Джесс пришлось отодвинуться от него подальше, но с таким расчетом, чтобы его шепот все-таки был слышен. От посетителя несло сивухой и застарелым потом, но Джесс различил и запах глины, подсказавший ему, что мистер Мэлоун по профессии старатель, а следовательно, желанный гость для мистера Голта.
Человека с нечистой совестью легче всего заставить заговорить, сохраняя молчание. Креветка Мэлоун выдержал секунд двадцать. Потом из него так и полилось:
— Ну, вы ее видели? Разрази меня гром, она же страшна, как смертный грех! Я и полез-то к ней только потому, что был пьян в стельку. И она сама это знала, и вся ее тупоголовая семейка тоже! Просто они хотели меня подловить. Любой на моем месте задал бы деру! И вы тоже, если бы вы ее видели. Боже милостивый, она похожа на опоссума, и пахнет от нее, как из склепа! И два черных клыка торчат, как костяшки домино.
Джесс сочувственно вздрогнул, вообразив себе женщину, которой Креветка Мэлоун побрезговал по санитарным соображениям.
— Ну а мне-то что за дело? Ваша история гроша ломаного не стоит, — заметил он, решив, что пора затронуть в разговоре денежную тему. Уловка сработала.
— Сколько эти полоумные вам посулили? И чего они от вас хотят? Чтобы вы силком притащили меня под венец или просто продырявили на месте и положили бы конец моим страданиям? По мне, разница невелика: лучше подохнуть, чем связаться на всю жизнь с этой кикиморой.
На секунду Креветка расхрабрился и выпятил грудь, но тут же скис.
— Ну ладно, ладно, вот вам мое предложение. — Он вскочил и вытащил из кармана темных, покрытых коркой грязи саржевых штанов замызганный узелок из мешковины.
— Вот шестьдесят четыре унции[3] золотого песочка — все, что у меня есть на этом свете. Четыре месяца я его искал, собирал, промывал. Заберите и скажите семейству Уивер, что вы меня пристрелили. Возьмите с них обещанную плату, прихватите мое золотишко и поезжайте своей дорогой. Они вовек не дознаются: в округ Коуз я больше носа не суну до конца моих дней, вот вам святая истинная правда.
Джесс подхватил узелок на лету и взвесил в руке, Около четырех фунтов[4] . Золото в эти дни шло по двенадцать долларов за унцию. Шестьдесят четыре на десять — это уже шестьсот сорок, да плюс еще сто двадцать восемь, это будет… верных семь сотен долларов, если не больше! Он не стал проверять, вправду ли там золото, а не песок. За время короткой, но прибыльной карьеры Голта еще никто не пытался его надуть, и Креветка Мэлоун вряд ли первым вступит на этот путь. Однако на всякий случай Джесс пригвоздил его к месту не скрытым под повязкой глазом.
— Уж не хотите ли вы меня подкупить, мистер Мэлоун?
— Что? О, нет, сэр, Боже упаси. Я бы не посмел ни за что на свете!
— Надеюсь, что нет. Учтите, мне надо поддерживать свою репутацию.
— Да, сэр. Считайте, что это… гм… подарок. Что-то вроде обмена. Золото за мою жизнь.
Джесс задумался.
— И как же я им докажу, что вы мертвы?
— Чего?
— Я говорю об Уиверах. Они потребуют доказательств. Как же мне их убедить?
Креветка совсем смещался.
— О, черт, — пробормотал он, вытаскивая из другого кармана нечто серое и мерзкое на вид. — Вот это сгодится. Только оно и больше ничего. Мой амулет. Свиное ушко.
Джесс надеялся, что Креветка достанет часы или что-то в этом роде, но ему пришлось взять двумя пальцами щетинистую окаменелость. Казалось, этой штуке лет сто, значит, исходящая от нее вонь — всего лишь плод его воображения.
— Меня на мякине не проведешь, Мэлоун. Если ты вздумал…
— Богом клянусь, и в мыслях не держал! Любой, кто меня знает, вам подтвердит, что я скорей умру, чем расстанусь со своим свиным ушком.
Джесс вопросительно выгнул бровь.
— Ну… это присказка у меня такая, — пояснил Креветка Мэлоун с нервным смешком. — Спросите кого хотите.
