Изуродованное побоями лицо Джако помрачнело, и он отчеканил:
— Мы сможем сделать это! Даже если одноглазый не вполне уверен в нас из-за Пип, он не ожидает подвоха. — Воинственная усмешка раздвинула разбитые губы Джако. — И я, и Бен ходим неслышно, как кошки, — он ничего и не заметит!
Ройс внимательно смотрел на братьев Пип, взвешивая еще и еще раз, насколько серьезна опасность. Он не привык просить других рисковать собой, оставаясь в безопасности сам. И Ройс снова почувствовал, как ненависть к одноглазому растет в нем. Он был беспомощен, он ничем не мог помочь Фаулерам — только наблюдать за всем издали, и он питал отвращение к этому недостойному джентльмена обстоятельству. Если бы существовал хоть какой-то выход…
Вдруг его осенило. Ройс вскочил с кресла, крича на всю комнату:
— Глупец! Какой же я глупец! — Взглянув на ошеломленных братьев, он рассмеялся. — Да ведь я могу устроить вам всем троим переезд в Америку — вы там будете в полной безопасности!
Гордость, свойственная детям Джейн, может быть, и побудила бы Фаулеров отказаться от предложения, но судьба Пип и зверское избиение, которому они только что подверглись, заставили их медлить. Взгляды братьев встретились. То, что они увидели в глазах друг друга, убедило их полностью, потому что они выдохнули одновременно:
— Когда?
Не давая себе времени подумать, с пуританским рвением отметая мысли о Пип, Ройс возбужденно проговорил:
— Завтра я увижусь с моим агентом, и он все сделает. Главное — мы обеспечим вам место на первом же корабле, отплывающем в Штаты. А сейчас все, что нам остается, — это охранять Пип и вам двоим постараться не попасть в беду, пока корабль не отчалит. Ну и самая рискованная часть нашей кампании — доставить вас всех на борт, не возбудив подозрений.
— Если вы доставите туда Пип, о нас беспокоиться нечего: только скажите название корабля и когда он отплывает — и мы будем там! — сказал Джако почти весело.
Ройс слегка улыбнулся. «Если только, — подумал он, — все пойдет так, как запланировано». Отхлебнув из бокала, он сказал:
— Прежде чем мы пожелаем друг другу спокойной ночи, давайте договоримся, как нам разыскать друг друга. Я полагаю, что моей любовнице можно доверять, но этого недостаточно. Нам еще нужен какой-то сигнал в случае крайней необходимости. Что вы об этом думаете?
Бен и Джако недоуменно смотрели друг на друга. Наступило короткое молчание, затем Ройс щелкнул пальцами.
— Занавески, — сказал он кратко. Увидев изумление на лицах, он пояснил:
— Поскольку третий этаж моего особняка большей частью не используется, я предлагаю выбрать третье окно справа на третьем этаже. Если все спокойно — занавески полуоткрыты. Полностью открытые — значит, встречаемся тем же вечером, скажем, в десять часов, а задернутые наглухо — сигнал, что мы должны увидеться немедленно.
План был одобрен, и на этом они расстались, весьма довольные друг другом.
Утром в среду Ройс уже сидел в хорошо обставленном офисе своего агента.
— Вы, должно быть, любопытствуете, почему я здесь так рано?
Агенту Роджеру Стэдхэму было около тридцати пяти. Он был человеком среднего роста, без особых примет. Его рекомендовал Ройсу Понтеби. «Чрезвычайно способный и скрытный парень», — сказал о нем Джордж, и Роджер действительно был таким. Его ореховые глаза спокойно встретили взгляд Ройса, он вежливо улыбнулся и ответил:
— Я уверен, что вы назовете мне причину вашего визита тогда, когда вам будет удобно.
— Ну, то, о чем я вас попрошу, не слишком удобно для меня лично, и тем не менее… Надобно отправить в Америку четырех человек. И желательно на первом же корабле, отплывающем в Штаты.
Если Стэдхэм и был удивлен просьбой Ройса, он не выдал этого, сказав просто:
— О, жаль, что ваше теперешнее пребывание в Англии будет столь коротким.
