Поначалу все шло достаточно гладко. Петрониллу не пришлось уговаривать держать язык за зубами: с самого утра она уехала из дому со злополучным Хауэллом искать пропавшую сумку. Майда, как они и условились, сообщила Кардоку, что им троим надо поговорить без посторонних об Аделине и ее несостоявшейся помолвке.
Аделина уставилась в пол, пережидая, пока иссякнет запас брани, которой ее отец встретил просьбу дочери.
— Ты сказала, что не была обесчещена, дочь. Еще раз расскажи мне, как все произошло: как мог этот негодяй попросить твоей руки, а потом бессовестно отказаться. Речь шла о твоем приданом? Может, этот змееныш решил, что я не смогу выдать свою дочь замуж как полагается?
— Дело не в приданом, — сказала, подняв голову, Аделина.
— Тогда в чем? В чем причина разрыва?
Аделина сделала глубокий вдох, молча испросив у Небес прощения на случай, если безвинному семейству Неверс случится столкнуться с Кардоком. Вновь опустив глаза, она заговорила тихо и застенчиво, как, наверное, могла бы говорить о своей несостоявшейся помолвке девушка, действительно сожалеющая об этом.
— Видишь ли, у Неверса есть кузина. Она овдовела как раз в тот месяц, когда он посватался ко мне, и стала богатой вдовой.
— Ну и что? Твое приданое вполне приличное. Может статься, побольше, чем состояние у той вдовы.
— И…
— Все же было еще что-то?
— Он решил, что для него лучше взять в жены нормандку. — Аделина осторожно взглянула на отца и увидела, как малиновая краска гнева заливает его лицо. — Нормандку и по отцу, и по матери, — закончила Аделина и скрестила за спиной пальцы на левой руке, чтобы Господь понял, что эта ложь — для лукавого.
— Он отказался от тебя из-за того, что в жилах твоих течет валлийская кровь? Я выдеру у него из брюха печень. Живьем! Я…
Майда встала между мужем и падчерицей и осторожно дотронулась до руки Кардока.
— Этот Неверс далеко и уже давно женат. Твоя дочь здесь, и она хочет замуж. Если уж ей выходить замуж, то сейчас. Те, кто слышал о разорванной помолвке, подумают, что это ты отклонил кандидатуру Неверса, ибо нашел ей лучшего мужа.
Кардок задумался.
— Я так и поступлю. Я найду ей мужа. Когда она вернулась домой, я подумал, что мне так и стоит поступить.
Аделина облегченно вздохнула. Как она втайне и надеялась, Кардок от волнения забыл, что собрался отправить ее к Раису.
— Ну, Аделина, — с улыбкой спросил Кардок, — кто тебе по душе? — Он размашисто обвел рукой пустой зал. — Ты видела моих людей. Все здесь сидели. Назови любого, любого, кто не женат, и ты его получишь.
Аделина расправила плечи. Приближался момент, которого она так боялась, но отступать было поздно.
— Никто из них мне не нравится. Кардок нахмурился:
— Ну что же, присмотрись к ним еще раз за ужином, когда все соберутся в доме. Хорошенько смотри, среди них есть хорошие ребята.
— Я хочу мужа-нормандца.
— Нет, не хочешь, — голос Кардока смягчился, — ты еще не оправилась от ужаса прошлой ночи. Выспись сегодня хорошенько, а завтра поговорим.
— Я хочу нормандского мужа. Я несколько лет провела среди нормандцев, мой нареченный был нормандским рыцарем из хорошей семьи. Я хочу такого же — из хорошей семьи и богатого.
Кардок окинул ее долгим тяжелым взглядом.
— Ты слишком долго прожила в Нормандии, — признал он наконец.
Аделина не отвела глаз.
— Это так, теперь я стала взрослой женщиной, и меня не переделать. Я хочу нормандского мужа из хорошей семьи. И богатого.
Кардок опустил голову на руки.
— Весной я отправлюсь в Херефорд и найду тебе мужа.
— Не надо никуда ехать, я хочу Симона Тэлброка. Кардок побледнел.
— Ты сошла с ума.
