— Совершенно верно, — едва выдохнул Бенедикт, — и уверяю вас, мне вовсе не хочется, чтобы эта болезнь меня поразила. И поэтому… — И он снова зашелся кашлем.
— Мистер Бриджертон? — обеспокоенно спросила Софи. Он судорожно сглотнул и с трудом выговорил:
— Помогите мне разжечь огонь, пока этот чертов кашель до смерти меня не замучил.
Софи нахмурилась. Промежутки между приступами становились все короче, и сам кашель с каждым разом был все продолжительнее и сильнее.
Она быстро и ловко разожгла в камине огонь — опыта у нее было достаточно, — и вскоре оба они уже протягивали руки как можно ближе к благодатному теплу.
— Полагаю, ваша смена одежды вымокла до нитки, — заметил Бенедикт, кивнув на промокшую сумку Софи.
— Думаю, вы правы, — безмятежно отозвалась она, — но это не имеет никакого значения. Если я постою у камина подольше, я наверняка высохну.
— Не говорите чепухи, — заметил Бенедикт, поворачиваясь к огню спиной. — Думаю, в этом доме найдется какая-нибудь одежда.
— У вас здесь есть женская одежда? — недоверчиво спросила Софи.
— Неужели вы настолько привередливы, что не можете один вечер поносить брюки и рубашку?
До сего момента Софи была именно настолько привередлива, однако не станешь же в этом признаваться?
— Думаю, нет, — ответила она. Сухая одежда казалась ей сейчас верхом блаженства.
— Вот и отлично, — быстро проговорил Бенедикт. — Может быть, затопите камины в двух спальнях, а я пока поищу нам с вами одежду?
— Я могу остаться в комнате для прислуги, — поспешно проговорила Софи.
— Это вовсе не обязательно, — возразил Бенедикт, направляясь к двери и делая Софи знак следовать за собой. — Комнат в этом доме достаточно, и вы здесь не служанка.
— Но ведь на самом деле я служанка, — заметила Софи, спеша за Бенедиктом.
— Поступайте, как вам будет угодно. — Бенедикт начал подниматься по лестнице, но на полпути остановился и закашлялся, а откашлявшись, прибавил:
— Можете спать на жесткой койке в крошечной комнатке для прислуги, а можете — в любой из комнат для гостей, где, уж поверьте мне на слово, на всех кроватях перины и пуховые одеяла.
Софи знала, что должна всегда помнить свое место в этом мире, и направилась вверх по лестнице, ведущей на чердак, но видит Бог, как же ей хотелось поспать на пуховом матрасе под пуховым одеялом! Она уже сто лет не ночевала в таких райских условиях.
— Я найду себе маленькую комнату для гостей, — согласилась она, — самую крошечную из всех, какие у вас есть.
Бенедикт понимающе усмехнулся:
— Выберите себе любую, какую пожелаете. Только не эту. — И он ткнул пальцем во вторую дверь слева. — Это моя.
— Я немедленно затоплю в ней камин, — проговорила Софи.
Она понимала, что Бенедикт нуждается в тепле гораздо больше ее; кроме того, ей не терпелось взглянуть на его спальню. Многое можно сказать о человеке по убранству его комнаты. Если, конечно, у этого человека есть средства обустроить свою комнату по своему вкусу. Софи сильно сомневалась, что по ее комнатке, расположенной на чердаке, с узким, словно бойница, окном, которую она занимала у Кавендеров, можно что-то узнать о ней. Разве что у нее нет ни гроша за душой.
Оставив свою сумку в холле, Софи помчалась в спальню Бенедикта. Это оказалась очаровательная комната, теплая, уютная, пронизанная мужским духом. Несмотря на то что Бенедикт, по его словам, редко бывал в этом доме, на столиках стояло множество личных вещей: миниатюры молодых людей — должно быть, братьев и сестер, книги в кожаных переплетах и даже маленькая стеклянная вазочка, наполненная… неужели камнями?
— Странно, — пробормотала Софи и, понимая, что ведет себя невежливо, тем не менее направилась к столу, чтобы получше ее рассмотреть.
— Каждый из камней мне по-своему дорог, — послышался у нее за спиной тихий голос. — Я их собирал с самого детства.
