Одна ночь в тюрьме — и такое ощущение, будто не мылась целый год.
Софи попыталась выбросить посторонние мысли из головы, чтобы полнее насладиться прелестью момента, но трудно наслаждаться чем-то, когда тебя гложет беспокойство. А именно это с ней сейчас и происходило. Она могла бы отказаться от предложения Бенедикта, и он в конце концов сдался бы и отвез ее обратно в Бриджертон-Хаус.
Но она решила остаться. И уже по дороге в эту комнату поняла, что хочет остаться. Она так долго шла к этому моменту, что уже не могла заставить себя ни отказаться от него, ни перенести его на более позднее время, даже на завтрашнее утро, когда Бенедикт непременно явился бы к леди Бриджертон на завтрак.
Скоро он будет здесь. И когда он придет… Софи вздрогнула. Вздрогнула всем телом, несмотря на то что сидела в горячей воде. Она еще глубже погрузилась в нее. Скоро под водой очутились плечи и шея, потом вода дошла Софи до носа, и в этот момент дверь отворилась, и у Софи екнуло сердце. Бенедикт…
Он был в темно-зеленом халате, завязанном на талии поясом, и с голыми ногами.
— Надеюсь, ты не будешь возражать, если я его уничтожу? — спросил он, указав глазами на платье.
Улыбнувшись, Софи покачала головой. Она ждала от него вовсе не этих слов, однако догадалась, что он спросил про платье, чтобы она почувствовала себя свободнее.
— Я прикажу принести тебе другое, — сказал он.
— Спасибо. — Софи немного подвинулась, чтобы дать ему место, однако Бенедикт, к ее удивлению, подошел именно к тому краю ванны, к которому она пододвинулась.
— Наклонись, — прошептал он. Софи послушно наклонилась и вздохнула от удовольствия: Бенедикт принялся намыливать ей спину.
— Я мечтал сделать это еще два года назад.
— Вот как? — удивилась Софи.
— Да. После бала-маскарада я о многом стал мечтать.
Софи была рада, что сидит, согнувшись и упершись лбом в колени: она вспыхнула от смущения.
— Окунись, чтобы я смог вымыть тебе голову, — приказал Бенедикт.
Софи на секунду погрузилась в воду и поспешно вынырнула.
Взяв кусок мыла, Бенедикт намылил руки, после чего начал намыливать получившейся пеной волосы Софи.
— Раньше волосы у тебя были длиннее, — заметил он.
— Мне пришлось их отрезать и продать изготовителю париков, — пояснила Софи.
Ей показалось, что Бенедикт издал негодующий возглас.
— Они были еще короче, — прибавила она.
— Можно споласкивать, — объявил Бенедикт.
Софи нырнула под воду и принялась мотать головой из стороны в сторону. Наконец она вынырнула, чтобы отдышаться.
— У тебя мыло осталось на затылке, — заметил Бенедикт и, набрав в руки воды, принялся лить на волосы. Когда он закончил, Софи осторожно спросила:
— А ты разве не примешь ванну? Она почувствовала, что щеки ее вспыхнули от смущения, однако не смогла удержаться, чтобы не спросить. Бенедикт покачал головой.
— Сначала собирался, но потом решил, что это гораздо интереснее.
— Мыть меня? — удивленно спросила Софи. Бенедикт лукаво ухмыльнулся:
— И вытирать. — Протянув руку, он взял большое белое полотенце. — Вставай.
Софи нерешительно прикусила губу. Конечно, они с Бенедиктом уже были близки так, как только могут быть близки два человека, однако она все еще его стеснялась.
Бенедикт улыбнулся, развернул полотенце и, отвернувшись, сказал:
— Не бойся, я не стану подглядывать.
Глубоко вздохнув, Софи встала, чувствуя, что с этого момента начинается новая полоса в ее жизни.
Осторожно вытерев ее тело, Бенедикт принялся за лицо и, когда на щеках Софи осталось лишь несколько капель, наклонился и поцеловал ее в нос.
— Я рад, что ты здесь, — прошептал он.
— Я тоже рада.
Он коснулся рукой ее подбородка и, не сводя с нее глаз, прильнул к ее губам таким нежным поцелуем, что Софи почувствовала: он ее не только любит, но и боготворит.
