Но ты?..
— Возможно, мы не такие разные на самом деле, даже после такой долгой разлуки.
— Возможно, — согласился улыбающийся Дерек. — И раз уж мы заговорили о твоих женщинах, то скажи, как они отнесутся к тому, что ты не призовешь к себе ни одну из них в течение довольно длительного времени?
— Но их будут приглашать к господину… к тебе. Тебе придется делать с ними все, что обычно делаю я, — тихо сказал Джамиль, опустив глаза.
— Не говори ерунды! — вскрикнул брат, не сумевший расслышать страдания, с которым были произнесены последние слова.
Дей удивленно вскинул голову. Его поразила горячность быстрого ответа. Уж в этом своем предложении он никак не ожидал встретить отказа. Но ему возражали! Это задевало его до самой глубины души, где хранились чувства мужчины" — обладателя гарема. Он мог сколько угодно раз раскаиваться в том, что в нем слишком много женщин, признаваться себе, что не все, возможно, ему нужны и не с каждой хочется провести время, но… Но это были его женщины! Во всем задуманном плане самым трудным для Джамиля была именно необходимость открыть свой гарем для другого мужчины. И он с гордостью полагал, что уж от такого предложения тот отказаться не сможет. Собственно, он и не пошел бы на это ни при каких обстоятельствах, если бы речь шла о любом другом, а не о, Касиме — его втором «я». Ближе его у Джамиля не было никого, он чувствовал это даже сейчас, когда девятнадцатилетняя разлука сделала их такими разными.
— Это необходимо, — сказал дей, пересиливая свое раздражение. — Омар долго убеждал меня в этом, и я согласился. Только таким образом можно не вызывать настороженности евнухов. Ты ведь знаешь, что они часто выходят за пределы дворца и любят посплетничать почище любой бабы. А я до сих пор никогда не оставлял моих женщин без внимания более чем на два-три дня. Даже отправляясь в дальние поездки, я брал с собой своих фавориток. А теперь, подумай, если я вдруг изменю отношение к гарему, это неизбежно станет известно. Многие задумаются над причинами такой резкой перемены, начнут внимательнее приглядываться ко мне. Тогда мельчайшая ошибка с моей, точнее, с твоей стороны будет иметь гораздо более серьезные последствия. Кое-кто может и припомнить, что у меня был брат-близнец, который погиб при загадочных обстоятельствах и тела которого никто не видел. Теперь понимаешь, почему ты должен перенять все мои привычки, вести себя так, как я, во всем без исключения? Ты должен разыгрывать даже мою нынешнюю раздражительность. Откровенно говоря, я был несносен в последнее время. Впрочем, благодаря этому проявление гнева станет для тебя самой удобной защитой от неожиданных ситуаций, мои вспышки уже перестали вызывать удивление, и к ним все готовы.
— Насколько я понимаю, выбора у меня действительно нет, — еще по инерции весело сказал Дерек, хотя улыбка уже исчезла с его лица. — Тебе необходима свобода передвижения, и ничто не должно тебя связывать.
— Это так. Если ты согласишься, выбирать не придется ни тебе, ни мне.
— Но ты действительно хочешь, чтобы все было именно так, Джамиль?
— Я не вижу другого способа.
— Но ведь за Селимом мог бы поехать я?
— Да, но ты не знаешь его так хорошо, как я, Касим. Тебе потребуется в два раза больше времени, чтобы разыскать его, я уже могу умереть к тому моменту. К тому же, — Джамиль криво улыбнулся, — я просто сойду с ума, если не воспользуюсь твоим присутствием, чтобы уехать отсюда. Я уже сомневаюсь, что смогу выдержать даже то время, которое необходимо тебе для освоения моих привычек.
— Ну уж здесь придется потерпеть немного, брат мой, — демонстративно возразил Дерек. — Я бы предпочел приступить к этому делу не совсем слепым.
Джамиль улыбнулся на столь по-английски вежливую и напыщенную фразу брата. Конечно, придется потерпеть.
Жанна нашла свободный тюфяк и посмотрела на своих соседок. Она воспринимала их как соперниц, а соперничать было за что, по крайней мере для нее. Из опыта она знала, что чем богаче дом, в который она попадет, тем лучше будет для нее, а самый богатый покупатель непременно выберет и самую привлекательную рабыню. К счастью, в комнате вообще оказалось не так много женщин, и ни одна из них особо не выделялась. Исключение составляла лишь чернокожая красавица, которая прямо дымилась от ярости и враждебности ко всему окружающему и, видимо, из-за этого была прикована цепью к стене. Однако если она и в самом деле столь агрессивна, как выглядит, ее не поведут на помост, а продадут отдельно.
Жанне на помост идти предстояло. Ей уже приходилось стоять на нем, и особого унижения при мысли об этом в отличие от многих других она сейчас не испытывала. Она гордилась своим телом, золотым отливом своих пышных волос, голубыми глазами, зная, как высоко это ценится здесь. Женщина была уверена, что надлежащая поза и несколько чувственных взглядов легко сумеют возбудить похоть торгующихся за нее и тем самым еще более поднять цену. Ее собственный опыт свидетельствовал, что чем больше денег выложит будущий хозяин, тем более удачным приобретением будет он ее считать, и тем лучшим будет отношение к ней в его доме.
Неожиданно ее привлек какой-то серебристый блеск. Жанна перевела взгляд в ту сторону, откуда он исходил, и увидела женщину, на которую ранее не обратила внимания, посчитав ее слишком старой. Но сейчас, когда та подняла голову, у Жанны даже перехватило дыхание. Это была девушка совсем молодая и неописуемо красивая. Первым чувством женщины было раздражение, но оно быстро улетучилось. Жанна поняла, что эта девушка, так же как и чернокожая принцесса, на помост не попадет. Таких красавиц продают обычно на закрытых торгах, и другим они не соперницы.
Жанна смотрела на беспомощную девушку, все сильнее бледнеющую с каждой секундой. Издалека глаза ее напоминали угли — столь темны они были по сравнению с белой кожей. Широко открытые, они с неподдельным ужасом глядели на что-то в окно. Посмотрев туда же, женщина поняла причину этого страха. В большом внутреннем дворе, напротив их комнаты, шли торги. Собственно, она догадывалась о том, что там происходит, но не придавала этому большого значения. Рабов никогда не продают в первый день их прибытия в багнио, поскольку многие попадают туда в таком плачевном состоянии, что за них ничего не дадут. К самой Жанне последнее, конечно, не относилось, но правило есть правило.
Знала Жанна и то, что Хамид Шариф проводит аукционы дважды в неделю, продавая каждый раз от двадцати до тридцати душ, а то и больше, если рабов оказывается у него слишком много. Теперь она поняла, почему в их комнате женщин было не так много. Тех, кого должны были продать сегодня, уже вывели, и они ожидали своей очереди во дворе.
Сквозь окно был виден и сам помост — квадратная платформа, достаточно высокая, чтобы все собравшиеся могли как следует разглядеть товар. Рабы были дешевы, поэтому покупателей всегда собиралось много. Даже небогатый человек был в состоянии помаленьку копить деньги и купить одного или двух, чтобы облегчить себе жизнь. За молодую женщину давали всего семьдесят пиастров, сильный мужчина стоил немного дороже. Выше ценились евнухи — до двухсот пиастров. Спрос на них был большой, ведь религия запрещает мусульманам самим кастрировать людей. Обычай использовать в гаремах евнухов не был исконно турецким, он перешел от византийцев, которым принадлежал И Стамбул раньше, в те времена, когда он назывался Константинополем.
Но дешевы были те рабы, которые предназначались для физической работы. Отличающиеся красотой женщины — это совсем другая категория. Такую невольницу могли покупать в качестве наложницы, и тогда цена определялась тем, насколько сильно желание обладать ею распалило будущего хозяина.