Когда Кравчук взобрался на очередной мусорный холм, у его подножия он увидел самый обычный чадящий костер.
Около костра, нависая над ним, сидело скрючившееся существо. Было оно, кажется, совсем без одежды, в руках сжимало трубку с прикладом – скорее всего, ружье. Поначалу Владимир Петрович решил, что нашел человека, но вскоре понял, что ошибается. Наверное, это был какой-то мутант. Серая или очень грязная кожа (правда, в тусклом пламени костра разглядеть ее цвет было трудно), вытянутая и странно скругленная, почти цилиндрическая голова. По бокам головы – почти как у лошади – глаза. Только они слегка выступали наружу, что способствовало, наверное, лучшему обзору.
Существо повернулось, и в свете костра Кравчук разглядел вытянутый трубкообразный рот. Когда тварь подняла руку, стали заметны перепонки между пальцами.
– Тьфу, пакость, – прошептал Владимир Петрович и сплюнул в сторону. К существу он сразу почувствовал даже не отвращение, а какую-то беспричинную и безотчетную ненависть.
Рядом с существом стоял котелок, в котором дымилось варево. Именно котелок и привлек внимание Кравчука в первый момент, еще до того, как он рассмотрел существо. В котелке была еда. Неизвестно, мог ли человек есть то, что ест эта тварь, но другого выхода у заброшенного в неведомый край человека не было. Да и находиться рядом с этим уродцем ему было крайне мерзко. Нужно было включаться в местную жизнь… И Кравчук решил мутанта прикончить. Чего бы это ему ни стоило.
Сжимая в руке тяжелый обрезок трубы и стараясь двигаться бесшумно, Кравчук начал подкрадываться к мутанту. Тот сидел спокойно, будто бы не замечая ничего вокруг. Ушей у твари как будто не было вовсе, но, наверное, она все чувствовала кожей. Да и глазищи, как у паука, – смотрят во все стороны.
До мутанта осталось всего несколько шагов. Кравчук понял, что его вот-вот заметят. Человек вскочил и, не таясь, бросился на тварь, занеся руку с обрезком трубы для удара.
Мутант прыжком поднялся, нелепо взмахнув конечностями, и попытался направить в сторону Кравчука свою трубку с прикладом. Но навскидку он, наверное, стрелять не умел, а Кравчук, хоть и ослабел от голода, страха и лишений, оказался проворнее. Он обрушил свое оружие на цилиндрическую голову врага. Раздался отвратительный чавк. Тварь тихо крякнула и осела. Только сейчас Кравчук почуял, как от нее воняет. Цилиндрический череп оказался совсем не крепким – он треснул и сплющился. Кравчук, однако, не захотел рисковать. Он еще несколько раз с силой опустил трубу на голову мутанта, вырвал из его перепончатых лап трубку, которая весьма напоминала ружье, и огляделся по сторонам. Вокруг стояли багровые сумерки, и, кроме мусорных куч, видно ничего не было.
Оттолкнув ногой не слишком тяжелое тело мутанта, Кравчук схватил котелок и понюхал варево. Пахло не слишком аппетитно, но терпимо. Хотя сам мутант нестерпимо вонял, пища его выглядела съедобно. Владимир Петрович оглянулся в поисках ложки, которой тварь мешала содержимое котелка. Она валялась неподалеку.
Конечно, есть из котелка неизвестную гадость было страшно и противно. Тем более той ложкой, которую держала в руках и, наверное, облизывала эта мерзость. Но Кравчук не был хлюпиком и собирался выжить во что бы то ни стало. Чтобы остаться в живых, нужно было, как минимум, чем-то питаться.
– Некоторые и змей едят, – подбодрил себя бывший директор «Барса».
Он прокалил ложку в огне костра, набрал варева и отхлебнул. Еда мутанта оказалась сносной на вкус. Кравчук усмехнулся.
– Если надо будет, я и тебя съем, – обратился он к убитой твари. – Меня вы так просто не возьмете.
В это время из-за мусорной кучи вышли еще двое мутантов. Кравчук так и застыл, не донеся ложку до рта.