Ройс едва не поправил его, но вовремя остановился.
Он сказал «четырех человек», непроизвольно скрывая истину, и если Стэдхэм подумал, что речь идет о нем самом, — тем лучше.
Поболтав еще немного, Ройс поднялся и дружелюбно заметил на прощание:
— Итак, дело за вами. Сообщите мне, пожалуйста, название корабля и дату отплытия как можно скорее.
Стэдхэм горячо заверил его, что все будет в порядке, и проводил до самых дверей.
Выходя из офиса, Ройс испытывал смешанное чувство облегчения и горечи. И все-таки он был доволен собой и своим утренним поступком. Это вносило хоть какую-то ясность в мучительные отношения с Пип. «Делай что должно — и будь что будет!» — воскликнул Ройс про себя и отправился домой.
Он не был бы так оптимистично настроен, если б знал, что за его визитом к Стэдхэму наблюдали. Темная фигура таилась в тени высокого здания, и чей-то цепкий взгляд был прикован к уходящей фигуре длинноногого американца.
Несколько минут нищенски одетый незнакомец внимательно смотрел ему вслед, затем, бросив еще один злобный взгляд, скользнул мимо парадного и вошел через черный ход. Украдкой взобравшись по лестнице, он поднялся на нужный этаж и, как тень, проник в комнату, где сидел Роджер Стэдхэм, углубившийся в бумаги.
Человек этот отнюдь не был незнакомцем для Роджера. При виде его ореховые глаза Стэдхэма расширились, и он воскликнул:
— Господи Боже! Что вы здесь делаете? Вы же обещали, что никогда больше не встретитесь со мной!
Мужчина молча улыбнулся, его единственный глаз пронзал Роджера насквозь.
— Простите, — протянул он саркастически, — но иногда я не в силах сдержать обещания. Разве вы всегда можете справиться с азартом игрока? Жаль, что у вас нет еще одной богатой тети, не правда ли?
Роджер Стэдхэм побледнел и опустил глаза. Зная, что ускользнуть невозможно, он спросил тусклым голосом:
— Что вы хотите от меня?
— О, ничего особенного, — вежливо ответил одноглазый. — Я только хочу знать, какое дело привело сюда Ройса Манчестера…
Глава 10
За обедом Ройс и Захари обсуждали, где провести лето.
— Так ты собираешься погостить у Джулиана Девлина? — спросил Ройс с некоторым удивлением. — Пусть вы стали друзьями, но ты уверен, что хочешь провести с ним несколько недель в деревне?
Захари смущенно улыбнулся:
— Я знаю, это покажется тебе странным, но как только мы перестали враждовать, обнаружилось, что у нас куча общих интересов. — Его глаза зажглись энтузиазмом. — Джулиан говорит, что в Сен-Одри-Холле прекрасная рыбалка и что там мы вволю поездим верхом, не то что в Гайд-парке. Кажется, уже вечность я не мог позволить себе как следует пришпорить лошадку. Мне надоело во всем сдерживать себя!
— А граф? Ты не забыл о нем?
Захари покачал головой:
— Это был мой первый вопрос Джулиану, но он сказал, что его отец редко бывает в Сен-Одри-Холле — с ним связаны горькие воспоминания.
Левая бровь Ройса скептически поднялась:
— Горькие воспоминания? У графа?
— Гм… — Захари бросился на диван. — Джулиан рассказывал мне, что граф был очень привязан к своей невестке и, когда та умерла, обнаружил, что не может подолгу оставаться там, где все напоминает ему о ее кончине.
С выражением недоверия на лице Ройс усмехнулся:
— Мы говорим с тобой об одном и том же человеке, не правда ли? Седьмом графе Сен-Одри, Стивене Девлине? Самом надутом и недобром типе, которого я когда-либо встречал? И ты пытаешься втолковать мне, что он способен чувствовать и даже страдать? Позволь мне усомниться в этом, дружочек!
Захари задумался.
— Ну, если верить Джулиану, это единственное теплое чувство, которое граф испытывал к кому-либо, кроме себя. Говорят, именно чрезмерная его привязанность к умершей была причиной охлаждения отношений графа с женой.