— Я рада, — сказала она со счастливой улыбкой. — И ты мне нравишься достаточно, хотя я проделала такой путь, а услышала от тебя неприятные для меня вещи.
— Мы объявим перемирие на ночь, — прошептал он, наклоняя голову и ища ее губы, а затем сливаясь с ней в сладчайшем поцелуе.
— Я сделаю все, что ты хочешь, — выдохнула она. На его лице появилась улыбка.
— Я могу тебе помочь в этом?
— Думаю, можешь. Я хочу особенную награду за свое путешествие.
— Насколько особенную?
— На всю ночь.
Он взглянул на часы, решил, что может поспать и в Другое время, и сказал хриплым и низким голосом:
— Так случилось, что у меня есть лишняя ночь.
— Здесь есть спальня? — спросила она игриво, осматривая комнату. — Хотя подойдет и софа.
— Она не настолько большая, — ответил он с практичностью человека, рассчитывающего на длительные действия.
— Мне нравится, как серьезно ты подходишь к делу.
Его улыбка стала злой.
— Дрянная девчонка.
— В самом деле, очень грязная девчонка. Не включить ли мне и ванну в вознаграждение?
Через некоторое время Джо ела сандвич с говядиной, который Флинн сделал для нее, поскольку повар уже спал, стакан вина стоял рядом с ней на маленькой скамейке, и она смотрела, как он доставал мыло и деревянные чашечки в японской бане. Здание было построено поверх старой купальни, в которой выветрившееся дерево стало ровным и гладким, как шелк, дощатый пол и кадка оказались прекрасно подогнаны в соответствии с волокнами дерева. Складной стеклянный экран выходил в маленький, окруженный стеной сад, ранние весенние цветы благоухали в лунном свете.
— Как прекрасно, — вздохнула она. — У нас во Флоренции не было ничего похожего.
— Купание в Японии возведено в традицию и ритуал. Оно означает путь к спокойствию, расслаблению в конце дня, очищению души. Отцу повезло наткнуться на эту купальню. Одна из причин, я думаю, почему он захотел здесь остаться.
— Купание может оказаться венцом моего путешествия, — улыбнулась она. — Кадка выглядит довольно большой для…
— Восьмерых.
— Не говори так. Я безумно ревнива. — Она сомневалась, что он будет купаться с семерыми мужчинами.
Общее купание привычно для японских домов, но он предпочел не распространяться о японском быте. И, если честно, он не мог отрицать ее предположения.
— Я говорил, что она вмещает восьмерых, — поправился он вежливо.
— Так-то лучше. А я говорила, что ты девственник.
Он вскинул голову и встретился с ее горящим взглядом. Затем опустил голову и сказал бархатным тоном:
— Да, мэм.
— Как так получается? Такой привлекательный мужчина…
— Здесь поблизости больше нет женщин, мисс Аттенборо. По крайней мере до вашего приезда, — добавил он мягко.
Удивительно, насколько ложь может быть удобна.
— Итак, ты никогда не видел обнаженную женщину? Его рот дернулся, но он подавил улыбку.
— Нет, мэм.
— А хочешь?
— Ты предлагаешь? — Его стыдливая робость исчезла, уступив место лихорадочному нетерпеливому взгляду.
— Все может быть, — проговорила она, и легкая дрожь прошла по ее спине.
— У тебя есть что-то на уме?
Его безыскусное очарование вернулось, он смотрел на нее таким невинным взглядом, что ей на мгновение показалось, будто она увидела жар в его глазах.
— Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь знал об этом, — ответила она, пытаясь определить его на строение.
— Даже мои люди?
— Кто угодно. Женщина должна заботится о своей репутации.
— Ты, конечно, очень беспокоишься о ней, не правда ли?
— Не слишком ли ты дерзок?
— Просто спросил, мэм.
— Если тебе необходимо это знать, то да, я забочусь о своей репутации.
Потребовался невероятный самоконтроль, чтобы подавить комментарий, который пришел ему в голову при воспоминании об их самой первой встречи.
— Можете положиться на меня, мэм, — бодро от ветил он.
