Он был дьявольским, этот хохот, но в нем не слышалось ни раздражения, ни желания оскорбить. Мне почудилось, что покровитель мой мне сочувствует.
- Так ты просишь спасти твой мир? - сказал он. - Ну, что ж... Я хотел бы знать, заслуживает ли он того...
Мы беседовали очень долго. Его интересовало все... И когда появились первые нечеловеки, и как из богом созданных тварей делали себе подобных, наделенных столь редкой жестокостью и чуждостью всему людскому.
Иногда он перебивал вопросами и странными замечаниями.
Я рассказал ему о юродивой хромоножке и о несчастной козе; о герцоге и настоятеле монастыря, отправившем меня с лишним грузом... Он тотчас же выспросил все подробности об осажденной крепости.
- Так, значит, нечисть боится крыс? - вдруг оживился он чрезвычайно и, удовлетворенно покачивая головой, выслушал с интересом мой долгий рассказ о том, как пришельцы окружили замок кольцом из костров и без жалости сжигают все живое, проникающее из замка: будь то спасающийся от голода беглец или крыса, стремящаяся к реке...
- Да... - задумался он на миг. - Мерзавец твой настоятель... - И тут же перескочил на другое, принявшись уточнять перечень средств, применяемых при антониевом огне... Вновь чрезвычайно порадовался, что твари боятся крыс... Но иные простейшие вещи его почему-то удивляли.
- Как?! Хромоногость не считается красотой? - например, не поверил он, вспомнив о хромоногой дурочке. - Но я же хром! А я - первый красавец! Это всем известно!..
Больше часа длился допрос с пристрастием. Я и не заметил, как пролетело время: вот уж и вправду, всегда доставляет удовольствие разговор с умным и любознательным собеседником!..
Да и он, как мне показалось, остался вполне доволен. К концу же, подобно всем старикам, он неожиданно ударился в воспоминания.
- И в прошлом бывали у вас мудрецы... Да-да-да! Знавал я кое-кого... Сократ, к примеру. Тоже казался весьма неглупым поначалу...
Я решил, что настало время напомнить о моей просьбе.
- Ну вот... - искренне огорчился он, - разве я был не прав? Без глупости нет истинного мудреца... Отделяющий зерно от плевел не знает, что делать с зерном. Подчиняющий законы мира не понимает главного...
- Чего же? - заметил я.
- А того, что ежели в мире возникло нечто, возвысившееся над миром и взявшее в свои руки его законы, как всадник берет узду, то это нечто важнее всего мирского... Такие, как ты, никогда этого не понимали и оказывались в дерьме...
Я снова напомнил о своей просьбе. И впервые не засмеялись в ответ.
- Как знаешь... - смирился громовой голос. - Но пожалуй, я не стану... выполнять твою просьбу буквально. Позволь мне сделать... наоборот.
- Это как же? - удивился я, почувствовав в его словах издевку и подвох.
- Ну, видишь ли... - сперва замялся, а потом снова захохотал голос. Ведь всем известно, что дьяволу свойственны козни... А козни, по-вашему, это делать все наоборот! И потом... стоит просто верить... ибо все, что ни делается вообще - и в самом деле обычно к лучшему... Ну, а если сказать откровенно - нет смысла в выполнении твоей просьбы. Поздно... Доставлять тебя к герцогу с мешком этих дурацких снадобий - занятие абсолютно глупое... Уж поверь.
На сей раз в его словах не было и тени насмешки, и это повергло меня в совершенное отчаяние.
- И настоятель твой - первостепенная сволочь... - добавил он без особой уверенности, что добавлять что-либо стоит. Чувствовалось, он размышлял, говорить ли мне правду, может, я и так уже сам догадался...
Однако я по-прежнему не улавливал хода его мыслей, в чем и признался, как бедный школяр на уроке.
Тогда, чуть помедлив, он все же снизошел, кривя губы в презрительной улыбке:
- Да, я сделаю наоборот, но так, чтобы все получилось к лучшему и ты понял сам, что к чему...
