Здесь все уже было готово — священнослужители, слуги и мудрецы заняли свои места согласно предписанию, так же как и его родственники, носившие на груди гордый символ старейшего рода — двукрылую фигурку Паррадайла, короля. Он сдержанно приветствовал их и шагнул к западному брустверу, вглядываясь в даль. Красноватый диск дневной звезды, казалось, колебался в разогретом воздухе над цепью вулканов. Должно быть, ветер дул оттуда — он приносил привычный запах…
Нет. Запах гари исходил откуда-то поблизости. Бавис Кноль глянул вниз, на город: плотное облако дыма повисло над Старым Градом. Очевидно, загорелся чей-то дом. К счастью, рядом река, значит, можно защитить от пламени соседние здания. Но этот дом, вероятно, уже не спасти.
Он подозвал молодого слугу, известного остротой зрения.
— Можешь разглядеть, чей дом там горит?
Всмотревшись, парень с сомнением сказал:
— Это может быть дом Герона, торговца, но дым слишком густой, чтобы рассмотреть поточнее.
Дом Герона! Бедняга, именно в день его возвращения…
Бавис Кноль поднял голову и увидел, что на пепельном небе появилась вечерняя звезда, подобная драгоценному камню чистой воды. Немедленно было забыто все, кроме слов ритуала. Он воздел левую руку и указал на звезду.
— Завтра, согласно закону, король будем убит!
4
Саикмар, сын Корри, как во сне шел по аудиенц-залу к скамьям рода Твивит. Кровь бурлила в его жилах, словно вода в горном ручье, и казалось, он наблюдает за своими действиями со стороны, как если бы опьянение удалило его тело из-под контроля духа, не замутив сознания. Но к опьянению это не имело никакого отношения, это был экстаз.
Его мать, его дядюшка, помогавший ему после смерти его отца, его сестры, его тетушки, племянники и кузены — все гордились им, и когда он шел к своему месту в первом ряду, то похлопывали его по плечам и выкрикивали что-нибудь ободряющее. Но ему было не до них. Он как бы раздвоился, и одна его часть еще пребывала здесь, в аудиенц-зале, а другая, устремившись в завтрашний день, скользила на хрупком глайдере в бурных воздушных потоках над курящимися горами.
Огромный зал был заставлен скамейками. Они располагались группами, образующими треугольник, — так, что в переднем ряду едва умещались три человека, а в последнем — до двадцати. Порядок, в котором рассаживались роды, определялся жребием. В этом году род Твивит занял центральную часть, и Саикмар оказался прямо напротив трона, на котором восседал регент Бавис Кноль.
Взоры присутствующих были обращены на Саикмара, высокого, очень тонкого юношу, стройной и легкой стати, — как говорили, птицеобразного. Еще несколько лет назад никто ни не помышлял, что он станет претендентом на престол от своего рода. Но уже тогда он был гораздо серьезнее сверстников, много занимался чтением, пением, стрельбой из лука, учился взбираться на деревья и скалы. Теперь же, когда ему исполнилось восемнадцать, он научился подчеркивать свои природные достоинства, используя в качестве посредника глайдер, а его управление — как чувствительный музыкальный инструмент — и его высокая худощавая фигура, его нервно-быстрая реакция сделали из него фаворита, в тактическом искусстве недосягаемого для конкурентов.
Прихрамывая (однажды его сбросил с себя граат, сломав ему ногу, которая плохо зажила), подошел его дядюшка — Малан Корри, глава рода, и уселся рядом с Саикмаром. Мать его заняла место с другой стороны. Она была уже в пожилом возрасте, но вид ее все еще заслуживал определения «королевский».
И вот ударил гонг, а вслед за тем настала тишина. В аудиенц-зал в окружении блистательной свиты вступил регент. Глаза Саикмара не отрывались от лица с лоснящейся черной бородой.
