В неясном, белесом свете появились прозрачные, загадочные тени. Волнистые линии менялись и темнели. Они постепенно приняли очертания человека, и Рафт еще сильнее сжал в руках винтовку. Позади фигуры смутно вырисовывались ажурные линии какого-то здания с высокими колоннами и что-то, напоминающее водный поток.
Свет начал меркнуть и скоро угас. Раздался легкий шорох, и преграда точно растаяла.
То, что Рафт принял за поток, оказалось на самом деле лестницей, круто спускающейся в огромный пустой зал, единственным украшением которого были гигантские колонны. Они были массивнее столбов Карнака
[7]
Она быстро взмахнула руками, и Рафт вновь услышал легкий шорох. Он оглянулся назад как раз вовремя, чтобы увидеть, как тоннель вновь затянулся световой преградой.
Пути назад не было.
Медово-желтые с золотистым отливом, эти волосы были так прекрасны, что, казалось, они вот-вот растают, словно облако в небе.
Голубовато-золотой наряд девушки так плотно облегал ее тонкую фигуру, словно был не одеждой, а второй кожей. Талия была перехвачена широким поясом, за который она что-то быстро спрятала. Потом девушка улыбнулась Рафту.
От этой улыбки ее лицо изменилось – оно стало удивительно привлекательным, нежным и добрым. А голос девушки оказался именно таким, каким его представлял себе Рафт. Но в этом певучем, журчащем голосе Рафт услышал что-то пугающее, как и в интонациях Перейры.
Язык, на котором она обратилась к Рафту, был ему незнаком. Девушка поняла это и быстро перешла на спотыкающийся португальский, а после этого, вскинув тонкие плечи, заговорила на одном из индейских наречий, которое Рафт знал, хотя и никогда не слышал, чтобы на нем говорили так, как она.
– Не путайся, – сказала она. – Если я так долго была твоим проводником, неужели ты думаешь, я позволю, чтобы сейчас с тобой случилось недоброе? Да, однажды я сама испугалась это когда ты стоял на перепутье. Но ты сделал правильный выбор.
Рафт уже опустил винтовку, но его рука по-прежнему блуждала по холодному, успокаивающему металлу. На том же наречии он спросил ее:
– Ты была моим проводником?
– Конечно. Но Паррор ничего не знает – он был слишком занят поисками пищи, пока был в пути, – усмехнувшись, ответила она. – Ох, как ему это не нравилось. Охотник он хороший, но жарить мясо на костре – это не для него. Паррор совсем не такой самоуверенный, каким мог тебе показаться.
– Паррор? – переспросил Рафт. – Это кто, Перейра?
– Да. А теперь пойдем со мной, Брайан Рафт. Видишь, я знаю твое имя. Но я не знаю многого другого, и ты должен мне об этом рассказать.
– Нет, подожди, – сказал Рафт, не двигаясь с места. – Если тебе известно так много, то ты должна знать, почему я пришел сюда. Где сейчас Дэн Крэддок?
– А-а, он уже проснулся, – ответила девушка. Она достала из-за пояса крошечное зеркало и небрежно помахала им. – Паррор отдал мне мое зеркало, когда вернулся, – ведь сдерживать Крэддока уже не надо.
Именно поэтому я и могла видеть, как ты шел по джунглям. Ты же посмотрел в мое зеркало, а после этого и я видела тебя. Тебе повезло, иначе ты никогда не смог бы открыть дверь в Паитити.
– Отведи меня к Крэддоку, – приказал Рафт, чувствуя себя при этом крайне неуверенно, – Немедленно.
– Хорошо, – сказала девушка и, взяв Рафта за руку, пошла вниз.
Чем ниже они спускались, тем все выше и выше казались массивные колонны и все более очевидными становились гигантские размеры зала.
– Ты не спросил, как меня зовут, – тихо сказала она.
– Как?
– Джанисса, – ответила девушка. – А это все – Паитити. Ты и сам, наверное, знаешь.
Рафт как-то неопределенно покачал головой.
– Может быть, вы здесь много знаете о внешнем мире, но нам о вас почти ничего не известно. Я слышал о Паитити только в легендах.
– У нас тоже есть свои легенды.
Они спустились с лестницы, прошли по залу, потом – под арку и оказались в галерее, стены которой были выложены мозаикой.
Символические изображения произвели на Рафта странное, непонятное впечатление – ему на глаза попались одна или две картины, но изображенные фигуры, казалось, не имели ничего общего ни с Джаниссой, ни с Перейрой-Паррором. Времени рассмотреть их поближе у Рафта не было.
Девушка вела его дальше – они прошли через какой-то небольшой зал, поднялись по лестнице и оказались в круглой комнате. Стены и даже пол были обтянуты бархатом и уложены подушками, простеганными цветочными узорами в виде цветов, и вся комната походила на один большой диван.
Рафт успел разглядеть комнату – ее необычность и великолепие, дорогой плотный бархат на стенах. Он заметил овальную дверь из полупрозрачного материала, из-за которой сочился тусклый свет. В другой стене был сводчатый проход, широкий и низкий, выходящий на раскачивающиеся деревья.
Что-то поразило Рафта в этих деревьях, но присмотреться к ним он не успел. Он почувствовал легкое дуновение, и на него пахнуло ароматом цветов и сочной влагой темных джунглей. Рафт понял: после долгого путешествия под землей он вновь оказался на поверхности.
– Сядь и отдохни, – сказала Джанисса. – Ты долго шел.
Рафт покачал головой.
– Ты же сказала, что ведешь меня к Крэддоку?
– Я пока не могу этого сделать. С ним Паррор.
– Ладно, – протянул Рафт, и его рука опустилась на винтовку.
Джанисса только улыбнулась.
– Неужели ты думаешь, что это может помочь тебе здесь, в замке Паррора, на этой земле, где он всесилен?
– Думаю, да. А если не поможет – есть другие пути, – ответил Рафт. Он снял винтовку с плеча и прислонил ее к стене. – Не знаю, какой уж он там сверхчеловек, этот Паррор, но бьюсь об заклад, что от пули ему не увернуться.
– От пули? А, понимаю. Ты прав и… не прав. Там, в вашем мире, твое оружие не причинило бы ему ни малейшего вреда, но в Паитити Паррор становится уязвимее.
Рафт с удивлением посмотрел на обращенное к нему лицо девушки – такое прекрасное и пугающе странное.
– Что это значит?
– Паррор не знает, что ты здесь. И поэтому…
– Нет, Паррор знает, – раздался чей-то спокойный, ровный голос.
Рафт круто повернулся, от неожиданности у него перехватило дыхание и часто забилось сердце. Это был Паррор?
Он бесшумно вошел через овальную дверь, и Рафт как-то безотчетно, подсознательно понял, что Паррор опередил его намного больше, чем он предполагал. Охотник за алмазами уже избавился от своих лохмотьев, привел себя в порядок, его черная борода была аккуратно подстрижена, и легкий бархатистый пушок еще сильнее подчеркивал линию подбородка – тяжелого, но на удивление правильного.