Ее серые глаза не отрывались от его темно-золотых, и она обнаружила вдруг, что говорит не своим голосом:
— Я-я-я не з-з-знаю. Думаю, все зависит от того, о чем в-в-вы меня просите.
Понизив голос, Ройс прошептал:
— А что бы ты сказала, если б я предложил тебе то же, что и Стаффорд? — Одна его рука все еще нежно ласкала ее лицо, другая двинулась к волосам: пальцы уже касались ее черных кудрей. — Ты ответила бы мне так же, как ему?
Ее сердце почти остановилось при этих словах. «Это безумие, — мелькнуло в голове Пип. — Я должна убежать». И тем не менее… тем не менее другая, незнакомая ей самой женщина, которую с изумлением обнаружила в себе Пип, не торопилась. Она бесстрашно и безвольно стояла перед Рейсом, глядя на него огромными глазами. Новым, грудным, гортанным голосом, совсем не похожим на ее собственный, Пип произнесла:
— Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей?
— Я говорю, — воскликнул Ройс, — что ты наполовину свела меня с ума, и если я не поцелую тебя, я потеряю рассудок окончательно!
Не давая ей ответить, он сжал Пип в объятиях, ища губами ее губы. Его рот был твердым и горячим, а поцелуй обезумевшего от страсти мужчины отнюдь не напоминал невинных поцелуев первой любви. Это был поцелуй человека, чьи желания сдерживались слишком долго, и непонимающие, девственные губы Пип были не тем, чего он искал. Ройс хрипло бросил ошеломленной девушке:
— Господи Боже! Приоткрой свой рот! Позволь мне… Я должен…
Но он был слишком захвачен своим желанием, чтобы ждать отклика. Его пальцы схватили ее подбородок и нежно приподняли, вынуждая губы Пип приоткрыться. Это было все, чего он ждал, и с полустоном-полувздохом Ройс завладел тем, что так беспомощно ему предлагалось.
На мгновение Пип потеряла голову от счастья, а затем, испугавшись до полусмерти, похолодела. Отсюда был только шаг до того, чтобы стать его любовницей, его игрушкой, а она сохранила еще достаточно здравого смысла, чтобы сопротивляться. Неистово оттолкнув Ройса, она сжала губы, лишая себя самого опьяняющего наслаждения, какое знала.
— Нет! Ройс прошептал потерянно:
— Что? Не целовать тебя? Не держать тебя в своих руках, как сейчас? Ты просишь невозможного, моя милая.
Его губы нежно ласкали ее висок и щеку, его дыхание было столь теплым и так волновало ее плоть, что Пип почувствовала, как ее сопротивление тает. Это ведь только поцелуй, говорила она себе умоляюще. Неужели она не может позволить себе насладиться поцелуем, не потеряв голову… Только один раз…
Она взглянула на него. Ее пульс забился чаще, едва она заметила выражение его глаз, а затем его рот коснулся ее рта, и все было кончено. Поддавшись его голоду, Пип уже не могла отказать ему ни в чем. Ее рот приоткрылся, руки двинулись, чтобы удержать его, пальцы бессознательно сжались на его широкой спине, и всем своим юным возбужденным телом Пип прильнула к нему. Забыв обо всем, кроме безумного удовольствия трепетать в его руках, Пип не могла даже думать — только чувствовать. Чувствовать тонкую ткань его сюртука под своими пальцами, чувствовать силу и тепло его тела, когда он прижимал ее к себе, чувствовать острое блаженство, когда он пылко исследовал сладкие пределы ее рта.
Ройс продолжал целовать ее с голодной жадностью. Одна рука удерживала ее голову, а другая решительно скользнула вниз по спине и сдавила ее ягодицы, еще теснее прижав тело девушки к своему. Пип смутно осознавала, что ее тело реагирует по-своему, отдельно от ее головы, оно качалось в его объятиях, бессознательно терлось о него. Ее груди напряглись под мягкой тканью платья, и она почувствовала дикое желание открыть их для его взгляда… и прикосновения.
