Но после того как он бегло поцеловал ее и отошел в сторону, ее снова стали одолевать сомнения. Уж не намеревается ли он использовать ее, чтобы укрепить свою репутацию среди осейджей? Кин – человек расчетливый. Он не поступал необдуманно. Алекса скептически хмурилась, разглядывая его широкую спину. Внезапно ее ужалила мысль о том, что она готова стать пешкой в его игре. Закладом в отношениях с племенем.
Ее захлестнуло желание повернуться и броситься бежать. Бежать без оглядки, не разбирая дороги, но здравый смысл приказывал остаться с Кином. У нее было так мало шансов выжить в одиночку в этой дикой местности, особенно когда осейджи уже гнались за ней.
Когда спустя полчаса Кин вернулся в лагерь, рядом с Алексой он увидел Кентавра. Дьявольский жеребец разыскал свою хозяйку. Возвращение коня было весьма своевременным, подумал Кин. Он прошел к сухому дереву и пристроил на ветку глиняное чучело совы. Он отступил назад и с удовлетворением обозрел результат своих усилий.
Алекса задумчиво нахмурилась, разглядывая странное творение Кина. Ее несколько озадачила его внезапная страсть к глиняным игрушкам. Да, странновато он ведет себя…
– Я рискую своим скальпом, а ты спокойно забавляешься у ручья игрой в куличики? – Было очевидно, что она находит его поведение в высшей степени удивительным. Уж не началось ли у него размягчение мозга? Кин фыркнул, заметив опасливое выражение лица Алексы.
– В моем сумасшествии есть здравый смысл, дорогая, – заверил он. – Имей немного терпения и не смотри на меня так, будто я спятил.
– Кин, я тебя не понимаю. Сначала ты небрежно заглядываешь в деревню осейджей, а потом…
Он прижал указательный палец к ее губам, приказывая молчать.
– Все в свое время, Алекса, все в свое время.
Она раздраженно вздохнула, но остановила следующий вопрос. Почему он такой скрытный? Чего, к дьяволу, ожидает он от осейджей? Темнота начала постепенно сгущаться, и Алекса заволновалась. Она думала о том, что Кин задумал, какова будет ее роль в этом плане?
Кин отставил тарелку в сторону, раскинул свой тюфяк около костра. Потом добавил несколько бревен, заставив пламя подняться высоко в небо, и сделал знак Алексе подойти к нему. Она подчинилась, но неохотно. Уж не хочет ли он поджарить ее на костре, чтобы не утруждать соплеменников?
– Дай мне свою одежду и ложись, – деловито приказал Кин.
– Что? – Теперь уж Алекса была совершенно уверена, что у него началось размягчение мозга. – Ты с ума сошел? Я…
– Ты обещала подчиняться, не задавая вопросов, – строго напомнил он. – Давай сбрасывай одежду, или я сам это сделаю. У нас не так много времени. Наши гости уже скоро прибудут.
Прежде чем Алекса успела сбросить свой индейский наряд, Кин повернул ее, чтобы расстегнуть застежки. Алекса поспешно залезла под одеяло и натянула его до самого подбородка.
– Собираешься поджарить меня? – спросила она ядовитым тоном. – Какую игру ты затеял?
Кин послал ей широкую улыбку, собирая веточки и листья, чтобы набить ее платье.
– Нет, ничего похожего, милая.
– Хорошо, а тогда что ты…
– Терпение, Алекса, терпение. Могу я напомнить тебе, что любопытство кошку сгубило? – Брови его образовали ровную линию, заставив проглотить очередную порцию вопросов. – Обрати внимание на мои слова. Делай, как я говорю, и, будем надеяться, мы оба выйдем из этой передряги целыми и невредимыми.
Она внимательно смотрела, как Кин привязал чучело к дереву и развел под ним маленький костерок. Но когда ее любопытство готово было снова одержать верх над послушанием, голова его повернулась к ней.
– Одинокий Зимний Волк скоро будет здесь. Позови к себе Кентавра и укройся с головой. Не шевелись, что бы ни случилось. Обратись в камень. Когда я приступлю к беседе с Одиноким Зимним Волком, я хочу, чтобы ты начала свистеть.
– Свистеть? – пискнула Алекса. Она была совершенно потрясена этим требованием.
– Да, что-нибудь тихое и жуткое.
Алекса бросила на него уничтожающий взгляд.
– Я клянусь, ты совершенно спятил, – пробормотала она.
