Сабрина открыла шкатулку, и глаза у нее потемнели от удовольствия, когда она увидела золотые сережки на белой шелковой подкладке.
— Ox, Бонита, я не заслужила…
— Да, не заслужила, — ухмыльнулась Бонита и погладила Сабрину по волосам. — Но есть такие дни, когда это неважно. И сегодня именно такой день.
Едва не пролив шоколад и не перевернув вазу с цветами. Сабрина обвила руками шею Бониты.
— Бонита, как я тебя люблю! Это будут мои самые любимые сережки. И сегодня я гоже их надену.
День оказался не хуже утра. Все хотели поздравить новорожденную. Отец, родственники, слуги преподнесли ей кучу подарков. Кухарки подарили золотой гребень, конюхи — уздечку, тетя Франсиска со своим семейством — прелестную белую кружевную мантилью, застенчивые ковбои — потрясающее, украшенное серебром седло, а отец — настоящий испанский кинжал и великолепное ожерелье из изумрудов Вечером, одеваясь перед выходом к гостям, она постаралась надеть на себя как можно больше подарков. Бонита высоко зачесала Сабрине кудри цвета красного золота и уложила их в пучок. В ушах у девушки сияли ее серьги, а на шее было ожерелье отца. Сабрина надела простое белое платье с кружевами на шее и на подоле широкой юбки, так что подарок тети Франсиски пришелся как нельзя кстати. Впечатление она производила незабываемое. Огненные волосы, медовая кожа, на которой поблескивали изумруды, и белое шелковое платье превращали юную девушку в богиню огня, и не один юный кабальеро счел бы райским наслаждением сгореть в ее объятиях.
Не представляя себе, какие мысли она пробуждает в молодых и не очень молодых мужчинах, Сабрина по-детски наслаждалась каждой минутой своего праздника. Она не пропускала ни одного танца, смеялась и улыбалась всем и никому, и Алехандро, с гордостью наблюдавший за дочерью, и радовался и огорчался одновременно. Если бы Елена могла ее видеть, подумал он, если бы она была с нами…
Только на одно мгновение он позволил печали захватить его мысли и схватился за бирюзовый с серебром браслет, который Елена подарила ему в день их помолвки, однако почти тотчас почувствовал, что, несмотря на веселье, Сабрина ощутила его печаль, и он постарался загнать ее в себя поглубже. Сегодня ведь праздник… И Елена ни за что не захотела бы, чтобы он печалился, напомнил он себе, заставляя себя улыбнуться.
— Прелестная пара, правда? — спросила его Франсиска де ла Вега, не отрывая глаз от Сабрины и молодого человека, с которым она танцевала.
— Правда, — недовольно проговорил Алехандро. — Но не думаешь ли ты, что мы необъективны. В конце концов, Сабрина — моя дочь, а Карлос — твой сын.
Франсиска довольно улыбнулась.
— Наверно. Но они в самом деле прелестная пара во всех смыслах. Ранчо дель Торрез и ранчо де ла Вега сделают их самыми богатыми землевладельцами по эту сторону реки.
Алехандро промолчал. Пусть сестра делает вид, что ее предложение не имеет корысти; ему-то хорошо известно, что дела де ла Вега расстроены. Луис де ла Вега, ее муж, месяца не прошло, как откровенничал с ним, а Карлос всего неделю назад заявил, смеясь, что пока у них вдоволь земли и скота, неплохо бы ему жениться на богатой наследнице, если он хочет иметь деньги в кармане. Любой землевладелец время от времени испытывает нужду в наличных деньгах. Алехандро не был исключением, и он пожелал семье своей сестры, чтобы на следующий месяц или на следующий год дела у них поправились. Он отмел как недостойную мысль о том, что брак Сабрины и Карлоса как бы вынужденная мера. Франсиска всегда мечтала об этом браке, и Алехандро подумал, что в данный момент он лишь кажется ей еще привлекательнее, чем раньше. А как Карлос? Он внимательно оглядел своего красивого племянника, кружившего Сабрину по зале.