— Рада слышать, мистер…
— Флинн. Зовите меня Флинн.
— На ирландца вы не похожи.
— Вы также.
— Мистер Флинн, кое-кто собирается поучить вас хорошим манерам.
— Простите, мэм. Мы обсудим это позже.
— Требуется определенное рыцарство, чтобы общаться с леди.
— Понимаю. Не желаете еще вина, мэм?
— Определенно. Как вы быстры, мистер Флинн. Да, пожалуй.
Он наполнил ее бокал, встал около нее, ожидая.
— Вы что-то хотели сказать?
— Вода почти готова.
— Почти?
— Я имел в виду, если вы хотели раздеться.
Он говорил с дразнящим безразличием, как будто абсолютно не был возбужден.
— Вы очень добры, — прошептала она улыбаясь.
— Откуда вы знаете? — Заманчивое обещание подчеркивало его слова.
— Я это выясню очень скоро.
— Если я вам позволю.
Ее глаза широко раскрылись от удивления.
— Вы мне откажете?
Он пожал плечами.
— Я мог бы.
— Теперь понятно, почему вы девственник, мистер Флинн. Вы можете быть очень неприветливы.
— Но не настолько, чтобы вы покинули меня, — прошептал он.
Проигнорировав дальнейшие попытки заигрывания, она смотрела на него со смирением.
— Ты ведь правда хочешь, чтобы я осталась, да?
— Разве я непонятно выразился? — Каждое слово говорилось подчеркнуто спокойным голосом.
Откинувшись, она взглянула на него из-под своих длинных ресниц, внезапно взволновавшись сверх всякой меры, чувствуя его сопротивление.
— Пожалуйста, Флинн, когда я успела так далеко зайти?
— Тебе нужно было оставаться в Хелене. — Жестокая реальность вторглась в самые желанные фантазии.
— Но ведь я здесь.
— Предполагалось, что я с благодарностью приму Джо Аттенборо, разрешив ей делать все, что заблагорассудится, несмотря на последствия?
— Я очень сожалею, правда. — Она говорила мягко, не в состоянии вспомнить какие-либо еще обиды, предубеждения и бессердечность. — Я не должна была приезжать.
Она выглядела такой несчастной, что тоненький голосок в его голове сказал: «К черту реальность». В самой глубине его сердца, где логика не имела силы, где «империя» не заставляла вскипать его кровь, он желал, чтобы она осталась. Еще на некоторое время рациональная его часть удержала волну эмоций, переполнявших его, но желание близости вырвалось вперед. А затем он сдался, или, может быть, он сдался еще когда втащил ее в свой дом?
— Значит, мы покончили с игрой? — слегка поддразнил он — к черту реальность.
Она хмуро кивнула.
— Ты не настолько весел, насколько я тебя запомнила.
Он рассмеялся.
— Тогда я должен извиниться, точно.
— Чертовски должен. — Но ее голос стал тихим и низким. И веки отяжелели.
Он взглянул на парящую кадку, на свою почти уже спящую посетительницу.
— Ты долго еще собираешься бодрствовать, чтобы искупаться?
— Нет. — То был едва слышимый звук.
— Я, должно быть, теряю чувствительность, — весело заметил он.
Но она уже не слышала его, так как глубоко спала. К счастью, его рефлексы были в порядке, потому что требовалась молниеносная реакция, чтобы поймать ее, когда она падала со скамейки. Покачав ее на руках, он восхитился неожиданным приступом радости, наполнившим его от того, что он просто держал ее. Всю жизнь он изучал кэндо [2] — путь меча, существующий внутри воина, вырабатывая дисциплину и неусыпные навыки, которые защищали его свободу и землю. И теперь, в миг нежности, ради женской ласки, он хотел не обращать внимания на военную выдержку. Называя себя последним дураком, он потряс головой, чтобы избавиться от нежных чувств, разбуженных ею. Но внезапно она открыла глаза, улыбнулась ему и обвила руками его шею. До того как он смог ответить на ее улыбку, она опять заснула, и он пошатнулся от потрясения.
Он знал похоть, но здесь ее не было.