Я переправлю не тебя к герцогу, а герцога доставлю сюда. И сможешь всласть полюбоваться на своего ублюдка!.. Ах, да! - спохватился он. - Надень вот это!..
Собственно, мне ничего не пришлось надевать - совершенно прозрачный мешок сам накрыл меня с головы до ног, какая-то сила плотно, но не создавая неудобства, затянула его на шее. Дивиться невесомости этой ткани было некогда - дверь бесшумно раскрылась, и в помещение вплыло по воздуху разряженное тело герцога в роскошном гробу.
- Господи! - вскрикнул я и чуть было не перекрестился. - Он умер?
- Мертв! Скончался. Но не от ран...
Я взглянул на синюшно-багровое, раздувшееся лицо трупа. Даже пышный шелковый бант не мог скрыть одутловатую бычью шею. Смерть неузнаваемо исказила черты, что всегда бывает при страшнейшем из недугов... Невероятная догадка овладела мной. Казалось, герцог вот-вот поднимется в гробу и жадно набросится на меня - в стремлении увести с собой на тот свет, в стремлении столь же бесконечно загадочном, сколь и бесконечно жутком, и свойственном почему-то всем жертвам этой убийственной болезни...
- Чума? - вырвалось у меня.
- Именно так! - согласился мой покровитель. - Ну, разве его преподобие не скотина?.. И вообще, - добавил он с чувством полного удовлетворения, разве я не во всем прав?
Еще бы!.. Я был обманут настоятелем монастыря. Посылать меня без противочумной маски - значило обречь на мучительную смерть. Мне стало ясно, зачем я нес снадобья, бесполезные при антониевом огне, и от чего в действительности требовалось лечить герцога.
- Ведь не от ран же, не от ран?! - с каким-то упоением повторял мой спаситель.
Я кивнул. Вот от чего умер герцог... Чума!
Гроб развернулся и поплыл к дверям.
- Проветримся! - предложил мой покровитель.
Я не сразу понял, чего от меня хотят.
- Подышим воздухом и поглядим на звезды.
Он взял меня галантно под локоток и вывел в свежую ночную прохладу, что оказалось кстати после всех пережитых волнений.
Труп плыл несколько впереди нас. Бриллиантовые ордена блестели в ярком свете луны. Ее серебряный диск висел над рекой, все было видно, как днем. За кустами по речному волнистому зеркалу змеилась мерцающая дорожка.
Гроб подлетел к берегу и опустился на землю.
- Пускай покрасуется! - сказал мой спутник.
Неведомая сила, точно по приказу, поставила гроб на попа и прислонила к дереву, возвышавшемуся на прогалине среди кустов - отсюда, от мельницы, труп был как на ладони, и лунный свет озарял синий, с белыми сердечками, бант на его шее. Мы же стояли полностью в тени деревьев, невидимые с реки, что сделалось весьма немаловажным, когда вновь поплыли плоты.
Они неслышно скользили мимо нас по тихой воде, почти невидимые за черными пятнами ночных кустов. Я подумал об опасности, грозившей трупу, поскольку с воды он был виден хорошо, и сказал об этом. Но спутник мой захихикал.
- И поделом ведь, и поделом! Ах, какой лакомый кусочек! Не похоронят и все дела!
Однако я был удивлен и сказал, что даже грешника следует предавать земле.
- Как угодно! - ответил мой покровитель.
Гроб приподнялся и полетел над водой. На середине реки он повернул к крепости и медленно поплыл над лесом, пока не сделался маленьким черным пятнышком в той части неба, где глаз различал едва заметное зарево.
Речная гладь, залитая светом луны, не шелохнулась. Вереница плотов ушла за поворот. Путь был свободен. И тогда я вдруг почувствовал пустоту и собственную полную ненужность в этом мире...
- Куда же ты намерен идти? - спросил мой спутник.
Где-то далеко в лесу завыл одинокий волк. Надсадный лай собак откликнулся из еще большей дали.
Я хотел сейчас остаться один. Какая-то смутная мысль зрела в мозгу, и я всеми силами желал удержать ту тонкую связующую нить, что ускользала в разговоре...