— Я должен был бы дождаться понедельника, — сказал Бенедикт, — но не хочу.
— А я не хочу, чтобы ты ждал, — прошептала Софи. Он вновь поцеловал ее, на сей раз более страстно.
— Какая же ты красивая, — восхитился он.
Губы его нашли ее щеку, потом подбородок, шею, и с каждым поцелуем у Софи все сильнее подкашивались ноги, и когда ей уже показалось, что она больше не выдержит и рухнет на пол, Бенедикт подхватил ее на руки и отнес в постель.
— В сердце моем ты моя жена, — торжественно проговорил он, уложив Софи на одеяло.
Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
— После того как нас обвенчают, мы станем мужем и женой перед лицом Господа, — продолжал он, ложась с ней рядом, — но сейчас… — Голос Бенедикта стал хрипловатым. Приподнявшись на локте, он взглянул Софи прямо в глаза. — Но сейчас мы муж и жена перед лицом друг друга.
Протянув руку, Софи коснулась его лица.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — И всегда любила. Мне кажется, я полюбила тебя еще до того, как узнала о твоем существовании.
Бенедикт наклонился, чтобы снова ее поцеловать, однако Софи остановила его:
— Нет, подожди.
Он замер всего в нескольких дюймах от ее губ.
— На балу-маскараде, — призналась Софи несвойственным ей дрожащим голосом, — еще перед тем, как я тебя увидела, я тебя почувствовала. У меня вдруг возникло такое ощущение, что вот-вот что-то должно произойти. И когда я обернулась и заметила, как ты стоишь и словно ждешь меня, я поняла, что именно из-за тебя я и приехала тайком на бал.
Бенедикт открыл было рот, однако вместо слов у него вырвался хриплый звук, и Софи поняла: Бенедикт сейчас не в состоянии говорить. Он весь во власти нахлынувших на него чувств.
— Я родилась только для тебя, — тихо проговорила она. — И только ради тебя я существую.
Бенедикт снова поцеловал ее, решив на деле показать то, что не сумел сказать словами. Он и не подозревал, что в состоянии любить Софи больше, чем он любил ее несколько секунд назад, а оказывается, это возможно.
Он любит ее! Любит сильно, страстно. И внезапно все стало легко и просто. Он любит ее — только это и имеет значение.
Бенедикт скинул с себя халат, отшвырнул в сторону полотенце и принялся покрывать тело Софи страстными поцелуями.
— Софи, Софи, Софи… — бормотал он, не в силах больше проронить ни слова.
Софи улыбнулась ему, и внезапно Бенедикта охватило странное желание — смеяться. Он понял, что отчаянно, безумно счастлив. Как же это здорово!
Он привстал на локтях, готовясь войти в нее, сделать ее своей. В отличие от прошлого раза, когда оба они были охвачены безумной страстью, сегодня их переполняла безудержная нежность.
— Ты моя, — прошептал Бенедикт, не отрывая от нее взгляда. — Моя.
И уже гораздо позже, когда они, усталые и умиротворенные, лежали в объятиях друг друга, он снова прошептал ей на ушко:
— А я твой.
* * *
Несколько часов спустя Софи проснулась. Она поморгала, зевнула, потянулась, наслаждаясь теплом и уютом, и вдруг ее как громом поразило.
— Бенедикт! — ахнула она. — Который час?
Он не ответил, и Софи, схватив его за плечо, лихорадочно затрясла.
— Бенедикт! — воскликнула она. — Бенедикт!
Бенедикт со стоном перекатился на спину.
— Я сплю.
— Сколько сейчас времени?
— Понятия не имею, — буркнул он, уткнувшись лицом в подушку.
— Но ведь я должна была быть у твоей мамы в семь часов.
— В одиннадцать, — проворчал Бенедикт.
— Нет, в семь!
Он открыл один глаз. Похоже, и это далось ему с величайшим трудом.
— Когда ты согласилась принять ванну, ты уже прекрасно знала, что к семи не успеешь.
— Знаю, но я не думала, что не успею к девяти.
Поморгав, Бенедикт огляделся по сторонам.