– Клинт сказал мне то же самое, когда я признался, что намереваюсь отправиться за тобой, – подумал он вслух.
Но Алекса не расслышала его. Она слишком беспокоилась о себе, но когда Кентавр тихонько заржал, ее напряжение чуть ослабло. Она нежно улыбнулась громадному жеребцу, что стоял рядом с ней и подталкивал ее носом. Подняла руку, погладила морду и повернула голову, чтобы увидеть силуэт Кина на фоне пылающего костра. Он смотрел куда-то вдаль. Алекса отдала бы что угодно, лишь бы узнать, о чем он сейчас думает. Горькая смешка искривила ее рот. Ей оставалось только надеяться, что она проживет достаточно долго и узнает, что Кин будет делать с глиняной совой, прикрученной к ветке; чучелом, раскачивающимся на полуспрятанной веревке; костром, пылающим так ярко, что мог бы привлечь каждого индейца Северной Америки.
Глава 11
Послышался звук стремительно приближающихся лошадей. Алекса затаила дыхание, боясь, что, когда придет пора, не сможет свистнуть. Сердце так яростно колотилось в груди, что Алекса опасалась за свою жизнь.
Одинокий Зимний Волк спрыгнул на землю и тут же замер на месте, когда в свете пламени костра увидел чучело совы: Уа-Хопех бросал перед собой длинную тень. Краска сбежала с его лица, и суровые обвинения, готовые уже сорваться с языка, умерли на ветру. Его взгляд обежал лагерь, подметил тело у костра и Коня-Призрака рядом с ним. Кентавр заржал и заложил уши назад, разглядывая индейских воинов, собравшихся вокруг Кина.
– Хин-ша… – выдохнул Одинокий Зимний Волк, озабоченно нахмурившись. – Что случилось?
Кин торжественно-серьезно посмотрел на двоюродного брата.
– Когда я заходил проверить прошлой ночью, Алекса была больна. Должно быть, заболела после той грозы.
Ком встал в горле Одинокого Зимнего Волка, и он, прищурившись, посмотрел на прикрытую одеялом фигуру у костра.
– Она?
Кин мрачно кивнул и подавил улыбку, когда в тишине раздался слабый свист Алексы. Осейджи задохнулись и попятились, а странный, жуткий звук продолжался. Кентавр нервно гарцевал вокруг Апексы, вскидывал голову, вставал на дыбы, колотя по воздуху копытами. Небольшой огонь, который Кин развел под кустом, начал тлеть, бросая свет па подвешенное на дереве чучело. Когда дым заклубился вокруг безголового призрака, индейцы попятились, тихо перешептываясь.
– Алекса обладает великим могуществом, даже когда покидает свою человеческую оболочку. – Одинокий Зимний Волк застыл в благоговении, не сводя глаз со свистящего тела.
– Я забрал ее из лагеря, пока она не заразила твоих людей своей болезнью. Она скончалась днем. – Кин оторвал глаза от Алексы и перевел их на своего двоюродного брата. – Скажи своему отцу, что я похороню ее, прежде чем уйду, и что снова вернусь осенью.
Одинокий Зимний Волк опустил голову, разглядывая мокасины.
– Я скажу ему. – Его пристальный взгляд поднялся и встретился с непостижимыми глазами Кина. – Я очень любил эту женщину, – тихо признался он. – Она много для меня значила. Я буду вспоминать ее, как запретную красоту, которую мне не дозволено было познать, как мужчина знает женщину. Я разделяю твою утрату, Острый Ястребиный Глаз. Я был пленен ее серебристыми глазами и вольным духом. Возможно, мы с ней встретимся в другом мире.
– Нет, если только ты не зарезервировал место в аду, – пробормотал себе под нос Кин, глядя, как Одинокий Зимний Волк повернулся и вскочил на коня.
– Ты спас наш народ от болезни Ни-Ках – белых людей. По Хью Ска будет благодарен тебе, – заверил Одинокий Зимний Волк своего кузена, повернул коня на запад и исчез в темноте.
Когда удаляющийся звук копыт окончательно замер вдалеке, Кин неторопливо подошел к Алексе, присел рядом с ней и отодвинул с се лица одеяло.
– Можешь перестать свистеть. Они уехали и больше не вернутся.
Алекса рывком села, забыв, что не одета. Но когда Кин буквально съел ее голодным взглядом, она прижала к груди одеяло и задала терзавший ее вопрос:
– Что ты сказал Одинокому Зимнему Волку? Почему не говорил по-английски, чтобы я могла понять?
Кин глянул в сторону, вскочил па ноги и бросился к кусту, чтобы затоптать огонь, пока он не поглотил единственный наряд Алексы. Его так и подмывало позволить наряду индейской скво взлететь к небесам клубами дыма, но он сильно сомневался, что Алекса согласится тащиться дальше совершенно голой. Живо представив себе эту картину, он сладострастно улыбнулся. Уж он бы не отказался от такой компании.
Вернувшись к Апексе, Кин бесшабашно улыбнулся.
– Боюсь, тебе придется обойтись без платья еще какое-то время. Мне надо будет выстирать его – оно пропахло дымом и все в листьях.
Его обаятельная улыбка усилила красоту его резко очерченного лица и растопила сердце Алексы. Она не могла злиться на него за то, что едва не испортил ее наряд, – ведь он спас ей жизнь.
– Думаю, обойдусь до утра. – Она вопросительно изогнула тонкую бровь. – Как тебе удалось это, Кин? Почему они уехали, не удостоверившись, что я мертва?
Кин присел рядом с ней на корточки и указал на глиняную сову. Потом его взгляд вернулся к чаровнице, чье мягкое, шелковистое тело поблескивало в свете костра, мешая ему сосредоточиться. Позволив себе отвлечься лишь на краткий миг, Кин стал серьезным.
– Я говорил на языке осейджей, чтобы все смогли понять меня. Уа-Хопех – совиное чучело – давно используется многими племенами для предупреждения, что кто-то является источником заразной болезни. Ни один индеец никогда не забредет в лагерь, охраняемый Уа-Хопех. Особенно они стараются держаться в стороне от болезней белых. В основном эти болезни смертельны для краснокожих. – Его глаза обратились на какую-то отдаленную точку. – Моя мать умерла от оспы, когда я был совсем маленьким. Индейцы страшатся болезней Длинных Ножей и Густобровых – эти имена они дали французам и англичанам.
– А свист? – продолжала допытываться Алекса, сгорая от желания узнать, почему Кин заставил ее издавать звуки испорченного свиста.
Хитрая улыбка искривила его рот. Кин провел пальцем по ее щеке и ответил:
– Осейджи верят, что свистят только призраки, потому что сами так и не овладели этим нехитрым искусством. А безголовый призрак, поднявшийся из дыма, подтвердил их предположения, что ты изменила свой человеческий облик. – Кин легко засмеялся и зарылся пальцами в ее черные как смоль волосы. – Я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что ты стала магической фигурой среди индейцев. Твое пребывание у них было коротким, но впечатление ты оставила сильное.
– А ты сумел сохранить свою репутацию безупречной, – добавила она.
Кин задумчиво кивнул, отсутствующе поглаживая рукой ее голое плечо.
– Если мужчина хочет победить своего врага без кровопролития, то должен его так же хорошо знать, как самого себя. Я горд своим индейским наследием, но не хвастаюсь этим. Я прихожу и ухожу, когда мне вздумается, и хочу, чтобы так продолжалось всегда. Но я не мог позволить себе дожидаться решения твоей участи.
Ресницы Алексы затрепетали и опустились, укрыв глаза от его испытующего взгляда.
– Я обязана тебе жизнью, Кин. Я искренне благодарна за то, что ты сделал, хотя и начала было сомневаться в твоих несколько необычных методах.
Нагловатая усмешка оживила его суровое лицо.
– Этот долг может быть оплачен… сегодня ночью, милая.
Она сдвинула брови.
– И что же ты хочешь взамен? Впрочем, что я спрашиваю, будто не догадываюсь… – Она презрительно дернула носом.
Его губы прикоснулись к ее губам, слились с ними в головокружительном поцелуе. Два дыхания смешались в одно, а пламя страсти завесило разделяющую их пропасть. Ее сердце подкатило к самому горлу, когда его рука скользнула под одеяла и начала ласкать обнаженную кожу.
– А тебе эта мысль кажется отвратительной, да, Алекса? – Голос его стал глухим и хриплым.