У Алехандро не было никаких планов насчет Карлоса де ла Вега. Родословная у него, правда, безупречна, и в свои двадцать шесть лет он достаточно взрослый и, возможно, достаточно умный, чтобы держать Сабрину в руках. Однако, даже прекрасно зная, как дорог сердцу сестры этот брак, Алехандро два года стойко сопротивлялся ее попыткам устроить хотя бы помолвку Сабрины и Карлоса, надо еще подумать, а пока…
Учитывая все, он внимательно оглядел Карлоса, словно он был ему чужим. Красивый, черт, настоящий испанец с виду — черные волосы, черные глаза, тонкий аристократический нос, чувственный и жесткий рот. Подобно многим испанцам, он не был высок ростом, но в нем было столько властности и высокомерия, что об этом недостатке мгновенно забываешь. Стройный и изящный, он и на коне и в бальной зале производил впечатление полностью владеющего собой человека. На нем были бархатные панталоны на испанский фасон и под стать им чакета, которая заканчивалась как раз над золотистым шелковым поясом, туго опоясавшим крепкую талию мужчины. Белая шелковая рубашка красиво оттеняла смуглую кожу, и Алехандро вынужден был признать, что сегодня вечером не у одной девицы сладко замирает сердце. Однако ему почему-то казалось, что с Сабриной этого не происходит. Вот в этом-то все дело.
Выходец из гордой испанской семьи, в которой принято было, так сказать, «устраивать» браки, Алехандро тоже в свое время отправился в Испанию, как его отец, дон Энрике, который был младшим сыном и искал свою удачу в Новом Свете, но, в отличие от отца, не нашел там для себя черноокой сеньориты. Он возвратился на семейное ранчо неженатым, к большому неудовольствию дона Энрике, и только через пять лет, когда обустроил теперешнее Ранчо дель Тор-рез, случайно оказался в Натчезе, где встретил Елену… Елену Севилья… встретил и страстно влюбился. Через три месяца они обвенчались, но и теперь, через десять лет после своей смерти, Елена все еще жила в его сердце. Их брак был идиллией, наполненной смехом, любовью и страстью. Дон Алехандро подумал, что и Сабрине он желает того же. Я хочу, чтобы она любила своего мужа душой и телом, и пусть он любит ее больше жизни. Ничего другого мне не надо… и Сабрине тоже.
Однако именно в этот вечер, чего не случалось с ним раньше, он подумал, что если, не дай Бог, умрет, Сабрина останется одна-одинешенька на всем белом свете. Нет, конечно, его сестры — Франсиска и младшая Изабель, которая жила в Мехико, — приглядят, чтобы с ней не случилось ничего дурного, да и София с радостью позаботится о ней. Алехандро немного расстроился, когда подумал, как нелегко придется его своевольной дочери под присмотром его сестер и их мужей. Вот если София и Хьюго Данджермонд…
Алехандро легко носил свои шестьдесят два года, и походка у него была такой же быстрой и гордой, как тридцать лет назад. Для испанца он был довольно высоким, почти шести футов ростом. И дочь была ему под стать, всего на три дюйма ниже. Седина еще не коснулась его рыжих волос, а янтарные глаза сверкали, как в юности. Однако, каким бы здоровым он себя ни чувствовал, он понимал: недалек тот день, когда Сабрина останется одна. Единственный способ защитить ее — это выдать замуж, но что-то говорило ему, что Карлос де ла Вега не тот человек, который завоюет ее сердце, да и не будет он любить ее, как ей надо. Как же объяснить это Франсиске?
Франсиска де ла Вега была на десять месяцев старше брата, о чем не забывала ему напоминать. К тому же, ее мало волновали всякого рода чувства, ибо выше всего она ставила семью и долг. Она не поверила ему, когда он сказал, что женится только по любви, и если он попробует объяснить ей, почему не хочет брака ее сына и своей дочери, она просто-напросто рассердится и даже не захочет его понять.