Неужели он со всеми женщинами обращался с такой же грубой фамильярностью? Да, она видела это собственными глазами. Она вырвала у него чепчик.
– Вы грубый, надменный и невыносимый человек. Я вынуждена попросить вас уехать.
– Я не уеду. По крайней мере пока не выясню, почему… – Таинственность придавала особую проникновенность его голосу.
– Вы шутите. Говорите, что вам нужно, и уезжайте.
– Сначала разрешите представиться.
Хмурые облака расступились. Солнечный луч скользнул с высоты и осветил графа золотистым светом. И тотчас же его темные, растрепанные ветром волосы засветились. Крохотные зеленые искорки заиграли в серых глазах. Резкие черты лица приобрели поразительную мужскую красоту, блеск бронзового героя.
– Меня зовут Гришем, – сказал он. – Берк Гришем.
Слабая надежда, что она, может быть, ошиблась, скоропостижно скончалась.
– Пресловутый граф Торнуолд.
– К вашим услугам, мадам.
Мужчина достал из нагрудного кармана золотую коробочку и, вынув визитную карточку, протянул ее Кэтрин. Гнев и отвращение закипали у нее в груди, она не могла отвести глаз от имени на карточке.
Господи! Сотню раз, лежа в одиночестве на своей постели и глядя на игру теней на потолке, она представляла себе эту сцену. Кэтрин предвкушала наслаждение, с которым выскажет свое презрение этому негодяю.
Но сейчас у нее пересохло в горле. Все слова, так часто повторяемые ею, вылетели из головы.
– Вы были при Ватерлоо, когда умер мой муж, – только и сказала она.
Луч солнца скрылся, лишив Берка Гришема героического блеска. Он опустил глаза, словно вглядывался в тайные мучительные воспоминания.
– Да.
Гнев душил ее Она швырнула его карточку на землю и каблуком втоптала в грязь. Затем подобрала мешок с убитыми кроликами и решительно направилась к дому.
По гравию дорожки заскрипели шаги. Граф схватил Кэтрин за руку и мягко, но властно удержал ее.
– Кэтрин, подождите! Я проехал половину Англии, чтобы поговорить с вами. По крайней мере выслушайте меня…
Она со всей силой взмахнула мешком и ударила его в грудь, оставив кровавые пятна на фиолетовом сюртуке.
– Для вас я – миссис Сноу.
Берк осторожно поднял руки ладонями вверх.
– Как вам угодно, миссис Сноу. Я приехал выразить вам свои соболезнования…
– Вы не очень спешили. Все остальные друзья моего мужа успели это сделать в прошлом году.
– Я был… занят другими делами. Но надеюсь, вы пригласите меня в дом. Ваша свекровь хотела бы, чтобы вы это сделали.
Он смутил ее блеснувшей улыбкой, искренностью в глазах. Неудивительно, что лондонские дамы находили его таким очаровательным. Несмотря на свой гнев, она прислушалась к его словам. Лорена придет в ярость, если Кэтрин прогонит отпрыска одной из первых семей Англии. Даже если его сиятельство был негодяем, который развратил Альфреда. А затем довел до гибели.
– Какая неожиданная честь, милорд! Подумать только, вы проделали весь этот путь от Корнуолла, чтобы посетить нас. Могу сказать, чтобы по-прежнему блистательны, как и говорил дорогой Фредди, упокой Господь его бесценную душу. А он упоминал о своих сестрах? Они произведут фурор, когда весной появятся в лондонском свете. Они сейчас спустятся сюда…
Пока миссис Лорена Сноу болтала, Берк с трудом заставлял себя спокойно сидеть в бархатном кресле. От камина в парадной гостиной шли волны удушливого жара. Он и раньше встречал женщин, подобных Лорене Сноу, честолюбивых, настойчивых, рассыпавшихся в похвалах перед более знатными членами общества и восхваляющих собственные добродетели перед теми, кто из вежливости выслушивал их.
Она сидела на диване как наседка. На ней было шелковое платье цвета лаванды, а на плечах золотистая расшитая шаль.