Она вздрогнула всем телом, представив, как Ройс касается ее обнаженной груди, и внезапно ощутила настойчивый трепет между ногами. Сладостное ощущение руки Ройса, ласкающей ее бедра, было несомненно возбуждающим, но куда сильнее ее потрясло агрессивное давление его твердой плоти, — восставшей между их тесно обнявшимися телами. Даже через одежду она чувствовала его неистовое возбуждение, прикосновение его естества волновало ее все сильнее, а он все сжимал свои объятия, и это усиливало вспыхнувший в ней трепет.
Не ограничившись поцелуем, Ройс нетерпеливо приподнял ее юбки, и его рука пылко скользнула в ее панталоны и принялась ласкать и поглаживать мягкую кожу ее ягодиц, нежно мять и пощипывать ее упругое тело. Пип задохнулась, ощутив его руку на своей обнаженной коже, и незнакомое удовольствие молнией пронизало ее. Она была как в огне, ее тело трепетало и жаждало чего-то нового, и, когда его ласкающая рука покинула ее ягодицы и медленно двинулась между прижавшимися телами, она застонала от наслаждения.
Рука Ройса дрожала, когда ом исследовал ее мягкий живот, его пальцы болели от нестерпимого желания опуститься ниже, погрузиться внутрь ее жаркой плоти, раздразнить ее, заставить беспомощно распластаться перед ним. Его возбуждение стало почти болезненным, он едва сдерживался, чтобы не бросить ее на пол и не овладеть ею в то же мгновение. Он никогда не чувствовал себя таким распаленным, слепое желание пожирало его в эту минуту. Ее рот был таким сладостным, а ее несдержанный отклик — таким же опьяняющим, как редкое вино. Ройс почувствовал, что еще секунда — и он забудет обо всем.
Последняя ласка отрезвила Пип, внезапно вернув ее к действительности. С ужасом сознавая, как близка была к тому, чтобы роковым образом повторить жалкую жизнь Джейн, Пип забилась в руках Ройса с удесятеренной силой. Она, должно быть, сошла с ума, позволив творить с собой такое. Ведь она прекрасно знала, что такой мужчина, как Ройс Манчестер, не удовлетворится одним поцелуем.
Ройс и не подумал отпустить ее: он все еще не понимал, что она больше не разделяет его чувств. Когда Пип сжала губы и ее пальцы крепко стиснули его нетерпеливую, нескромную руку, он поднял голову и недоверчиво посмотрел нанес.
Негодуя, как можно быть таким привлекательным, в ярости, что не смогла устоять перед его чарами, Пип крикнула:
— Прекратите! Уберите руки! Моя мать могла быть проституткой, но я — нет!
Гнев подстегивал ее, страх подстрекал увеличить как можно больше дистанцию между ними.
— Я могу быть вашей служанкой, а вы можете предлог жить мне убежище, но я не намерена менять одного развратника на другого!
Ее слова были оскорбительны, но н них была правда, и Ройс похолодел. Никогда женщина не заставляла его настолько терять контроль над собой — никогда! И несомненно, никогда еще он не испытывал вожделения к служанке!
Его ужаснул собственный поступок, а слова Пип, немилосердно раня, задели за живое. Взбешенный, почти ненавидя ее за неудовлетворенное желание, терзавшее его плоть, Ройс прорычал:
— Убирайся! Уходи назад, на кухню, туда тебе и дорога! — Бросив на нее мрачный взгляд, он добавил:
— И ради всего святого, оставайся там! Навсегда!
Пип сама не помнила, как вылетела из комнаты. Уверенная, что, едва взглянув на нее, все сразу же поймут, что произошло, она бегом кинулась к черной лестнице и через секунду очутилась в своей каморке.
Радуясь, что никого не встретила, она упала на постель. Ее тело болело, грудь набухла, сердце разрывалось. Испуганная тем, как близка была к тому, чтобы отдаться Ройсу, она, онемев, смотрела в потолок, и слезы стыда и отчаяния текли по ее щекам.
«Я должна была отдаться ему, — думала она тоскливо. — Прямо там, на полу. Мне не нужно было сопротивляться, не нужно…»
Она перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку.