— А этот спустился, — беззаботно заявила Джиллиан.
— Улыбка Фортуны. — Ричард отхлебнул из своего бокала. — Любопытно, что леди Форестер нарядила слуг в домино. Не отличишь одного от другого.
— Я не обратила на это внимания, — пробормотала Джиллиан.
— Понятно. Но за этими масками может скрываться кто угодно. — Секунду помолчав и пристально глядя на Джиллиан, он добавил: — Бродяга. Или принц.
— Да, конечно. — Она ответила ему таким же пристальным взглядом. Нет, он, конечно, не мог знать. — Но вероятно, это просто слуга.
— Более чем вероятно. — Он небрежно пожал плечами. — Не хотите ли потанцевать?
При мысли о том, что она окажется в его объятиях, Джиллиан ощутила тревожное сердцебиение, но заставила себя ответить как можно непринужденнее:
— Ну и ну, танцевать после встречи в саду, милорд? Что скажут в свете?
— Очень многое, как я полагаю. Особенно потому, что я претендую более чем на один танец, и даже еще более того: я намерен завладеть вашим вниманием на весь остаток вечера.
— Вы отдаете себе отчет, что это равносильно объявлению о наших намерениях?
— Отдаю.
Он согнул руку в локте, и Джиллиан, глубоко вздохнув, положила на нее свою.
Минутой позже они вошли в бальный зал и направились к площадке для танцев. Джиллиан остро ощущала устремленные на них любопытствующие взгляды. Заиграли вальс, и Ричард заключил Джиллиан в объятия — сильные, уверенные и спокойные.
Он держал ее не ближе, чем позволяли приличия, но она чувствовала, как обволакивает ее само его присутствие, его тепло. Глаза их встретились, и Джиллиан забыла обо всем. Они кружились по залу в той редкой гармонии движений, которая не всегда сопутствует даже хорошо танцующей паре, как будто танцевали вместе и прежде, как будто были одним целым.
Джиллиан слышала музыку, стараясь двигаться в такт, но туманно, словно во сне. Она ощущала только реальность его объятий, завороженная неотрывным взглядом его темных глаз. Кровь пульсировала, дыхание замирало, она не могла отвести от Ричарда глаз. И не хотела. Не было в мире ничего, кроме них двоих и всепоглощающего чувства. Какого? Желания? Неотвратимости? Смятения перед неведомым?
То, что происходило между ней и этим графом, было чуждо Джиллиан, как чужд тихий, спокойный ручей бурному течению полноводной реки. Так много времени прошло с тех пор, как мужчина заставлял ее испытывать душевный трепет, не говоря уже о сопровождавших его внутренних сомнениях, противоречиях, страхах и… предчувствиях? Все это одновременно пугало Джиллиан и манило к себе.
Она боялась его, боялась себя, их обоих вместе и того, что принесет им будущее, но в его объятиях убедилась, что понимать и признавать правду недостаточно.
Она должна встретиться с ней лицом к лицу.
Глава 7
Лошадь Ричарда осторожно продвигалась по гравийной дороге, по правде сказать, ныне более богатой рытвинами, чем гравием. Ухоженные газоны давно ушли в прошлое и все больше уступали места зарослям живой изгороди, готовой, казалось, поглотить их окончательно. Цветники, которые так радовали глаз в былые годы, превратились в плантации сорняков, и лишь кое-где распускались цветы, слишком упорные, чтобы поддаться натиску этих беспощадных завоевателей и небрежению со стороны хозяев замка.
В лучшие дни предприимчивый садовник на службе у процветающего графа Шелбрука расположил газоны и цветники таким образом, чтобы они как бы ступень за ступенью привлекали взгляд к невысокому холму, на котором располагался Шелбрук-Мэнор, и затем уже к самому зданию. Большой дом взирая тогда на окрестности, словно каменная королева, благодушно наблюдающая за своими владениями. Теперь королева одряхлела, как и все, что ее окружало, и превратилась в старую даму, уставшую от житейской борьбы, но все же сохранившую столько гордости, чтобы держаться прямо.
Ричард стиснул зубы в приступе жаркого гнева, который охватывал его каждый раз при первом взгляде на дом. Он хорошо помнил его таким, каким тот был в его детские годы, до отъезда в школу. До смерти матери. До того, как пристрастие отца к вину и картежной игре едва не привело к потере имения.