— Я хочу Симона Тэлброка.
— Аделина замолчала в нерешительности, потом все же добавила: — Если ты меня ему сосватаешь, я никогда больше ни о чем тебя не попрошу. Никогда и ни о чем.
— Этот человек опасен, он убил священника.
— Он не осмелится причинить вред дочери Кардока. Отец смотрел на нее так, словно понимал, что она чего-то недоговаривает.
— Если ты выйдешь за него, — сказал он наконец, — ты овдовеешь до того, как успеешь состариться. Люди, отягощенные такими грехами, долго не живут.
— Я не хочу становиться вдовой. После того как я выйду за него, никаких разговоров об убийстве Тэлброком священника тут вестись не должно. Не всегда же он будет в изгнании…
— Нет, не всегда. — Кардок откинулся на спинку стула, обдумывая слова Аделины. Он посмотрел на Майду, потом на Аделину. — Ты не приведешь его сюда, в мой дом, жить.
Из открытой двери донесся звонкий голос Пенрика. Кардок выглянул во двор и увидел, что его сыновья играют на солнце.
— Когда я умру, — сказал он, — мой соотечественник будет здесь вождем, не Тэлброк. Ты поняла?
Аделина кивнула:
— Я чту твою волю.
— Если ты выйдешь за него замуж, тебе придется научиться с ним ладить, у него тяжелый характер.
— Я справлюсь.
— Он может оказаться безумцем — нормальный человек не станет убивать священника.
— Безумцу не доверили бы гарнизон.
— Он…
Если бы не Майда, которая где уговорами, где лаской, где причитаниями все же склонила мужа на свою сторону, никогда бы Аделине не добиться согласия отца на этот брак. Но Майда сделала так, как обещала Аделине, и именно ей Кардок поручил сообщить дочери свою волю. Аделина Кардок может взять Симона Отцеубийцу в мужья.
Как только Майда объявила Аделине отцовскую волю, Кардок махнул им рукой, чтобы уходили, а сам отправился к сыновьям.
Глава 7
Вороны вернулись.
Симон Тэлброк проснулся от их криков и, прислушиваясь, попытался угадать, с какой стороны доносится хриплое карканье. Ему показалось, что птицы окружили его. Во всяком случае, одно было очевидно — они находились совсем рядом, вернулись на только что отремонтированные крепостные стены.
Огромные черные птицы, крупнее, чем их кентские собратья, покинули высоты крепости, когда люди Тэлброка снесли прогнивший костяк старой сторожевой башни и построили новый пост. Вороны держались на расстоянии, кружили над крепостью, наблюдая за тем, как солдаты гарнизона поднимают доски по крутой дороге, торопясь выстроить казарму до наступления зимы. С высоких дубов чуть пониже смотровой площадки птицы наблюдали за тем, как растут стены, отрезая путь северному ветру.
Люди Кардока увидели знамение в том, что птицы покинули старую крепость, и даже поднялись на холм, чтобы поглазеть на то, что будут делать птицы, когда на новый пост выйдет нормандский часовой. Ожидания валлийцев оправдались. Самый крупный ворон отважно напал на нормандского солдата. Симон плохо разбирался в суевериях местного народа, но у него хватило ума запретить Люку стрелять в назойливую птицу. После целого дня душераздирающих криков и набегов с кровопусканием на часовых большой ворон сдался и улетел восвояси.
Симон встал с кровати и разбил тонкую корку льда, покрывшую за ночь поверхность воды в ведре. В кострище еще тлели уголья. Огонь в своей берлоге Симон развел впервые.
Должно быть, это набег на дом Кардока нагнал на Симона холод. Он узнал, что старик в ту ночь не был с разбойниками, напавшими на нормандцев где-то между долиной Кардока и Стриквилом; все остальное — едва не случившаяся беда с дочерью Кардока и тот факт, что старик предпочел охранять только свою любовницу и ее отпрысков, а дочь и прочих домочадцев оставил на милость солдатам Симона Отцеубийцы, — вызывало в нем понятное недоумение. Во всем этом была какая-то тайна.
Все началось как обычно.