Элизабет подняла голову и посмотрела в полное притягательности лицо мужчины, возвышавшегося над ней.
– Приношу вам свои искренние извинения, сударь.
– Итак, как я уже сказал, мы можем перейти ко второму уроку.
Он наклонился так, что его лицо оказалось совсем рядом. В его взгляде горела решимость.
– Ко второму уроку, – повторила она.
– Поцелуй может быть шутливым или страстным, формальным или желанным, данным охотно или похищенным…
– Таким был мой первый поцелуй – той ночью, на палубе, – неосмотрительно выпалила она.
Он откашлялся.
– Да.
Она задумчиво проговорила:
– Он был совсем не такой, как я ожидала.
Джек нахмурился.
– А чего вы ожидали?
Она глубокомысленно наморщила лоб.
– Мне говорили, что мой первый поцелуй будет сладким и нежным, что его мне подарит какой-нибудь молодой человек, который уведет меня в оранжерею, библиотеку или музыкальный салон. – Она пожала плечами. – Я ожидала, что это будет приятное ощущение.
Элизабет услышала, как Джек протяжно вздохнул.
– Значит, оно оказалось очень неприятным?
Она изумленно посмотрела на него:
– О нет! Я имела в виду совсем не это. Правда. Он оказался таким волнующим!
Он, видимо, успокоился и удовлетворенно улыбнулся:
– Тогда, может быть, мы продолжим урок?
– О да, милорд, давайте продолжим!
– Итак, как я уже сказал, поцелуй может говорить о многом, быть очень разным. Например, простым приветствием или выражением дружеской симпатии.
Он проиллюстрировал свои слова, спокойно прикоснувшись к обеим ее щекам.
Элизабет рассмеялась:
– Таких поцелуев я получала множество! От матушки, Каролины и от элегантных дам, которые гостили в Стенхоуп-Холле. Даже от некоторых джентльменов.
– От некоторых джентльменов? – переспросил он немного сердито, сдвигая темные брови.
Она поспешно объяснила:
– От старых друзей семьи, от дальних родственников и, конечно, от кузена Хораса.
– Конечно.
Элизабет почувствовала, что он недоволен.
– В чем дело, милорд?
Протянув руки, он обхватил ее талию пальцами, как бы снимая с нее мерку для корсета.
– Не нравится мне этот ваш кузен Хорас.
– Но вы же с ним даже незнакомы! – возмутилась Элизабет.
– А мне это и не нужно, – ответил он, раздвигая пальцы так, что они легли на ее грудную клетку. – Ему было позволено не раз целовать вас, а мне – нет.
– Но это же совсем другое дело, милорд!
– Почему?
Она судорожно сглотнула.
– Кузен Хорас целует меня как… как кузен!
– А как целую вас я?
Элизабет совершенно растерялась. Как ей сказать Джонатану Уику, что он целует ее как любовник, если она понятия не имеет, как должен целоваться любовник?
Он потерял терпение.
– Так?
Без промедления он склонился над ней и взял в плен ее губы. Его поцелуй был настойчивым и жадным до боли. Он требовал, чтобы Элизабет отдалась ему целиком. Как той ночью на палубе, у нее не было выбора. Она приоткрыла губы, и его язык начал ритмично врываться ей в рот, пока она не потеряла способность думать, дышать и даже стоять.
Внезапно начавшийся штурм закончился не менее внезапно.
Джек сделал шаг назад и остановился, глядя на нее из-под полуопущенных век. Его грудь быстро вздымалась и опадала. Как и ее собственная. Похоже было, что происшедшее выбило из колеи не ее одну.
Элизабет вся трепетала от переполнявших ее чувств. Ей понадобилось несколько секунд для того, чтобы хоть немного прийти в себя. Овладев собой, она с некоторым вызовом сказала:
– Да.
Он сощурился:
– Да?
– Да, именно так вы меня и целуете.
Он быстро поправил ее:
– Иногда я целую вас именно так. Но могут быть и будут во множестве другие поцелуи.
Не успела она возразить против очередного практического урока, как Джонатан Уик обнял ее, опустил голову и снова припал к ее губам.