Софи вспыхнула от смущения, словно он застал ее за каким-то постыдным занятием, однако, не в силах сдержать любопытства, взяла один камень. Он оказался бледно-розового цвета с серыми прожилками внутри, которые шли из самой середины.
— Где вы нашли вот этот?
— На прогулке, — тихо ответил Бенедикт. — Это случилось в тот день, когда умер мой отец.
— Ой! — Софи выронила камень, словно тот обжег ей руку. — Мне очень жаль.
— С тех пор прошло уже много лет.
— Все равно мне ужасно жаль.
Бенедикт печально улыбнулся:
— Мне тоже. — И снова закашлялся так сильно, что вынужден был прислониться к стене.
— Вам необходимо согреться, — поспешно проговорила Софи. — Давайте я разожгу камин.
Бенедикт бросил на кровать ворох одежды.
— Это для вас, — просто сказал он.
— Спасибо, — поблагодарила Софи, не сводя взгляда с маленького камина.
Ей было страшно оставаться с ним в одной комнате. И не потому, что она боялась, что он станет с ней заигрывать: такой джентльмен, как Бенедикт, не будет приставать к женщине, с которой едва знаком. Опасность крылась в ней самой. Она боялась, что, пробыв в его обществе слишком много времени, она влюбится в него без памяти и сердце ее будет разбито.
В течение нескольких минут Софи хлопотала у камина, пока не убедилась, что огонь хорошо разгорелся.
— Ну вот, — удовлетворенно произнесла она, потом встала, потянулась и обернулась. — Нужно только… О Господи! Лицо Бенедикта было пепельно-серым.
— Что с вами? — спросила она, бросаясь к нему.
— Что-то неважно себя чувствую, — невнятно проговорил он, всем телом опершись о прикроватный столбик. Он был похож на пьяного, однако Софи провела в его обществе уже по меньшей мере два часа и знала, что он совершенно трезв.
— Вам нужно лечь в постель, — сказала она и пошатнулась, когда он вместо прикроватного столбика облокотился о нее.
— С вами? — усмехнулся Бенедикт.
— По-моему, у вас жар, — заявила Софи, отшатнувшись от него.
Бенедикт протянул руку ко лбу, но промахнулся и стукнул рукой по носу.
— Ой! — вскрикнул он.
Софи поморщилась, словно он стукнул не себя, а ее.
Наконец рука Бенедикта добралась до лба.
— Гм-м… Может быть, и в самом деле немного поднялась температура.
Протянув руку, Софи коснулась его лба, отдавая себе отчет в том, что поступает слишком фамильярно, однако сейчас, когда речь шла о здоровье человека, ей было не до таких мелочей. Лоб оказался не слишком горячим, но и холодным тоже не был.
— Вы должны снять с себя мокрую одежду, — сказала она. — И немедленно.
Бенедикт с удивлением оглядел себя. Похоже, он уже забыл, что совсем недавно побывал под дождем.
— Да, — задумчиво пробормотал он. — Вы правы.
Он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, однако руки не слушались. Наконец, отчаявшись, он пожал плечами и беспомощно пробормотал:
— Не могу.
— О Господи! Подождите, сейчас я вам помогу.
Софи протянула было руки, чтобы расстегнуть пуговицы, и отдернула их. Выждав несколько секунд, она стиснула зубы и, стараясь не смотреть на видневшуюся голую грудь, принялась ловко раздевать Бенедикта.
— Сейчас, сейчас, — бормотала она. — Уже скоро. Бенедикт ничего не ответил, и Софи повернулась к нему лицом. Глаза его были закрыты, и он стоял, слегка покачиваясь. Такое впечатление, будто он спал стоя.
— Мистер Бриджертон, — тихонько позвала Софи. — Мистер Бриджертон!
Он резко вскинул голову.
— Что? Что?
— Вы заснули.
Он недоуменно захлопал глазами.
— Ну и что с того?
— Вы не должны спать в мокрой одежде.
Бенедикт глянул вниз.
— А почему у меня расстегнута рубашка?
Не отвечая, Софи подтолкнула его к кровати.
— Сядьте, — приказала она.