И как всегда, гнев Ричарда смешивался с чувством невольной благодарности к безответственному родителю. Он и сам был недалек от того, чтобы пойти по стопам отца. Если бы не обязательства, выпавшие на его долю после кончины его сиятельства, и если бы не чувства долга, унаследованное им от матери, он распорядился бы своей жизнью ничуть не лучше, чем покойный граф.
И как всегда, гнев подогревал его решимость.
Издалека до него донеслись взрыв смеха и лай собаки, и Ричард не удержался от улыбки. Слава Богу, его сестры сохранили присутствие духа. Правда, они слишком молоды, чтобы помнить время, когда жизнь здесь была совсем иной, да и дело обстоит, к счастью, не так, чтобы им пришлось просить подаяние на улицах Лондона, не зная, когда доведется поесть в следующий раз. У них есть крыша над головой, какая бы она ни была, а родовое имя благодаря усилиям Ричарда приобретает прежнюю респектабельность. Даже финансовые дела понемногу улучшаются.
Он доехал до широких каменных ступеней, двумя красиво изогнутыми маршами ведущих к входным дверям дома, и спрыгнул с коня. Когда он был мальчиком, кто-нибудь всегда оказывался поблизости, чтобы принять поводья. В дни былого величия в имении держали более сотни слуг для дома, конюшен и ухода за парком. Когда Ричард вступил в права владения своим более чем скромным наследством, их оставалось почти столько же, и он уволил всех, кроме старика Неда, который изо всех сил старался удержать дом от падения на головы обитателям, и его жены Молли. Шелбрук-Мэнор был для обоих таким же родным домом, как и для Ричарда.
Арендаторы сохранили прежнее положение; фермеры, которые питались немногим лучше, чем он сам, все же могли прокормить собственные семьи и в качестве арендной платы снабжали провизией Шелбрук-Мэнор, да еще кое-что оставалось у них на продажу. Урожаи, могли бы увеличиться, но вложения в обработку земли и внедрение новых методов выращивания сельскохозяйственных культур обошлись бы слишком дорого. Доходы всех, кто жил в имении — как в самом доме, так и в коттеджах, — были настолько же взаимозависимы, как и многие поколения назад. Чтобы что-либо улучшить, требовались большие средства.
Ричард бросил поводья на седло и зашагал по ступенькам. Лошадь далеко не уйдет, она ведь тоже дома.
Он подошел к большой деревянной двери, за долгие годы службы сильно облезшей от дождя, холода и прочих влияний непогоды, взялся за большую медную ручку и толкнул внутрь. Дверь распахнулась с протестующим скрипом.
— Ричард! — Этот оклик смешался с возбужденным собачьим лаем.
Вздрогнув от неожиданности, поскольку был все еще погружен в невеселые мысли, он обернулся.
К нему катился огромный, совершенно мокрый, белый с коричневым меховой клубок, преследуемый младшей сестрой Ричарда, такой же возбужденной и мокрой, как пес. Лохматый клубок докатился до последней ступеньки, встал на все четыре лапы и бросился назад, вверх по лестнице.
— Генри! — громко окликнул собаку Ричард.
Пес тотчас остановился и посмотрел на него с обожанием — иначе и нельзя было назвать выражение его карих глаз. Тело собаки дрожало от восторга и невероятно частых взмахов хвоста.
— Он просто хочет с тобой поздороваться. Он по тебе ужасно скучает. — Бекки остановилась рядом с собакой и улыбнулась. — И я тоже.
— А уж как я скучаю по тебе, сестричка! — тоже с улыбкой ответил Ричард. В шестнадцать лет в его сестре все еще было больше от мальчишки-сорванца, чем от благонравной девушки. Темно-рыжие волосы Бекки были необыкновенно хороши, и со временем она обещала стать настоящей красавицей. Благословение это или проклятие? — Я бы тебя обнял, только…
Бекки расхохоталась и убрала с лица мокрую прядь волос.
— Я хотела его искупать.
— А вместо этого он искупал тебя. — Ричард почувствовал запах мокрой собачьей шерсти. — Он явно нуждается в том, чтобы его вымыли как следует.
Бекки сморщила нос.