Однако на этот раз его поцелуй был мягким, обольстительным, нежным… Настолько нежным, что у нее на глазах выступили слезы. Этот поцелуй был полной противоположностью первому. Джек целовал ее, и тени усыпальницы фараона окружили их со всех сторон. Элизабет уловила едва слышный шум, едва заметное движение неподалеку. Где-то в уголке сознания промелькнула мысль, что в недрах пирамиды Хеопса водятся мыши – или даже крысы.
А потом действительность отступила еще дальше, и остались только жар их тел, шорох муслиновых юбок, касающихся мускулистой ноги, обольстительно мягкая ткань его сюртука под ее пальцами… Она остро ощущала все нюансы запаха, вкуса и прикосновений. Это был самый волнующий и в то же время самый пугающий момент за все ее почти восемнадцать лет. Она больше не следила ни за собой, ни за ходом событий. Голова у нее шла кругом от богатства впечатлений. Джонатан Уик сказал правду: в отношениях между мужчиной и женщиной оказалось гораздо больше, чем она подозревала.
Намного больше.
Дышать стало почти невозможно.
– Джек… – В этой ситуации было бы нелепо обращаться к нему «лорд Джонатан». – Я… н-не понимаю, что происходит!
Он неохотно оторвался от ее губ, но всего лишь на миг – только для того, чтобы ответить:
– А я понимаю.
Когда он наконец прервал поцелуй, чтобы отдышаться. Элизабет прошептала:
– Именно так бывает у мужчины и женщины, когда они занимаются любовью?
Первый ответ Джека не содержал слов. Вместо этого он медленно и многозначительно провел языком по ее губам. Элизабет ощущала его дыхание на своем разгоряченном лице – дыхание было теплым, нежным и опьяняющим. От него кружилась голова: у нее было такое чувство, будто она выпила чуть ли не дюжину бокалов шампанского.
– Любовь бывает именно такой, – пробормотал он, чуть касаясь ее губ. Увидев недоумение на ее лице, он добавил: – Ты и правда не понимаешь, о чем я говорю?
Покачав головой, Элизабет смущенно призналась:
– Нет.
Однако она заподозрила, что это имеет какое-то отношение к странной теплой влаге, собравшейся между ее ног, и к его странному недугу.
Джек передвинулся дальше в темноту, увлекая ее за собой. Он начал нежно покусывать изящное ее ушко, лилейную шейку, нежный овал лица. Элизабет не знала, ощущает ли он охвативший ее трепет. Должен был ощущать: ведь она дрожала всем телом!
– Не пугайся, милая моя английская розочка, – глухо проговорил он. – Мы не будем спешить.
А потом его руки снова вернулись к ней, лаская ее от плеч до талии, а потом продвинулись дальше, к небольшой впадинке у основания позвоночника, и еще ниже, к попке. Поскольку на ней не было ни кринолина, ни турнюра (для ее хитроумно скроенного дорожного платья они были не нужны), Элизабет запоздало поняла, что для вольностей Джека нет никаких преград.
Он обхватил ее попку ладонями и решительно привлек к себе, в гавань своих бедер. Она явственно ощутила перемены, происходившие в его теле, и громко ахнула, почувствовав, как ей в живот вжалось нечто жесткое, толстое и живое. Его ладони скользили по ее телу, приостанавливаясь и заставляя ее задыхаться от томительного восторга.
Ей хотелось спросить Джека, занимаются ли они любовью. Ведь у нее кипела кровь, кожа покрылась потом, ее обуревало с трудом сдерживаемое желание смеяться.
Что это означало? Она никогда не испытывала ничего подобного. Она не знала, испытает ли еще когда-нибудь эти чувства. Боже правый, ей хотелось надеяться, что испытает!
Тут она услышала тихий стон желания и поняла – стон вырвался из ее груди.
– Терпение, моя прекрасная Элизабет, – прошептал Джек у ее плеча. – Мы все ближе к цели.
«К какой цели?» – хотелось спросить Элизабет. Ей и так казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от восторга.