Доминик де Врие тяжело переживал свою неудачу.
Несколько дней назад он отправился в Бристоль, чтобы убедить одного из тамошних судей, сэра Роуленда Секвилла, в полезности использования новейших научных достижений в полицейской практике.
И вернулся ни с чем.
«Английские судьи вообще не отличаются умом, но Секвилл — это что-то особенное!» — думал Доминик. Сэр Роуленд стал судьей не из-за каких-то талантов или хотя бы склонности к юриспруденции, а лишь оттого, что его папаша-граф решил пристроить тупоумного сыночка на почетное и непыльное место. Ко всему, что выходило за пределы его ограниченного кругозора, Секвилл относился недоверчиво и подозрительно: судьба же подсудимого, висящая на волоске, его, казалось, не интересовала вовсе.
Битых три часа герцог рассказывал ему об устройстве микроскопа, о первых неуклюжих машинах, в которых вместо линз использовались капельки воды, о том, как голландец Левенгук усовершенствовал микроскоп для своих ботанических опытов…
Бристольский судья в ответ хмыкал, фыркал и кряхтел. Слово «ботаника» не вызвало у него никаких ассоциаций, а вот сама идея увеличительного прибора показалась смешной до колик.
— Что вы говорите! — восклицал он неожиданно тонким голосом, и жирная туша его тряслась от хохота. — Значит, вы смотрите в стеклышко, и какая-нибудь песчинка превращается для вас в целый утес? Я знаю людей, которые этим занимаются много лет — только смотрят они в рюмку, ха-ха-ха!
От смеха он поперхнулся вином и, откашлявшись, продолжал:
— Забавный народ эти голландцы, ей-богу, вечно что-нибудь такое выдумают! Очки, линзы, теперь еще этот мелко… мерко… как его там? А я бы им посоветовал лучше заняться Новым Амстердамом, что на Гудзоне, — такая колония пропадает! Право слово, землю бы лучше пахали, чем тратить время на всякие безделушки!
И Секвилл ткнул толстым пальцем в драгоценный груз, который Доминик привез с собой из Лондона в седельной сумке.
Доминик почувствовал, как к горлу подступает тошнота. «Безделушка», иначе называемая ахроматическим микроскопом, обошлась ему в целое состояние. Таких совершенных моделей в Англии было всего две: одна принадлежала герцогу, другая — его старинному другу и знаменитому ученому, доктору Джозефу Джексону Листеру. И эту драгоценность назвали «безделушкой»!
Судья крякнул и налил себе еще портвейна. Герцог молча уговаривал себя успокоиться. В конце концов, чего ждать от человека, который уверен, что Нью-Йорк до сих пор принадлежит Голландии и называется Новым Амстердамом? Неудивительно, что микроскоп не вызвал у сэра Роуленда Секвилла ни малейшего интереса.
— Это не безделушка, милорд, — ответствовал Доминик, сверхъестественным усилием воли сохраняя на лице доброжелательную улыбку. — С вашего позволения, я готов показать, каким образом этот прибор может помочь полиции в исследовании вещественных доказательств.
Доминик говорил медленно и отчетливо, словно обращаясь к несмышленому ребенку. От его ораторских способностей сейчас зависела не просто научная истина, а человеческая жизнь.
Несколько месяцев назад отставной солдат, а ныне возчик по имени Орис Ладберри, выпив после тяжелого рабочего дня, возвращался из пивной на свою квартиру в рабочем квартале Бристоля. Внимание его привлек крик о помощи; прибежав на зов, Орис увидел, что трое грабителей напали на прохожего и, повалив его на землю, бьют ногами. Когда Орис подбежал к бандитам, несчастная жертва была уже без сознания, и преступники обшаривали ее карманы.
Бандитов было трое, а Ладберри — всего один, однако он, не колеблясь, бросился на выручку пострадавшему. В драке он получил немало синяков и ссадин, но в конце концов бандиты скрылись… оставив отважного возчика разбираться с подоспевшей полицией.