— Генри имеет невыносимую привычку кататься по самым грязным и вонючим предметам, какие только может найти.
Словно в ответ на критику, Генри именно в эту минуту решил как следует встряхнуться, и вокруг него поднялось целое облако мелких брызг с весьма противным запахом.
— Ну, Генри, ну же! — Бекки ухватила пса за ошейник и оттащила подальше от брата. — Перестань сейчас же!
— Ребекка! — прозвучал возмущенный окрик из уст кого-то, пока невидимого.
Ричард поднял брови.
Бекки широко раскрыла глаза с самым невинным видом.
— Я не виновата!
Джослин обогнула дальний угол дома и ринулась прямо к ним.
— К черту все это, ты должна была крепче держать эту проклятую псину…
Тут она осеклась, и поведение ее мгновенно изменилось. Она подошла к брату и сестре с подчеркнутым достоинством воспитанной девицы. Бекки подняла глаза к небесам. Джослин была примерно на год старше Бекки, однако если сестры Ричарда и обладали внешним сходством, то характерами разительно отличались. Ричард был уверен, что Джослин не узнала его на расстоянии. Она ничего не видела с расстояния более пятнадцати футов, но с негодованием отвергала предложение носить очки. Она тоже должна была превратиться в красавицу скорее, чем ему хотелось бы, но в отличие от Бекки прекрасно сознавала это уже сейчас.
Джослин подошла ближе и хорошо отработанным движением надула губы.
— Ребекка, ты не предупредила меня, что у нас гость.
— А у нас его и нет, — ответила Бекки, бросив на Ричарда выразительный взгляд.
Джослин помолчала и вдруг радостно взвизгнула:
— Ричард?
— А вы ожидали какого-нибудь другого джентльмена? — сухо осведомился Ричард.
— Ну уж нет! — фыркнула Бекки.
— Не ожидали, но надеялись! — Джослин драматически вздохнула и подошла к нижней ступеньке. Она старалась держаться как можно дальше от Генри, но пес не обращал на нее ровно никакого внимания, что-то увлеченно вынюхивая в трещине камня. Джослин поднялась по лестнице и запечатлела сестринский поцелуй на щеке брата. — Я… то есть мы никак не можем познакомиться с кем-нибудь подходящим для общения — с каким-то интересным джентльменом, — сидя в этой глуши. Почему мы не можем жить с тобой в Лондоне?
— Я не хочу жить в Лондоне, — поспешила возразить Бекки. — Благодарю покорно, мне и здесь хорошо. Я вполне счастлива.
— В таком случае ты можешь остаться, — бросив на сестру испепеляющий взгляд, заявила Джослин.
Ричард с трудом подавил страдальческий стон. Это был постоянный повод для споров. Бекки охотно провела бы всю жизнь в деревне, а Джослин не могла дождаться того дня, когда уедет в Лондон. Даже состояние их семейных финансов не уменьшало ее пылкого желания провести сезон в городе.
— Ричард. — Джослин подцепила брата под руку и устремила на него широко раскрытые умоляющие глаза. Ресницы ее трепетали, голос дрожал на самых низких нотах. — Пожалуйста!
— Господь всемогущий, где ты научилась таким штучкам? — спросил Ричард в полном изумлении.
— Каким штучкам?
Глаза Джослин цвета темного меда, казалось, распахнулись еще шире, если это вообще бьшо возможно. Ричард понимал, что должен позаботиться о приданом для всех сестер и благополучно выдать их замуж, но понимал и то, что первым делом надо обеспечить старших. Он считал или по крайней мере надеялся, что у него есть несколько больше времени на то, чтобы найти подходящих женихов для парочки младших. Видимо, насчет Джослин он заблуждался.
— Ты не был дома несколько недель, — назидательно заговорила Бекки, — а она только и делала, что слушала тетю Луэллу.
— Я так и знал, — пробормотал Ричард.
С того самого дня как леди Луэлла Кодлинг перебралась в Шелбрук-Мэнор, чтобы присматривать за детьми покойной сестры, она забивала девочкам головы разговорами о Лондоне, сезонах, блестящих балах и, разумеется, об элегантных поклонниках. К счастью, в одной только Джослин рассказы тетки нашли благодарную слушательницу.
