хатор. Ты останешься здесь и со всем, что тебе будет нужно, обращайся к Амонмесу. Он будет заменять меня и обещал помогать тебе. Краски и кисти возьмешь тоже у него.
Кари очень огорчен отъездом учителя.
- А когда ты вернешься, господин? - спрашивает он, и голос выдает его чувства.
- Я не могу сейчас этого сказать, Кари, - отвечает Хеви, кладя руку на плечо мальчика. - Я и сам этого не знаю. Думаю, что дней через пять-шесть. Но ты не должен беспокоиться. Амонмес тебе поможет.
Хеви слегка сжимает плечо Кари и уходит. Вот он останавливается еще у Амонмеса, они разговаривают и прощаются, вот Хеви подходит к одному из молодых живописцев и затем направляется к двери... Всё - учитель ушел, надо начинать работу. И Кари идет к Амонмесу за красками и кистями.
Вот он снова на прежнем месте. Все получено, все готово, кисть в руках, образец изучен до конца, а Кари все еще стоит перед стеной, не решаясь приступить к росписи. Наконец он собирается с духом и осторожно начинает раскрашивать ладью. Это не такая важная часть росписи, как фигура бога Ра, и мальчик выбрал для начала именно ее.
Ох, как страшно!.. Рука точно чужая, пальцы не гнутся, в глазах рябит. Но Кари берет себя в руки и, слегка закусив губу, продолжает роспись. Минуты проходят за минутами, и постепенно он увлекается работой и забывает, где он. Исчезает скованность руки, возвращаются привычные движения, и вот уже Кари с увлечением погружен в любимое занятие.
Он не видит, что Амонмес изредка поглядывает на него и один раз даже довольно близко проходит мимо и, по-видимому успокоенный, продолжает свое дело.
Кари не замечает, как бежит время, не чувствует усталости. Вот ладья готова! Она коричневая, а верх кормы, изображающий цветок лотоса, окрашен зеленым и голубым. Тонкими черными линиями отмечены борта, разноцветный рисунок украшает весла. Теперь можно немного передохнуть.
Но Кари не успевает еще вытереть кисть, как до его слуха доносится какой-то шум, крики, брань... Что это? Кажется, кого-то бьют?!
Все живописцы, работавшие в погребальном зале, бросают работу и спешат к двери. Кари тоже бежит туда. Ему кажется, что среди крика, и шума он узнает голос дяди Нахтмина, и Кари стремится узнать, так ли это, и вообще - что же там случилось?
Ему не сразу удается пробиться вперед, и, когда он выскакивает в коридор, из боковых комнат стражники уже выталкивают двух человек со связанными за спиной руками. Одежды их разорваны, по лицам течет кровь. Маджаи тащат их вперед, осыпая ударами дубинок.
- Я не грабитель! Вы не смеете меня уводить, не смеете бить!
Сердце Кари замирает - это голос дяди Нахтмина! Великие боги, что же это такое?!
Рядом с Нахтмином так же отчаянно отбивается молодой, очень сильный, рослый каменотес. Кари узнает его - это Харуди, единственный сын вдовы Тамит, добрый и хороший человек. Ох, как его ударил по голове маджай! Кари сжимает кулаки и уже готов броситься вперед, но чьи-то руки хватают его за плечи.
- Стой смирно, куда ты? - шепчет над его ухом Амонмес. - Сейчас же уходи обратно, слышишь?
Амонмес крепко держит Кари, а в это время остальные живописцы, теснясь вперед, заслоняют от них все, что происходит в коридоре. Кари дрожит от ярости и волнения и пробует вырваться, но не может - Амонмес не выпускает его из своих сильных рук. А между тем шум борьбы и крики доносятся все глуше - значит, маджаи уводят каменотесов. Куда? В тюрьму?
- За что они их забрали, за что бьют? - шепчет Кари, все еще вздрагивая.
- Этого пока ни ты, ни я не знаем, - услышав шепот мальчика, отвечает Амонмес. - Бежать тебе за ними незачем - ты им ничем не поможешь... Ведь и я не иду, хотя Харуди сын сестры моей умершей матери, мой двоюродный брат... Даже если мы все бросились туда - сейчас ничего не вышло бы - нас просто перебили бы стражники... Мы и сами бы погибли, и никого бы не освободили... Надо иначе!..
Кари поднимает глаза и видит, как взволнован художник.
- Идем обратно, Кари! - шепчет он. - Я потом постараюсь узнать, что случилось, и подумаю, как и что можно сделать... А пока иди и берись за работу!
Легко сказать "берись за работу", когда он не может ни о чем думать! Кари садится на скамеечку у своей стены, берет в руку кисть, придвигает краски - и ничего не может делать. В его глазах стоят связанные люди, в ушах чудится их крик. "Я не грабитель!" - кричали и Нахтмин и Харуди. Значит, их обвинили в ограблении царских гробниц?! Но ведь это чудовищно все же знают, что они честнейшие люди! Как же могло возникнуть это страшное обвинение? Кто мог их оклеветать?!
Ох, а что же будет с Паири и его семьей? Как будет жить мать Харуди? Она стара и так слаба, что уже не может работать. Даже подумать страшно обо всем этом!
"Берись за работу"... И все-таки Амонмес прав - Кари обязан работать, как бы он ни был расстроен и огорчен. Подумав, мальчик решает расписывать иероглифы, это проще и легче, можно в это время думать о своем.
Кари потом никогда не мог вспомнить, как закончился этот день. Как все живописцы, мальчик обедал, немного отдыхал, снова расписывал иероглифы. Потом, когда после окончания рабочего дня они все поднялись наверх, Амонмес привел его в свою хижину, в которой ночевал, когда работал в Долине царей, и показал небольшую лежанку, на которой Кари должен был спать.