Джесс сделал вид, что обдумывает слова золотоискателя, пока тот беспокойно переминался с ноги на ногу. Выдержав томительную паузу, он прошептал:
— Я сегодня в хорошем настроении. Пожалуй, я приму ваше предложение, мистер Мэлоун.
У Креветки от волнения затряслись коленки.
— Спасибо вам, мистер Голт. Клянусь, вы об этом не пожалеете.
— Да вы уж постарайтесь.
— Не пожалеете.
— Да уж вы постарайтесь, а не то у меня испортится настроение.
— Да, сэр. Нет, сэр, можете не сомневаться. — С робкой улыбкой надежды на губах Креветка попятился к дверям, на ходу приподнимая свою жеваную шляпу.
— Ну, я скажу adios[5] , мистер Голт…
— Я собираюсь на некоторое, время задержаться в Парадизе, и мне бы не хотелось, чтобы до меня дошли слухи о нашей маленькой сделке.
Почерневшим большим пальцем Креветка изобразил на сердце нечто вроде буквы «икс».
— Вот вам святой истинный крест: от меня никто ни полсловечка не услышит.
— Хорошо, если так. Потому что, если пойдут слухи, знаете, что тогда будет?
Рыжий старатель оказался сообразительнее, чем представлялось, судя по виду.
— У вас испортится настроение, — догадался он.
— Точно. Про меня говорят, что в плохом настроении я за себя не отвечаю.
— Да, сэр.
На сей раз он приложил два пальца к губам и торжественно заявил:
— Я нем, как могила.
Джесс хотел сказать, что именно там мистер Мэлоун и окажется, если нарушит слово, но решил, что с Мэлоуна хватит. К тому же вонь становилась нестерпимой, хоть топор вешай. Когда Креветка нащупал наконец ручку у себя за спиной и открыл дверь, Джесс бросил на него последний стальной взгляд и дал ему уйти.
Ему хотелось испустить победный клич или швырнуть шляпу в воздух, но стены были слишком тонкими, а потолок — слишком низким. Он удовлетворился тем, что бросился на кровать и торжествующе пропел: «Есть!»
«ПАРАДИЗ. ВАМ ЗДЕСЬ ПОНРАВИТСЯ», — гласил щит при въезде на Главную улицу. Да, Парадиз оказался очень даже недурным городишкой. Голту здесь понравилось. Джессу — тоже.
* * *
Кэйди проезжала мимо этого щита столько раз, что перестала его замечать. В этот день ее внимание привлекло нечто иное: Хэм Вашингтон, семилетний сынишка ее бармена Леви, летел ей навстречу по самой середине улицы. Можно было подумать, что за ним гонится стая бешеных собак. У нее даже мелькнула мысль, что в салуне начался пожар.
— Мисс Кэйди, мисс Кэйди! Смирная кобылка шарахнулась от испуга и встала, едва не столкнувшись с Хэмом.
— Абрахам! Сколько раз я тебе говорила: не смей вот так мчаться перед носом у лошади!
Мальчик был так возбужден, что даже не извинился.
— Мисс Кэйди, — задыхаясь, проговорил он, — там… у нас в салуне… бандит приехал… с «кольтами»! На черном коне… у нас остановился…
Хэм схватил протянутую руку Кэйди, и она подсадила его в двуколку рядом с собой. Он был довольно высок для своих семи лет, но худ, как веточка, и, казалось, весь состоял из одних локтей, коленей и острых, торчащих лопаток.
— Отдышись и давай по порядку, — посоветовала она, по привычке передавая ему вожжи.
Хэм обожал лошадей: управление двуколкой помогло ему немного успокоиться.
— Приехал человек, мисс Кэйди, — выдохнул он наконец. — Папа сказал — плохой человек. Он снял комнату над салуном. Весь обвешан оружием, и папочка говорит, что он прямо ходячая смерть. Прямо ходячая смерть, — с упоением повторил мальчик.
— О чем ты говоришь? С чего ты взял, что он плохой человек?
— Он вооруженный бандит, — мисс Кэйди. Наемный стрелок. Мистер Эйкс сказал: посмотри на него косо, и он тебя пристрелит на месте. Я его еще не видел, он наверху у себя в комнате, и дверь закрыта. Его зовут Голт.
Они уже почти поравнялись с «Приютом бродяги».
— Останови прямо здесь, — скомандовала Кэйди.