Неужели этот величественный глава самого видного рода, если верить слухам, год за годом потчевал участников королевской Охоты каким-то снадобьем, чтобы король не был убит? Этот полнозвучный голос, взывающий к богам, был подобен гласу искренности и наполнял Саикмара религиозным благоговением.
По завершении воззваний регент обратился с традиционной просьбой к воителям. Сердце Саикмара заколотилось; он повернул голову, когда встал первый из его соперников, назвав по правилам протокола свое имя. Претенденты были избраны несколько недель или даже месяцев назад, но ритуал требовал, чтобы каждый лично объявил о своих притязаниях, после чего он заносился в почетный список. (Для бойцов, которые разбивались между вулканами, запись в почетном списке оставалась единственным памятником.)
Но в древние времена не только кандидат из какого-то рода, а даже посторонние могли помериться ловкостью и силой с королем. Например — рыжий Слоин, о котором сочинена знаменитая баллада.
Дядюшка пихнул его локтем, приказывая встать и, Саикмар вернулся в действительность. Он поднялся и высоким голосом назвал свое имя, род и объявил о намерении выступить против короля.
Минутой позже он вновь погрузился в мечты об Охоте.
И вот уже отдали дань традиции все претенденты. Церемония заканчивалась. Но в этот год все проходило не гладко. Торжественность ритуала, замешанного на религиозных чувствах, разрушилась в один миг. Высокие двери парадного входа в зал распахнулись; никто не обернулся, ибо предполагали, что входят слуги — чтобы зажечь факелы. Но тут из полутьмы прогремел бас:
— И я! Я тоже хочу поохотиться на вашего короля!
Благородные мужи в удивлении вытягивали шеи, чтобы посмотреть, кто осмелился это сказать. Человек решительно переступил порог. Ему было лет сорок, он был крепок и приземист, с темными густыми бровями. На нем была одежда южанина — свободная длинная рубаха с поясом и широкие штаны до щиколоток.
После минутного замешательства в адрес нарушителя порядка посыпались возмущенные окрики. Поднялся такой шум, что Бавис Кноль вынужден был дать знак носителю гонга. Тому пришлось изрядно потрудиться, прежде чем оглушенная звоном публика начала постепенно утихомириваться. Так и не дождавшись полной тишины, Бавис Кноль проорал:
— Выйди вперед, незнакомец! Назови себя!
Тот, к кому обратились, невозмутимо потопал мимо рядов скамеек к трону. Сердце Саикмара чуть не выскочило из груди, — кажется, неспроста он вспомнил о рыжем Слоине из древней баллады…
Бавис Кноль приподнялся с трона и всмотрелся в чужеземца.
— Сегодня вечером вы приходили с Героном на аудиенцию! — ошеломленно сказал он. — Я узнал вас. Вы — южанин, называющий себя Белфеором!
— Вы правы, — с сарказмом сказал чужак. — Но, пожалуйста, не говорите, что это мешает мне участвовать в Королевской Охоте. Рыжий Слоин тоже не был мужем из Каррига, а я требую не больше того, что было позволено ему.
* * *
Со свирепым удовлетворением Белфеор перебирал в уме события прошедшего дня. Это как же надо было умудриться, чтобы напороться на галактического агента! Более того — оказаться в его доме, ничего не подозревая! И при том, что на всей планете не больше шести или семи агентов, а вероятно, и того меньше.
Ну да ладно, все кончилось не так уж плохо. Даже не в меру осторожный Паргетти признал, что Герон (или как там его настоящее имя?..) до последнего момента не имел представления о внепланетном происхождении своих гостей; иначе он не вломился бы, обмотанный одним полотенцем, и не забылся бы настолько, что обратился к ним на галактическом наречии. Это подтверждало, что они хорошо замаскировались и что Герон не успел доложить о них кому следует. Значит, не все было потеряно.
Завидев действие энергетического оружия, слуги обратились в бегство.