— Увидишь, — сказала она и улыбнулась, и то была улыбка чародейки, а не ведьмачки. — Увидишь, Геральт.
Она вдруг вскочила, высокая и худощавая, как мальчик, но ловкая, как танцорка. Одним прыжком очутилась в седле.
— Йа-а-а, Кэльпи!!!
Из-под копыт кобылы брызнули высеченные подковами искры.
Из-за стены выдвинулся Лютик с висящей на плече лютней, держа в руках две большие кружки пива.
— На, выпей, — сказал он, садясь рядом. — Полегчает.
— Не знаю. Йеннифэр предупредила, что если от меня будет пахнуть…
— Пожуешь петрушку. Пей, подкаблучник.
Долгую минуту сидели в молчании, медленно потягивая пиво из кружек. Наконец Лютик вздохнул.
— Цири уезжает, верно?
— Да.
— Знаю. Слушай, Геральт…
— Ничего не говори, Лютик.
— Ладно.
Снова замолчали. С кухни долетал приятный запах жареной дичины, щедро приправленной можжевельником.
— Что-то кончается, — сказал Геральт с трудом. — Что-то кончается, Лютик.
— Нет, — серьезно возразил поэт. — Что-то начинается.
IX
Послеполуденное время прошло под знаком всеобщего плача. Началось все с эликсира красоты. Эликсир, а точнее мазь, именуемая поскрипом, а на Старшей Речи — гламарией, при умелом применении удивительным образом улучшала внешность. Трисс Меригольд по просьбе гостящих в замке барышень приготовила большое количество гламарии, после чего барышни приступили к косметическим процедурам. Из-за запертых дверей комнат доносился плач Цириллы, Моны, Эитнэ и Кашки, которым запретили пользоваться гламарией — этой чести удостоилась лишь самая старшая из дриад, Моренн. Громче всех ревела Кашка.
Этажом выше рыдала Лилия, дочка Даинти Бибервельта, потому что оказалось, что гламария, как и большинство чар, совершенно не действует на хоббиток. В саду, в кустах терновника, точил слезу медиум женского пола, не знавший, что гламария вызывает насильственное протрезвление и сопутствующие ему симптомы, в том числе острую меланхолию. В западном крыле замка рыдала Анника, дочка войта Кальдемейна, которая не знала, что гламарию полагается втирать под глаза, свою долю съела и в результате получила расстройство желудка. Цири взяла свою порцию гламарии и натерла ею Кэльпи.
Поплакали также жрицы Иоля и Эурнейд, поскольку Йеннифэр наотрез отказалась надевать сшитое ими белое подвенечное платье. Не помогло и вмешательство Нэннеке. Йеннифэр ругалась, швырялась предметами и заклинаниями, повторяя, что в белом похожа на какую-то долбаную девственницу. Расстроенная Нэннеке тоже начала орать, упрекая чародейку в том, что та ведет себя хуже, чем три долбаных девственницы вместе взятых. В ответ Йеннифэр метнула шаровую молнию и развалила крышу на наружной башне, что, впрочем, имело и положительную сторону — грохот вышел такой страшный, что дочка Кальдемейна впала в шоковое состояние и у нее прошел понос.
Снова видели Трисс Меригольд и ведьмака Эскеля из Каэр Морхена, которые, нежно обнявшись, крадучись проскользнули в беседку в парке. На сей раз не было сомнения, что это они собственной персоной, ибо допплер Тельико пил пиво в компании Лютика, Даинти Бибервельта и дракона Виллентретенмерта.
Несмотря на упорные поиски, гнома, выдававшего себя за Шуттенбаха, найти не удалось.