Рейн восхищенно разглядывала главную артерию города десятого века, зная, что где-то здесь в ее времени находится Музей викингов.
— Селик, отсюда началось мое путешествие во времени.
Он застонал, едва она упомянула путешествие во времени, которое он неохотно, но признал, но наотрез отказывался обсуждать.
— Ты, конечно, ждешь, чтобы я отвернулся, а сама взлетишь на своих ангельских крыльях и поминай как звали. Пожалуйста, милая госпожа, позволь мне посмотреть, как это будет.
— Не язви. Я не говорила, что хочу вернуться домой.
Сначала хотела, а теперь нет. Я сама не знаю, чего хочу.
Неожиданно впереди оказалась телега, запряженная быками, и им пришлось остановиться. Воины Селика тревожно оглядывались, не появились ли саксы.
— Я бы не отказалась от янтарных бус, — как бы между прочим заметила Рейн, глядя, как за ближайшим столом ювелир опытной рукой режет и полирует оранжево-желтые камни. Потом она усмехнулась. — Как думаешь, они натуральные?
Селик улыбнулся, взглянув на нее так, что это можно было посчитать за ласку, и у Рейн замерло сердце. Она наслаждалась редким согласием между ними. Ей хотелось протянуть к нему руку и убрать с его лица волосы. Но она боялась, что он оттолкнет ее руку или скажет что-нибудь обидное.
Она очень удивилась, когда Селик, хитро подмигнув ей, повернулся к ремесленнику. Он бросил смотревшему на них во все глаза юноше монету и показал на ожерелье в его руках. Ювелир подал его Селику и благодарно кивнул.
Рейн с улыбкой потянулась за ожерельем и промурлыкала:
— О, спасибо, Селик, оно великолепно.
Но Селик не отдал ей ожерелье.
— Ты мне дашь взамен один «Лайфсейвер».
Одна конфета в обмен на бесценное ожерелье. Heплохая сделка!
— Я же говорила, что они закончились.
— Ты врешь.
Рейн рассмеялась.
— Ладно. Но только одну конфету.
Она порылась в своем рюкзаке, достала упаковку «Тропических фруктов» и протянула ему желтую кругляшку с ананасовым вкусом.
— Это что? Мне нравится красная.
— Последние вишневые я отдала Тайкиру и Убби. Это ананасовая, кажется.
Селик с досадой посмотрел на нее, словно она распорядилась его конфетами и с опаской положил желтый кружок на язык. Тотчас его лицо приняло удивленное выражение.
— Тебе нравится?
— Да. Но красная все же лучше, — заметил он.
Потом нагнулся к ней и надел на нее ожерелье.
— Оно подходит к твоим золотистым глазам, сладкая.
Ему нравятся мои глаза.
— Я тебе говорила, что со мной делают твои любовные словечки? — хрипло спросила она, подъехав ближе.
Но он не придержал коня, чтобы между ними осталось прежнее расстояние.
— Любовные словечки? Какие любовные словечки?
— Сладкая. Дорогая.
— Ха! Это не любовные словечки. Это просто… — он замолчал.
Телега освободила дорогу, и Селик поехал дальше. Рейн замешкалась, но вскоре догнала викинга.
— Селик, спасибо. Я буду любоваться ожерельем. Всегда.
Потому что это твой подарок.
— Это всего лишь безделушка. Не преувеличивай.
— О, так похоже на тебя — одной рукой давать, а другой отбирать. Почему ты отталкиваешь меня?
— А почему ты навязываешься мне?
— Потому что я была послана…
— Богом, чтобы меня спасти, — закончил он за нее, в раздражении покачав головой. — Пожалуйста, оставь меня в покое, женщина, и стань ангелом-хранителем для кого-нибудь другого. А еще лучше, расправь крылья и лети на крышу своей церкви. — Он махнул рукой на многочисленные церкви, мимо которых они проезжали. — Твое карканье неплохо будет звучать на фоне голубиного воркованья.
Рейн было открыла рот, чтобы ответить, но вовремя прикусила язык и смешно сморщила нос:
— В самом деле, не верится, что здесь столько церквей. Мы проехали не меньше дюжины.
А где собор Святого Петра… ну, при котором «больница»?