— Тетя Луэлла всего лишь старается подготовить нас к достойному положению в обществе, — с пафосом возразила Джослин. — Больше она ничем не в состоянии нам помочь.
— Я, может, и не нуждаюсь в таком количестве помощи, как ты, — усмехнулась Бекки.
Джослин презрительно сморщила нос. Бекки показала сестре язык.
— Как всегда, приятно очутиться дома, — вздохнул Ричард. — Впрочем, я только переночую.
— Ри-и-чард! — простонали обе сестры в унисон.
— Дела, мои дорогие, дела.
Девушки обменялись взглядами, мгновенно объединяясь против общего врага. Что они затевают? Ричард поспешил отбросить эту мысль. У него нет времени на всякую чепуху.
— А теперь, Бекки, убери этого, зверя, и пойдемте в дом. Надеюсь, остальные где-то поблизости?
— Эмма, Марианна и тетя Луэлла в гостиной. Штопают. — Это последнее слово Джослин произнесла так, словно оно было непристойным.
— Отлично. Мне нужно поговорить со всеми, и я предпочел бы сделать это немедленно.
Сестры снова обменялись многозначительными взглядами. Нет, они определенно что-то затевают. Несносные создания! Но что их объединило? Ричард поморщился в предвкушении предстоящего разговора.
— О чем? — спросила Бекки, недоверчиво сощурив глаза.
— Терпение, моя дорогая. Отделайся от собаки.
Ричард улыбнулся и вошел в дом, оставив за спиной полное любопытства возбужденное бормотание. В конце концов, хорошо хоть, что они всерьез не ссорятся друг с другом, а их постоянные перепалки скорее забавляли, чем сердили его.
Ричард шел по просторному парадному холлу, в который выходили две изогнутые лестницы, ведущие на галерею, стараясь не замечать более светлых, чем остальная часть стены, пятен на тех местах, где прежде висели картины. Свернув в западный коридор, он направился к маленькой гостиной.
Две старшие сестры и тетка сидели возле корзин с одеждой, требующей починки, и, занятые шитьем, старались — скорее всего без особого успеха — сделать сильно поношенные вещи пригодными для дальнейшей носки.
— Добрый день.
— Ричард! — Эмма, отложив шитье, встала ему навстречу. Ричард пересек комнату и крепко обнял сестру. Темноволосая и темноглазая, Эмма больше остальных сестер была на него похожа. Практичная и воспринимающая жизнь такой, как она есть, Эмма хорошо понимала обстоятельства их существования и в отсутствие Ричарда сама вела хозяйство. Слегка отступив, она вгляделась в лицо брата. — Мы ничего о тебе не знали. И очень беспокоились. У тебя все в порядке?
— Ты не был здесь целый месяц, — поджав губы, заметила тетка. — А ведь тебе следует приезжать каждую неделю.
— Мы уж думали, что тебя похитили пираты, — улыбнулась Марианна и поправила очки, которые сползли ей на самый кончик носа.
Она была более светловолосой, чем Джослин, но не менее хорошенькой и совершенно не заботилась о своей наружности. Копна светло-золотых кудрявых волос в вечном беспорядке, в одежде тоже всегда что-нибудь не так. Она была целиком погружена в любимые книги, в свои стихи и свои мечты.
— Ничего столь авантюрного со мной, увы, не произошло, — смеясь, возразил Ричард, подходя к Марианне и ласково касаясь губами ее лба. — Просто меня задержали дела.
— Он хочет о чем-то с нами поговорить, — объявила Джослин, входя в комнату.
— О чем-то серьезном? — сдвинув брови, спросила Эмма. — Надеюсь, ничего плохого не произошло?
— Не обнаружил ли ты еще какие-нибудь папины долги? — появляясь на пороге, поинтересовалась Бекки.
— Слава Богу, нет. В сущности, это скорее нечто приятное, как я полагаю.
Джослин, разумеется, вовсе не найдет это приятным. Эмма, как он подозревал, тоже. Марианна слишком погружена в собственный мир, чтобы особенно беспокоиться о том, где она живет, а что касается Бекки, пройдет еще несколько лет, прежде чем придется думать о ней в этой связи.
— У нас снова есть деньги? — восторженно взвизгнула Джослин.
— И мы можем купить еще одну лошадь? — подхватила Бекки.