Он, конечно, и сам мог бы это сделать, но, заставляя другого работать на себя, он приходил в безумный восторг.
Через несколько дней Кьюлаэра почувствовал себя настолько хорошо, что смог тронуться в путь, чтобы уйти подальше от деревни.
- Мы уходим, - сказал он Луа. - Забирай пищу и иди впереди меня.
Луа испуганно зыркнула на него, собрала остатки мяса и поплелась за Кьюлаэрой. Он грубо схватил ее и толкнул вперед. Время от времени он подгонял ее ремнем и рявкал:
- Живей!
Он чувствовал, что сила возвращается к нему, теперь, когда есть над кем поиздеваться.
Так они шли весь день. Кьюлаэра указывал дорогу и ругался, Луа спотыкалась, всхлипывала и жмурилась, потому что яркий дневной свет резал ей глаза. Кьюлаэра ликовал оттого, что ей больно, а если что-то в глубинах его души содрогалось в агонии, он не обращал на это внимания.
В эту ночь он заметил, как блестят в свете костра глаза Луа: в них не осталось ни следа любви, а один лишь страх, и это доставило ему дикое наслаждение. Однако во взгляде не было ненависти, только усталая покорность, что встревожило Кьюлаэру.
Чтобы отомстить девушке за это, он закрыл глаза и стал притворяться спящим, а сам следил за Луа из-под прикрытых век. Он чуть было не уснул по-настоящему, но в последний миг Луа шевельнулась, встала на колени и поползла в лес, ловко, как крадущаяся кошка, и бесшумно, как парящая птица.
Кьюлаэра вскочил и бросился за ней, схватил за ногу и стал колотить, выкрикивая:
- Бросила меня, да? Никто не уйдет от меня, пока я сам этого не захочу! Ах ты, подлая тварь, грязная и бессердечная! Убежала от меня, да? Не позволю!
Он вовремя перестал бить Луа, чтобы не изувечить - не тащить же ее на себе, если вдруг охромеет?
На следующий день Кьюлаэра обвязал шею Луа ремнем, другой конец ремня взял в руку и погнал девушку вперед прутом. Это нравилось Кьюлаэре, но стоило негодяю посмотреть девушке в глаза, он снова начинал злиться, поскольку она все еще смотрела на него без ненависти и - что того хуже без отчаяния. Все те же покорность и смирение. Она сильно ждала, что кто-то ее спасет!
Спаситель появился во время обеда. Кто-то маленький упал с дерева, стукнул Кьюлаэру в живот, между глаз и крикнул:
- Беги, Луа! Спасайся!
- Спасайся, а я тебя до крови запорю! - заорал Кьюлаэра, злорадно и испуганно.
Он откатился в сторону от бешено дерущегося создания, резко вскочил и схватил бесенка за шею, удерживая на расстоянии вытянутой руки. Тот бился и извивался, молотил крошечными кулачками, пинался маленькими ножками, пытался прохрипеть оскорбления и угрозы, но издавал лишь сдавленные звуки, а его бледно-голубая кожа начала краснеть. Кьюлаэра в изумлении разглядывал наглеца.
- Ой, Йокот! - печально вскрикнула Луа. Кьюлаэра усмехнулся, неожиданно догадавшись, кто это такой. Он откинул голову захохотал:
- Итак, возлюбленный пришел спасать свою суженую? Как же ей повезло! От кого же ты ее спасаешь, малявка? От белки? Он снова рассмеялся.
- Не смейся над ним! - взмолилась Луа. - О хозяин, пожалуйста, не смейся!
- Почему бы и нет? Он такой потешный, когда краснеет! Кьюлаэра потряс гнома, ухмыльнулся и опять засмеялся. Йокот захрипел, его лицо исказилось злобой. Он поднял руки и стал как-то страшно двигать ими, а его хрипы превратились в неразборчивые слоги. Кьюлаэра смеялся и смеялся, пока не понял, что маленький гном колдует! Он придушил нахала, но слишком поздно Йокот решительно сжал кулаки, и заклинание начало действовать.
Что-то лопнуло прямо у Кьюлаэры под носом, полыхнуло и выпустило клубы мерзкого дыма. Он так испугался, что чуть не выронил гнома.
Но все же удержал и выдавил смешок:
- Это все, на что ты способен? О, как я напуган твоим колдовством, малявка! Как же жутко я перепугался!
