Он был крупным, крепким мужчиной, который излучал силу и жизненную энергию, словно внутри его постоянно горела лампа.
Она помнила его последний визит вполне отчетливо. Дамарис исполнилось пятнадцать. А отец не был в Уорксопе, с тех пор как ей было восемь лет. Она и сама была очарована им, мечтая, как он освободит ее из Берч-Хауса и увезет с собой на Восток. Там она увидит чудеса, о которых он ей рассказывал, и они вместе заживут жизнью, полной приключений. Она презирала мать за недовольство им и вечные жалобы.
В те несколько коротких дней ей казалось, что отец любит ее. А потом он уехал, и она больше не находила никаких доказательств того, что он думает о ней. Дамарис поняла, что он был ласков с ней просто для того, чтобы сделать больно матери. Когда почти два года спустя до них дошло известие о его смерти, она подумала: так ему и надо.
В том нетерпимом возрасте она и к матери не испытывала добрых чувств. Зачем проклинать мужчину, который не обращает на тебя внимания, и без конца жаловаться на него? К чему цепляться за его обещание вернуться и жить в Уорксопе как ее верный, добропорядочный муж?
Нормально ли это — презирать обоих своих родителей? Быть может, она обречена быть озлобленной и эгоистичной?
Стук прекратился. Возможно, они скоро смогут продолжить путь. Несмотря на красоту и музыку, это место как-то нехорошо влияло на нее. Даже гомон толпы звучал угрожающе. Бояться было глупо, но Дамарис захотелось вернуться к своим спутникам, к Фитцроджеру. Она повернулась и чуть не поскользнулась на льду. Девушка ухватилась за стену и столкнула кружку в запруду.
Она инстинктивно нагнулась посмотреть, словно это могло спасти судьбу глиняной посудины. Кто-то врезался в нее, очевидно, делая то же самое, и едва не столкнул ее вслед за кружкой. Она лихорадочно оттолкнулась, но ноги попали на тот же островок льда, и она не смогла удержаться. На минуту она потеряла соприкосновение с землей, а потом, больно ударившись, шлепнулась прямо на спину.
«Луна взошла рано», — ошеломленно подумала она, глядя в небо. Затем луна исчезла. — Вы ушиблись, миледи?
— Что стряслось?
— Она, похоже, убилась.
— Поскользнулась на льду.
Собравшиеся вокруг люди таращились на нее. «Как коршуны», — подумала Дамарис, у которой от удара перехватило дыхание. «Помогите!» — попыталась крикнуть она, но не проронила ни звука.
— Дамарис! Что случилось?
Фитцроджер. Слава Богу!
Он опустился на колени рядом с ней и взял за руку:
— Скажи что-нибудь.
Наконец она сумела вдохнуть.
— Я поскользнулась.
— Ты цела?
Она прислушалась к своему телу.
— Кажется, да.
Он осторожно приподнял ее в сидячее положение.
— Ты уверена? Никакой серьезной боли? Она задумалась:
— Нет. Просто ударилась. — Она засмеялась, чтобы доказать это. — У меня перехватило дыхание. Помоги мне встать, пожалуйста.
Ей было неприятно снова оказаться в центре толпы.
— Что случилось? — крикнул Эшарт.
О нет! Она не желает никакой суеты вокруг себя.
— Все в порядке, — настойчиво повторила она Фитцроджеру. — Правда. Помоги мне подняться.
— Все хорошо, — прокричал Фитц в ответ. — Дамарис упала, но ничего серьезного. — Потом сказал, обращаясь к зевакам: — Леди не ушиблась. Спасибо вам за заботу.
Когда они поняли намек и двинулись прочь, он осторожно поднял ее на ноги, придерживая рукой.
— Ты можешь идти, или мне понести тебя?
— Уверена, что могу, просто дай мне минутку.
— Конечно. Что произошло?
— Я поскользнулась на льду. Чтобы не упасть, ухватилась за стену. Там стена и речка. Запруда. Очень красивая. Рука, поддерживающая ее, сжалась.
— Тише. Пожалуй, лучше пока не разговаривать. Она вдохнула и заставила себя успокоиться.
— Все нормально. Я столкнула кружку в воду. Ту, гостиничную, с сидром.