Селик махнул рукой на высокий шпиль вдалеке.
— Отвезешь меня туда?
— Подумаю… Да, отвезу.
— Может быть, мне удастся там поработать.
Он ухмыльнулся.
— Занятная будет картинка — ты врываешься в собор и предлагаешь свои услуги святым отцам. Рассказываешь о том, как расширяются вены. Из-за тебя у них самих полопаются сосуды.
Рейн улыбнулась.
— Пожалуй, лучше приставай к ним, чем ко мне, — резко проговорил Селик. — А то прилипла ко мне, как тень. Ты да еще этот чертов Убби.
У Рейн стало тяжело на сердце от его слов. Неужели этот человек, которого она полюбила, и в самом деле считает ее всего лишь ненужной обузой? Дай Бог, чтобы это было не так.
— Сегодня? Ты отвезешь меня туда сегодня?
Он покачал головой, смеясь над ее настырностью.
— Сегодня я должен избавиться от пленников и хорошо бы еще от Убби и воинов.
Избавиться? Он хочет их продать? Рейн хотела спросить, не собирается ли он продать и ее тоже, но побоялась его ответа.
— И куда ты потом? Он пожал плечами.
— Может, на юг.
Рейн хотела было еще раз поговорить с ним о том, что мщение… Но в ноздри ей ударил отвратительный запах.
— О Господи, это еще что?
— Это Пейвмент — улица, которую не скоро забудешь. Узнаешь запах бойни и кожи? Смотри.
Селик показал на дома, на которых на огромных крючьях висели разные животные. Потроха валялись на земле. Кровь ручьями стекала в реку. Трудолюбивые ремесленники костяными ножами обдирали шкуры, после чего покрывали их толстым слоем куриного помета. Другие очищали шкуры, которые были положены одна на другую, от куриного помета и окунали их в перебродивший ягодный сок. Вскоре она увидела и конечный результат этих усилий — кожи, натянутые на деревянные рамы, и сшитые из них ботинки, куртки и пояса.
Дома были одновременно и мастерскими, и жилыми помещениями. На задних дворах сидели женщины, играли дети. Вонь, казалось, им вовсе не мешала. Гуси и куры свободно бродили где хотели, свиньи громко хрюкали в маленьких загончиках. Несколько детей играли на деревянных дудках.
Торговцы, ремесленники и их семьи казались вполне мирным народом. Их вид совершенно не соответствовал представлениям людей из времени Рейн о викингах и саксах мрачного средневековья.
Это было не то, что прежде возникало в ее воображении, она видела сцены из битвы под Бруненбургом или воинственного Селика. Она задумалась, пытаясь найти место для своего викинга-изгоя в этой мирной картине.
— Селик, а что бы ты делал, если бы не был воином?
— Что?
— Я хочу сказать, когда моя мать была здесь, ты ведь еще не… сражался, правда?
Он улыбнулся тому, как она выбирает слова.
— Я уже и тогда был викингом.
— Да-да, знаю. Но ты же не собирался быть им до конца жизни. Ты сам говорил мне, что перестал… до того, как…
— Я был купцом.
— Купцом? Таким же, как эти люди, которые сидят на улице?
— Нет. У меня было пять торговых кораблей. Я несколько раз в год ходил в Хедеби и даже в Миклгаард, продавая и покупая.
Ужасная мысль пришла Рейн в голову, и она испугалась.
О Боже, только не это.
— Чем ты торговал?
Он пожал плечами.
— Да всем подряд. — Он пристально посмотрел, на нее и понял. — Нет, недоверчивая женщина, рабами я не торговал.
Рейн с облегчением вздохнула.
— Так и вижу тебя на палубе корабля, плывущего из одного порта в другой.
— Очень рад, что тебе нравится, — проговорил он с шутовским поклоном. — Но я еще был ремесленником. Я делал…
Он замолчал и покраснел, сообразив, что сказал слишком много.
— Что? Ну же? Почему ты замолчал? Что ты делал?
— Зверей, — робко признался он. — Я вырезал из дерева разных, зверей, но почти никогда ими не торговал. Чаще всего просто отдавал их де… знакомым или друзьям, которым они нравились.
Детям. Он отдавал фигурки детям. Хм-м-м. Еще один ключик.