– Нет, но…
Кин не дал ей времени для ответа. Ощущение прижатого к нему тела сводило его с ума. Во время своего путешествия он проклинал себя за то, что отправился за ней. Но не мог остановиться, пока не узнал, что же с ней сталось. Теперь она была в его руках, и Кин знал совершенно точно, почему преследовал ее. Нет, не из-за Кентавра. Алекса разожгла в нем огонь, который ему не удавалось погасить. Память об их совместной ночи продолжала преследовать его во сне и наяву. Хотя Клинт предупреждал его, требовал держаться от нее на расстоянии, Кин не мог забыть ее страсть, обольстительный запах и ощущение крепкого, зрелого женского тела.
Он напрягся, взволнованный сладостными воспоминаниями о прошлом и мучительной, пьянящей близостью обнаженной плоти. Ради этого он мчался по прерии, пересекал реки и не успокоится, пока она снова не будет принадлежать ему. Его рот накрыл ее в жарком, требовательном поцелуе, заставляя Алексу позабыть о желании сопротивляться, лишая воли и силы…
Все ее чувства, которые она старалась подавить, вернулись к жизни, лишь только Кин прижался к ней своим сильным мускулистым телом. Часть ее хотела оттолкнуть его, отринуть, но другая часть отчаянно стремилась притянуть его еще ближе. Когда губы Кипа завладели ее устами, вес внутренние терзания и сомнения, мучившие Алексу, рассеялись и испарились. Она задрожала всем телом от сладострастного желания. Поцелуй был волнующим, зовущим, и ей было по нраву то наслаждение, что он дарил. Кип – настоящий мастер обольщения – сумел расшевелить в ней запретные воспоминания, которые заставили Алексу желать заново пережить их. Его язык настойчиво и обстоятельно исследовал се рот. Волны наслаждения и ожидания затопили ее, она ощущала движения его рук, плывущих по обнаженной плоти, желание сжигало все ее существо. Страстные ласки покрыли ее бедра, поднялись выше. Руки Кина нашли грудь, губы скользнули по плечу и опустились на бутон соска, Алекса вздохнула и сдалась, отбросив остатки сдержанности. Не могла она остановить его. Не желала даже пробовать. Тело ее отчаянно стремилось соединиться с той властной жизненной силой, что настойчиво требовала ее плоти.
Руки его не останавливались ни на секунду. Бродя по гладкой шелковистой коже, они искали и находили каждую чувствительную точку и неуловимо, неумолимо приказывали ей сдать крепость и отдаться победителю душой и телом. Теплые влажные губы следовали за руками и заставили Алексу покинуть берега реальности и поплыть куда-то далеко-далеко… Она даже не знала, удастся ли ей найти обратный путь. Бедра инстинктивно раздвинулись, но нет, ласки его продолжались в другом направлении, увлекая ее глубже и глубже в водоворот неудовлетворенной страсти.
Алекса вскрикнула, не в силах больше сдерживать пожирающее ее вожделение, но жадные губы Кина поглотили, погасили этот крик, эту мольбу взять ее. Он не был удовлетворен и не будет, пока не сведет ее с ума возбуждением и сладостным ожиданием. Он будет готов взять ее, когда станет абсолютно уверен, что она не отвергнет его и никогда более не будет отрицать колдовских сил, что связали их.
Но когда ее маленькая рука прикоснулась к его крепкой груди и направилась по животу вниз, главной целью Кина стало не потерять самоконтроль. И вот се пальцы сомкнулись. Она гладила и ласкала его, зовя ближе, к своей сладостной пещере. Губы ее прижались крепче, розовые бутоны сосков терлись о его грудь в страстном самозабвении. И такова была мучительная, полная сладострастного удовольствия пытка этих рук и губ, что Кин застонал.
Руки его дрожали, когда он приподнялся над ней и заглянул в серебристые колдовские глаза. Вид ее искаженного страстью липа взволновал ею до такой степени, что только инстинкт управлял им, заставив опуститься па нее всей тяжестью тела. Сердца их бешено колотились. Кип нырнул глубоко в ее плоть, влажную и горячую. Весь мир перестал существовать – осталось лишь наслаждение брать, давать и делить моменты сумасшедшей, безумной страсти. Их души и тела слились, спаялись в единое целое.
Внезапно Кин ощутил, что тонет, тонет в блаженстве. Его поглотила пульсирующая пучина, унеся все ощущения, кроме одного – упоительного удовольствия, столь полного, что было безразлично, увидит ли он в этой жизни еще хоть один рассвет. Алекса подняла его на небеса, и прошли долгие минуты, прежде чем он вернулся на землю и нашел силы пошевельнуться.