Я видела, как ты управляешься с ножом. У тебя большие руки, но ловкие и умелые. – В глубине ее глаз сквозь тревогу промелькнуло женское одобрение, и Мак воспрянул духом.
Он протянул руки, и на этот раз она позволила привлечь себя. Он мягко поцеловал ее, она вздохнула и, казалось, расслабилась, поэтому он поцеловал ее снова, на этот раз глубже. Она приоткрыла рот под его губами, неумело, но естественно чувственно, он потянулся к ее груди, и в мгновение ока Эстреллита в его руках превратилась в дикую кошку, кусающуюся, царапающуюся, вырывающуюся.
Он отпустил ее, и она отпрянула, в любой момент готовая сорваться с места и убежать. Грудь тяжело вздымается, глаза широко раскрыты от страха.
– Тише, девочка, тише, – пробормотал он, успокаивающе вскидывая руки – Я не обижу тебя, я никогда не обижу тебя, что бы ты со мной ни делала. – Он снова протянул к ней руку, мягко говоря: – Ну, давай попробуем еще раз. Не бойся, девочка, я не сделаю тебе больно...
Она отступила назад и подозрительно уставилась на него.
– Почему ты так со мной разговариваешь?
– Как так?
– Как с диким животным. Думаешь, меня надо укрощать? – Она прищурилась. – Может, ты разговаривал обо мне с Фейт?
– Нет, я никогда ни с кем тебя не обсуждал.
– Врешь! – Она ударила его по руке. – Ты знаешь, да?
– Что знаю? – уклончиво спросил он, потирая руку. – Вот это ты двинула, девочка.
– Знаешь, что случилось со мной после того сражения.
– Да, – признался он секунду спустя. – Я слышал, как ты рассказывала жене капитана об этом, и хочу сказать...
– Значит, ты знаешь, что я не девственница!
– Ага, но это не проблема. Я тоже не дев...
Она замахнулась и влепила ему пощечину.
– Не смей смеяться надо мной, Тавиш, или я перережу тебе глотку, как перерезала ему – тому скоту-англичанину, который изнасиловал меня!
– Девочка, мне бы никогда и в голову не пришло смеяться над тем, что случилось с тобой. Ты храбрая и красивая девушка, Эстреллита, и прекрасная, как лунный свет на воде. И я хочу, чтоб ты знала: я буду защищать тебя ценой собственной жизни столько, сколько потребуется.
Она шмыгнула носом.
– Ты красиво говоришь, но прости, Тавиш, я не могу. Не сейчас.
– Я хочу жениться на тебе, девочка, – мягко проговорил Тавиш. – Я молодой, сильный, люблю работать. Я кое-что поднакопил Я буду хорошо заботиться о тебе.
Последовало долгое молчание, после которого она сказала:
– Я подумаю, Тавиш, я подумаю – Помолчав, она добавила: – Но ничего не обещаю!
– Ты слышал? – Фейт застыла – Кто-то кого-то ударил.
– Если мои догадки верны, – тихо проговорил Николас, – это Эстреллита залепила пощечину Маку. Не волнуйся. Мак не обидит ее.
– Ты уверен?
– Уверен. – Ник усмехнулся. – Разве ты не заметила, что наш женоненавистник Мак по уши влюбился в маленькую цыганку? И она об этом знает. Он как воск в ее руках.
– Он неравнодушен к ней? Правда?
– Правда. С самой первой встречи они почти не сводят друг с друга глаз. Все это царапанье и рычание просто часть ухаживания.
Они услышали низкое бормотание и женский голос отвечающий ему, но слов было не разобрать Ник поднялся и протянул руку Фейт.
– И хотя я надеюсь, что между ними все сладится, у меня нет никакого желания подслушивать. Не желаете ли взять урок плавания при луне, миссис Блэклок?
Она с готовностью подскочила.
– С удовольствием, мистер Блэклок.
Ник поднял одеяло, встряхнул его и перебросил через руку.
– Для чего оно тебе? Сейчас же совсем не холодно.
Он подмигнул, но не объяснил.
Они пришли к кромке воды. Песок был чистым и белым, а вода блестела, как неподвижное, темное зеркало, окаймленное легкими кружевными оборками из пены, в которых запутывался лунный свет. Луна изящным полумесяцем низко плыла по небу.