— Ей красная цена несколько пенсов. Думаю, ты можешь себе это позволить.
Эта шутка расставила все по местам.
— Я наклонилась посмотреть, что с ней случилось, и в это время кто-то врезался в меня. Я запаниковала, отступила назад и упала.
— Я знал, что эта толпа опасна. Сейчас ты можешь вернуться в карету? Мы готовы ехать.
Она увидела, что все уже заняли свои места и ждут ее.
— О, прошу прощения. Конечно.
Она поспешила к своему экипажу, благодарная Фитцроджеру за то, что он продолжает поддерживать ее.
— Это такое странное ощущение, когда внезапно теряешь контакт с землей, — сказала она. Но потом он примчался к ней на выручку, и все стало хорошо.
Когда они приблизились к экипажам, Дамарис услышала раздраженное:
— Почему мы опять задерживаемся? Я хочу покинуть это место!
Дамарис торопливо поблагодарила Фитцроджера. Когда она приблизилась к карете, к ней подбежала дородная служанка с еще одной кружкой пряного сидра в руке:
— У вас был шок, мисс! Джентльмен сказал вам дать это. За него уже уплачено.
Дамарис подумала было отказаться, но всем не терпелось поскорее тронуться в путь. Она забралась внутрь, стараясь не расплескать напиток. Грум захлопнул дверцу, и Дженива поинтересовалась:
— Что случилось?
— Я поскользнулась на льду и упала. Не могла бы ты подержать это секунду?
Дженива взяла кружку, и как раз вовремя, поскольку карета дернулась, опрокинув Дамарис на сиденье.
— А ты до этого разве не пила? — спросила Дженива. — Вкусно.
Теперь, когда все было позади, Дамарис ужаснулась тому, что могло произойти. Она могла свалиться в холодную воду, разбить голову, переломать кости. Да даже при том падении она могла сильно расшибиться. Она схватила кружку и отпила, но тут же поморщилась от отвращения:
— Фу, еще слаще, чем раньше. — Она попробовала отхлебнуть еще, но не смогла себя заставить.
— Ты не любишь сладкое? — поразилась Дженива. Дамарис вспомнила про уксус и вздохнула:
— Не слишком. Хочешь?
— Если ты не возражаешь. — Мисс Смит взяла кружку и глотнула с явным удовольствием. — Мы пили с Эшартом из одной кружки, что, конечно же, очень романтично, но ему досталась большая часть.
— Ну так пей на здоровье. А я, пожалуй, предпочту бренди. Она достала серебряную фляжку из одного из встроенных шкафчиков и налила бренди в чашку. Раньше она пила его только смешанным с горячей водой и медом как лекарство, но джентльменам, похоже, он весьма по вкусу.
От первого глотка у нее перехватило дыхание, но вскоре она ощутила приятное тепло.
— О, вот от этого мне действительно лучше. Почему бы не плеснуть немножко в сидр?
— И в самом деле? — Дженива протянула кружку. — Остыло, поэтому уже не так вкусно. Ты поскользнулась. Сильно ушиблась?
Дамарис еще глотнула бренди.
— Пустяки. Пара синяков, я думаю.
Дженива поблескивала глазами поверх края кружки. Она наклонила ее, чтобы допить, затем поморщилась и вытерла рот.
— Наверное, это был осадок из чаши. Но все равно вкусно. И мы уже почти приехали.
Дамарис сухо рассмеялась.
— Невероятно — с нетерпением ждать приезда в Чейнингс. — Потом до нее дошло, что она ляпнула бестактность, и она замолчала, понемножку отпивая бренди. Возможно, от бренди ее воображение не на шутку разыгралось. Ей представлялось, что ее похищает то разбойник в маске, то корсары в открытом море, то индейцы в боевой раскраске в канадских лесах. И каждый раз Фитцроджер мчится спасать ее, быстрый и ловкий, повергает злодея на землю и, наступив ногой ему на грудь, держит клинок у его горла, требуя от нее сказать, казнить или помиловать...
— Я очень надеюсь, что буду принята слугами в Чейнингсе. Дамарис выбралась из своих фантазий и взглянула на Джениву:
— Конечно. Ты же скоро станешь там хозяйкой.