И он выронил человечка, но наступил на него ногой или, вернее, на его платье. Да, гном был в платье, слишком длинном и широком, а под платьем штаны и ботинки. Что же это за пародия: мужчины носят платья, а женщины нет? Вид у Йокота был униженный, и Кьюлаэра решил поиздеваться над ним:
- Кулаками ты лучше работаешь, чем заклинаниями, малявка!
И, чтобы показать, как бесполезно и то и другое, он наклонился и дал гному затрещину.
Луа горько заплакала, зажимая рот руками и широко раскрыв глаза, гном поднялся на ноги.
- Верно, моя магия слабее, чем у большинства гномов...
- А у гномов магия слабее, чем у эльфов!
- Она достаточно сильна, когда направлена на природу! - огрызнулся Йокот.
Кьюлаэра ударил Йокота с такой силой, что у гнома закачалась голова.
- Когда разговариваешь, говори вежливо, гном, а не болтай, пока я тебе не прикажу!
Йокот потряс головой и, прищурившись, посмотрел на громилу:
- Я буду говорить, когда захочу и тогда, когда ты не захочешь, жирная рожа!
Кьюлаэра опешил от изумления, но, оправившись, бешено взвыл и бросился на гнома, нанося удар за ударом руками и ногами. Когда приступ злобы прошел, а гном лежал на земле и стонал, Кьюлаэра сплюнул:
- Ну вот теперь говори, придурок! Йокот стонал, Луа рыдала.
- Говори! - Кьюлаэра пнул гнома.
- Не-е-ет! - простонал Йокот.
- Что! - Кьюлаэра еще раз пнул его.
Йокоту удалось выдавить из себя несколько слов:
- Напрасно стараешься. Вот я сказал - этого ты хотел?
Кьюлаэра застыл, потом он понял, что гному опять удалось выставить его дураком, и злость вновь закипела в нем. Он поднял человечка за шиворот. Нытье Луа только распаляло его.
- Не пройдут твои уловки, комок теста! Ты маг-недоучка!
Йокот заговорил тоненьким голоском, сдавленно, из-за того что ворот платья сжимал шею:
- Недочеловек.., наверно.., но как гном я преуспел!
- Заткнешься ты или нет? - Кьюлаэра подбросил гнома и поддел ногой, прежде чем тот успел долететь до земли. Поддел не слишком сильно - ему нужен был не труп, а еще одно живое существо для побоев. - Я научу тебя, как быть вежливым и как разговаривать, только когда тебя спрашивают!
- Ты не можешь.., учить тому.., чего сам.., не знаешь, - и задыхаясь, выговорил Йокот.
- А ты научишься! И научишься хорошо!
- Я буду говорить.., когда захочу.., и убегу.., когда пожелаю!
- Ой, правда?
Кьюлаэра выхватил кинжал и схватил гнома. Луа завизжала, но Кьюлаэра лишь отрезал длинную узкую полоску от платья гнома и один конец обвязал ему вокруг шеи.
- Никуда ты не убежишь! - Он поставил гнома на ноги, как будто тот был куклой. - Теперь собирай мешок!
Йокот не шевельнулся, его лицо окаменело, и Кьюлаэра начал тревожиться: уж не убил ли он этого малявочку? Какая тогда от гнома будет польза? И тут Кьюлаэру озарило.
- Пришел спасти свою красотку, да? Ну так спаси ее от этой ноши! Поднимай, быстро!
Йокот еще некоторое время не двигался, потом медленно поднял мешок и перебросил за спину. Когда веревка коснулась его плеча, он поморщился.
- Ой, Йокот! - причитала Луа.
- Хватит хныкать! - кровожадно ликовал Кьюлаэра - он заставил слушаться гнома! - Вставай и пошел!
Шатаясь под грузом, Йокот двинулся туда, куда приказал Кьюлаэра. Луа в тоске потянулась к нему, когда он проходил мимо, но Йокот стыдливо отвернулся.
***
Огерн стоял у огня в холодной пещере. Он понимал, что лучше подготовиться ему не удастся. При мысли о том, что он должен выйти в мир, ему становилось страшно, но он мужественно боролся с ужасом, уверяя себя в том, как глупо бояться, ведь он знает, что представляет собой мир, даже теперь, по истечении пяти веков. Он ведь видел, как движутся племена и расы. И все же он идет в неизвестность; он может встретиться с настоящими болью и смертью, теперь, после того как провел эти пятьсот лет в безопасности спальни Рахани.
"Размяк, - сказал он себе.