Они были приблизительно в миле от спящей рыбацкой деревушки Биарриц, и кругом было тихо.
Ник расстелил одеяло и снял с себя одежду. Фейт разделась до сорочки и панталон.
Ник усмехнулся:
– Ну-ну, миссис Блэклок. Вы же знаете, что случится с рубашкой и панталонами, и хочу заранее вас уведомить: если они уплывут, я не буду их вылавливать.
Она нервно огляделась.
– Здесь нет никого на много миль вокруг. Снимай их.
Она медленно расстегнула рубашку и, оглянувшись еще несколько раз, сняла ее, затем спустила панталоны и побежала к воде.
Зрелище обнаженной жены в мягком лунном свете оказало предсказуемое воздействие на Ника, и он чуть медленнее пошел за ней.
Она задумчиво оглядела его. Он стоял по колено в воде, обнаженный и ждущий. Дыхание перехватило.
Она довольно улыбнулась и брызнула в него водой.
Нику потребовалось мгновение, чтобы опомниться, и он зарычал:
– Ах ты, ведьмочка! – Он бросился ее догонять.
Визжа, хохоча и брызгаясь, она отбежала глубже в воду, спасаясь бегством от его мужской ярости, но потом он нырнул под воду и потянул ее вниз.
Она вынырнула, отплевываясь и смеясь.
– За эту дерзкую выходку, ведьма, мне придется наказать тебя! – прорычал он и впился в ее губы крепким, глубоким поцелуем. Она обвила его руками и ногами и ответила на поцелуй, сказав, когда они оторвались друг от друга, чтобы глотнуть воздуха:
– Я ваша покорная слуга, сэр.
Он заглянул в ее глаза, в которых играли смешинки, и фыркнул:
– Лгунья, в тебе нет ни капли покорности.
Она засмеялась и попыталась принять кающийся вид, но эта попытка была настолько безнадежна, что ему пришлось поцеловать ее еще раз. И еще.
Они стояли посреди зеркального темного моря, целуясь и лаская друг друга, когда Фейт внезапно заметила какое-то неземное сияние вокруг них.
– Смотри, Николас! Что это в воде? – Мириады крошечных огоньков, зеленых, бирюзовых и золотистых, плавали в море вокруг них, словно упавшие в воду звезды. Она подняла глаза, чтобы посмотреть, не являются ли они отражением, но ночь была темной; серп луны исчез, виднелось лишь несколько звездочек.
Она опустила руку, коснулась воды, и сияющие огоньки образовали мерцающий, волшебный след. Фейт пошевелила ногами и оставила за собой огненные дорожки.
– Я слышал об этом, – сказал Николас, – но сам никогда не видел. Рыбаки называют это огнем в воде, они его не любят, потому что он цепляется к сетям и отпугивает рыбу.
– Какая красота, – восхищенно проговорила Фейт, опустила пальцы в воду и очертила ими круг. – Я чувствую себя волшебницей или колдуньей.
– Ты и есть колдунья, – пробормотал он совсем тихо, поэтому она не услышала.
– Смотри, я могу написать свое имя в воде, – сказала она. Она написала свое имя, написала его имя, а затем написала на черной, черной воде: «Фейт любит Николаса».
И он почувствовал стеснение в груди, но не сказал ни слова.
– Интересно, пристанет ли он к моим волосам? – спросила она таким наигранно веселым голосом, что он понял: его молчание ранило ее.
Она зажала нос и ушла с головой под воду, а когда вынырнула, ее волосы были полны мерцающего морского огня. Фейт выглядела прекрасной и волшебной.
Они занимались любовью на одеяле на берегу, сплетенные воедино и в то же время разделенные, словно между ними лежала пропасть. У их любви был какой-то привкус отчаяния, что делало ее самой напряженной и пылкой из всего, что когда-либо испытывал Ник, но как только все закончилось, его затопила меланхолия, словно это был их последний раз, хотя он был не последний. Еще нет.
Они вернулись в лагерь в молчании, рука об руку, и впервые за все время их брака легли спать, не поцеловав друг друга на ночь. Они крепко обнимали друг друга в темноте, и прошло немало времени, прежде чем каждый из них смог уснуть.