Бедняга-прохожий был уже мертв и ничего объяснить не мог. Ладберри стоял над трупом, зажав в руке золотые часы, брошенные грабителем. В кулаке у жертвы была зажата прядь рыжих волос. Именно из-за часов и пряди Ориса Ладберри и обвинили в убийстве с целью ограбления.
— Если вы рассмотрите эту прядь под микроскопом, — говорил Доминик, — и сравните ее с волосами Ладберри, разница станет для вас очевидна! Да, Ладберри тоже рыжий, но он молод и здоров, и волосы у него густые и крепкие, без признаков седины. А человек, чью прядь зажал в руке умирающий, уже немолод. В волосах невооруженным глазом видна седина, а под микроскопом вы увидите, что и фактура у них другая, тонкая и слабая. Нельзя же отрицать очевидные вещи, милорд! Ладберри говорит правду: он не убийца. Зато один из убийц — рыжий, с сединой, и его-то ваши люди и должны искать в первую очередь.
— Не будем мы никого больше искать! — твердо ответил сэр Роуленд. — Подумайте головой, Уэстермир! Этот дурень стоял над трупом с часами в руках — полицейские видели его собственными глазами! Для присяжных этого достаточно! И для меня, кстати, тоже.
Доминик в последний раз попытался подвести судью к микроскопу, но тот только руками замахал.
— Нет, нет, Уэстермир, и близко не подойду к этой треклятой штуковине! — пропыхтел он. — Стар я уже глаза ломать! И что я там увижу? Две пряди волос, обе рыжие. Какая еще, к черту, разница? Вы все равно ни за что не убедите остальных двоих судей. Убийца пойман на месте преступления с добычей в руке — все ясно как день, о чем тут еще говорить!
Этот разговор происходил вчера.
Доминик отодвинул пустую тарелку и одним махом осушил последнюю рюмку кларета. Камин догорал, но герцогу не хотелось вставать и мешать угли. У него кружилась голова, и по телу разливалась непривычная слабость. Доминик определенно заболевал.
Сегодня утром жизнерадостный Секвилл и двое его коллег, без сомнения, столь же тупоумных, рассмотрели дело Ориса Ладберри и вынесли приговор: преступник виновен и не заслуживает снисхождения. Приговаривается к повешению в субботу на рассвете.
Ахроматический микроскоп, равных которому не было в Англии, вернулся на свое обычное место — великолепный и, увы, никому не нужный.
Герцог уже собирался позвать слугу и потребовать вторую бутылку кларета, когда дверь распахнулась и невозмутимый Помфрет пропустил в библиотеку кучера Джека Айронфута.
— Какого черта ты так быстро вернулся? — поинтересовался Доминик, вручив дворецкому пустую бутылку и жестом приказывая принести новую.
Кучер подошел к камину и, повернувшись к нему спиной и приподняв полы камзола, принялся греться у огня.
— Я подумал, что могу вам понадобиться, — объяснил он, — и, чтобы не тратить времени попусту, довез барышню до остановки Йоркминстерского экспресса и посадил в дилижанс. — Широкая физиономия его озарилась лукавой улыбкой. — А чтобы она не боялась ехать одна, отправил с ней Гарольда — нет-нет, не в дилижансе, конечно, а верхом. Видели бы вы, как просиял мальчуган, когда я приказал ему проводить даму! Небось размечтался, как будет ее спасать, если на дилижанс нападут разбойники. Впечатлений ему хватит до конца года. А вот Деннис всю обратную дорогу ехал нахохлившись — еще бы, ему-то выпало «провожать» не молоденькую красотку, а старого ворчуна!
Он подошел к столу и, не спрашивая позволения, налил себе вина.
Доминик с улыбкой смотрел на своего старого сержанта. Джек все такой же, как был пять лет назад в Испании. В то время он муштровал рекрутов — сейчас школит молодых лакеев. Джек суров и придирчив, но лакеи и конюхи его обожают, как когда-то обожали своего сержанта новобранцы.
Джек Айронфут допил вино и вытер рот тыльной стороной ладони.