Голубые глаза и чистая кожа говорили о том, что когда-то она была красавицей. Но теперь черты ее лица расплылись. В этом было что-то грубое, отталкивающе. Возможно, вульгарность, оттого что слишком много бриллиантов сверкало в ее ушах и на шее, или от ее кокетливых ужимок, когда она наклонялась вперед, выпячивая груди. Невероятно, что такая себялюбивая, пролезшая в общество особа произвела на свет такого приятного сына, как Альфред.
При воспоминании о друге сердце Берка наполнилось печалью. Он проклинал себя за бесполезную сентиментальность. Весь год его терзали горькие сожаления, и он не мог избавиться от них.
Всем сердцем он желал хотя бы на мгновение вернуть ту страшную минуту на поле сражения. Но прошлого не изменить. Оставалось только надеяться, что когда-нибудь он искупит свои ошибки.
За этим он и приехал сюда. Гришем хотел нанести короткий визит, чтобы выразить сочувствие, избавить себя от странного наваждения, каким стала хорошенькая вдова Сноу, убедиться, что с ней все в порядке, и затем уехать свободным человеком.
Вместо этого он повел себя как последний идиот.
Берк уже не видел пламени камина. Перед его глазами была лужайка, ружье, нацеленное на Кэтрин Сноу. Он снова ощутил охвативший его ужас, сознание своего бессилия, страх.
Он снова опоздал!
Он снова переживал происшедшее. В панике мчался галопом, ощущал толчок, когда бросился на нападавшего на нее человека. И невыразимое потрясение, которое испытал, услышав за спиной ее голос.
Тот самый голос, который звал, когда его ранили под Ватерлоо. Звавший Берка обратно на землю, манивший назад от сияющего света.
«Не покидай меня! Пожалуйста, не покидай меня!»
А потом там, на грязной лужайке, он чуть не сошел с ума от другого потрясения. Он увидел перед собой лицо, которое весь год преследовало его во сне и наяву…
– …А вы как думаете, милорд?
Гришем пришел в себя. Сложив на коленях руки, Лорена Сноу смотрела на гостя, ожидая ответа. Он и понятия не имел, о чем она спросила. Но граф наградил хозяйку дома самой обаятельной улыбкой.
– Простите. Я замечтался.
– Ах, это я виновата – утомляю вас своей болтовней, а вы, должно быть, устали от путешествия. Я только хотела узнать, как долго вы собираетесь пробыть в Йоркшире.
Один взгляд на Кэтрин Сноу, и его намерения в корне изменились.
– По крайней мере неделю, – сказал он, мгновенно отказавшись от своих планов. – Возможно, и дольше.
– Замечательно! Пожалуйста, позвольте мне пригласить вас пожить у нас в доме.
– Вы очень добры. Но мне не хотелось бы причинять вам беспокойство.
– Глупости! Никакого беспокойства, совсем никакого. Мой дорогой Фредди хотел бы, чтобы вы остались. Он был таким милым мальчиком, таким добрым к друзьям и своей семье. – Лорена приложила к глазам носовой платок с черной каемкой. – Посмотрите на меня. Разговор о сыне превратил меня в садовую лейку. Уж вы простите.
Ее горе тронуло Берка.
– Здесь нечего прощать, – серьезно ответил он. – Альфред был прекрасным человеком и героем Ватерлоо. Я бы отдал свою жизнь, чтобы вернуть его.
– Вы должны понять материнские чувства и уделить время для наших общих воспоминаний, – сказала Лорена, шмыгая носом: – Так вы говорите, что примете мое приглашение?
«Остаться под одной крышей с Кэтрин?»
– С удовольствием.
Лицо Лорены сморщилось от радостной улыбки. Взглянув на дверь, она поднялась с дивана.
– Вот и они наконец! Две мои дорогие дочурки.
Три женщины вошли в комнату, и Берк встал. Позади, около резных дубовых дверей, ведущих в холл, застыла Кэтрин Сноу, темный и хрупкий соловей позади яркого оперения двух золовок.
В отличие от них она не сменила платья. Черный бомбазин придавал бледность ее лицу, плоеный чепчик скрывал густые волосы. Но красота Кэтрин затмевала других дам.