Курьер оказался парнишкой лет шестнадцати – прыщавым, с прилизанными редкими волосами и недоверчиво-нахальным выражением лица. Одет он был в грязные черные джинсы и застегнутую на все пуговицы темную рубашку с длинными рукавами. В руках он нес две большие, плотно набитые спортивные сумки. Пройдя мимо оторопевшей секретарши – Оленька не знала, откуда он взялся на территории и кто его сюда пустил, – он толкнул дверь и предстал перед Белоусовым.
– Принимай, что ли, товар, – сказал он. – Кроссовки нужны канадские? Или чайники? А может, тебе фен нужен?
– Какой, на хрен, фен? – начал Белоусов и осекся.
Сначала он действительно принял паренька за горе-дилера «канадской» фирмы и уже собирался было вышвырнуть незваного гостя из кабинета, но по неуловимому аромату и легкому покалыванию кожи понял, что перед ним – настоящий курьер. Оттуда.
Белоусов сообразил, что подросток совсем не тот, за кого себя выдает, хотя при одном только взгляде на него ему вспомнился собственный сопливый племянник, целыми днями торчащий перед телевизором, включенным на канале МТВ. А еще больше он напоминал Бивиса и Батт-Хеда, жующих, сморкающихся и отпускающих глупые шутки. Да и поведение паренька было очень странное – совсем не такое, как у наших детей. Скорее, как у западной телевизионной молодежи. Что-то в нем было наигранно-театральное. Мысленно Белоусов приклеил к подростку модное слово «тинейджер», которым раньше практически не пользовался.
– Ладно, подставляй грабли, – вновь прогнусавил паренек, продолжая разрабатывать имидж наглого подростка. Он подошел к столу Белоусова и высыпал прямо на бумаги содержимое одной из сумок – плотные новые пачки сотенных и пятидесятидолларовых купюр.
– Запарились мы их нести, – объяснил он. – Прибери куда-нибудь. Может, пригодятся.
– Сколько здесь? – дрожащим голосом спросил Белоусов. Такую сумму наличными он видел впервые.
– Много, – хрипло заржал тинейджер. – Миллион.
– Я же просил пятьсот тысяч. Остальные – на будущее?
– На прошлое, – брезгливо поморщился парнишка. – Что, думаешь, доллары настоящие? Так мы их тебе и дали! Где мы их возьмем? Правда, от настоящих их никто не отличит Даже лучше настоящих, качественнее. Только серийные номера подкачали – есть уже такие. А может быть, и не было никогда. Нам статистика федерального казначейства Штатов неизвестна… Тебе подставляться ни к чему. Рассуешь их по валютчикам или по другим каким бандюкам, по мелочи. Сам конвертируешь деньги в банке. Туда-сюда, полмиллиона нет. Да и отдать нам настоящие деньги придется. Тут тебе и очередной товар подошел. Продашь – должок отдашь.
Тинейджер высыпал прямо на пол содержимое второй сумки. В ней оказались брикеты белого порошка, упакованные в полиэтилен.
– Чистейший героин, – сообщил он – Закачаешься. Сами бы ели, да деньги нужны. Партия крупная, но, думаем, рынок сбыта ты, Семеныч, найдешь. Не найдешь – тебе же хуже. Тут на два миллиона. Сумеешь что-то заработать – твое.
– Так сколько я вам должен? Полмиллиона или миллион? – спросил Белоусов дрожащим голосом. – Или два?
– Миллион, – ответил паренек, гадко улыбаясь. – Что, думаешь, просто так тебе товара на три миллиона подвезли? Концессия – концессией, но тебя кормить мы не намерены. И отдашь золотом. Но мы подождем. Сколько угодно. Только не забывай о том, что должен. Мы свои долги получим где угодно. Даже на теплых островах.
Олег Семенович вздрогнул, когда понял, что его мысли о бегстве не укрылись от новых партнеров, или хозяев, или обычной нечистой силы, к которой он, по невежеству, был более склонен относить новых знакомцев. Более прогрессивный человек скорее подумал бы о пришельцах из иных звездных систем или о жителях параллельных измерений.