– О таких вещах. Ковбой это знает, всегда говорят недомолвками, не произнося вслух легко подразумевающиеся слова. – Но пусть попробуют сначала найти меня. Мой план поможет мне выйти сухим из воды.
На Аркадии была бледно‑фиолетовая шелковая рубашка без воротника, с широкими, стянутыми у запястий рукавами. Талию облегал украшенный вышивкой грузинский пояс, узкие черные штаны с лампасами заправлены в блестящие казацкие сапоги. Волосы у него то и дело вставали дыбом, мерцая искорками электрических разрядов. Свой наряд он недавно приобрел в Гаване, входившей в Свободную Зону Флориды.
– Стиль «крио‑макс», – гордо сообщал он всем.
Ковбой улыбнулся про себя: «Ну и идиот!» Его не обманывали показная искренность и фамильярные манеры Аркадия – сердце его столь же холодно, как и ледяные стальные глаза. Только дурак может счесть Аркадия своим другом. Он – посредник, а у посредников не бывает друзей.
Смяв пустой конец экзотической «беломорины», Аркадий закурил. Волосы у него снова встали дыбом, заискрившись оранжевыми огоньками, под цвет пламени спички.
К Ковбою подошел Доджер:
– Иди сам проверь.
– До встречи, Аркадий! – махнул рукой Ковбой и вместе с Доджером направился к машине.
Волосы Аркадия вспыхнули зеленым светом.
– Я видел, как ты показывал ему свой норов, – сказал Доджер, когда они отошли на достаточное расстояние. – Прошу тебя, не зарывайся.
– С этим уродом трудно вести себя нормально, – начал оправдываться Ковбой.
Доджер осуждающе посмотрел на него.
– Он, наверное, смазывает ляжки маслом, когда влезает в свои штаны, – раздраженно добавил Ковбой.
Доджер едва сдержал смех. Он уже немолод. Жизнь изрядно потрепала его, посеребрила густую черную шевелюру над высоким лбом. Под настроение он любил выражаться поэтично. Ковбой испытывал к Доджеру симпатию и настолько доверял ему, что сообщил даже код своего тайного вклада в банке. Доджер иногда казался несколько наивным, но дураком он отнюдь не был.
Ковбой проследил за укладкой груза, потом проверил машину. Ему предстояла трудная дорога. Адская Аллея, как называл ее Доджер.
– Что за груз? – спросил Ковбой, стараясь скрыть подозрительность. – Просто любопытно.
– Хлорамфенилдорфин, – ответил Доджер, отрезая от прессованной плитки кусок жевательного табака. – На Восточном побережье он скоро будет в дефиците. По слухам, больницы дают за него большие деньги, так что у меня есть все основания считать себя благодетелем, ты ведь поможешь многим страдающим людям.
– Лучше бы мы имели право доставлять это легально.
Ковбой рассматривал бронемашину, довольно неуклюжую по сравнению с изящной «дельтой». Может, именно поэтому он до сих пор не дал ей имени, ведь броневик не умел летать.
Теперь Ковбой себя называл «Пони‑экспресс», и эти слова вскоре стали его позывными. У машины нет крыльев, так пусть хоть имя из прошлого напоминает о полетах.
Пора. Ковбой устроился на сиденье, воткнул кабель в разъем на правом виске, и поле зрения сразу расширилось, словно к зрительному центру подсоединили третий глаз внешнего обзора. Затем включил компьютер, и на экранах появились карты местности, на которых яркой линией светилась Адская Аллея, точками мерцали замаскированные баки с топливом, старые амбары и глубокие овраги, где можно спрятаться. Все это нанесли на карты разведчики Аркадия.
Ковбой достал из кармана куртки свой собственный инфокубик, вставил его в считывающее устройство, и на экранах возникли новые отметки – места для укрытия, разведанные им самым, больше о них никто не знал. Конечно, Аркадий заинтересован в том, чтобы поход Ковбоя завершился успешно, но кого‑нибудь из его окружения могли подкупить каперы.
Конечно, Аркадий заинтересован в том, чтобы поход Ковбоя завершился успешно, но кого‑нибудь из его окружения могли подкупить каперы. Поэтому Ковбой предпочитал иметь свои собственные тайные укрытия. Так надежнее.
По броне машины забарабанили. В люк заглянул Доджер.
– Пора ехать, Ковбой, – сказал он, выплевывая жевательный табак.
– Сейчас, – отозвался тот, выдернул кабель из разъема на виске, высунулся наружу и взглянул на запад. Где‑то там, за горизонтом, остались Скалистые горы цвета красного вина, полевой аэродром, принадлежащий ему и Уоррену. Ковбой почувствовал, как его охватывает странная апатия, смешанная со щемящей тоской.
– Че‑ерт возьми, – произнес он, растягивая слова.
– Ничего не поделаешь, – посочувствовал Доджер.
– Вот если бы полететь…
– Ничего, – постарался утешить друга Доджер, – когда‑нибудь появятся новые технологии, и способ доставки снова изменится. Ты еще полетаешь.
Заметив Аркадия, истекающего потом в тени дерева рядом с бронированным «паккардом», Ковбой вдруг понял, в чем истинная причина его душевного дискомфорта, и спросил:
– Где он только достает хлорамфенилдорфин?
– Этого нам знать не положено, – пожал плечами Доджер.
– Да еще в таких огромных количествах! Как ты думаешь, правда, что посредниками командуют орбиталы? Говорят, они управляют всем на Земле.
– Тише! – Доджер опасливо покосился в сторону Аркадия.
– Просто я хочу знать, на кого работаю. Если подпольем управляют орбиталы, тогда получается, что мы работаем на тех, с кем боремся. Разве не так?
– А разве мы с кем‑то боремся? – не поднимая глаз, спросил Доджер.
– Ты понял, что я имею в виду.
«Если посредники и курьеры, – Ковбой снова взглянул на Аркадия, – всего лишь помогают орбиталам оборачивать деньги, то все разговоры о том, что мы последние свободные американцы на последней свободной дороге, – лишь романтические бредни. Иллюзии. А кто же я тогда на самом деле? Простофиля, шут гороховый на воздушной подушке. И даже еще хуже – инструмент в руках орбиталов».
– Советую тебе сосредоточиться на каперах, это куда важнее, – устало улыбнулся Доджер. – Ты ведь лучший курьер планеты, вот и занимайся своим делом.
Изобразив на лице улыбку, Ковбой захлопнул люк, разделся догола, вставил кабели в разъемы на руках и ногах, прикрепил их к браслетам на запястьях и голенях, присоединил катетер, надел сапоги и противоперегрузочный костюм, устроился в кресле, пристегнувшись к нему ремнями. Теперь его тело надолго останется неподвижным, а чтобы кровь не застаивалась, не затекали конечности, по кабелям будут подаваться электрические импульсы, заставляя мышцы постоянно сокращаться. В прежние времена, когда такой технологии еще не было, у пилотов, лежавших так же неподвижно в пронзающих небо «дельтах», руки и ноги иногда затекали так, что начиналась гангрена. Наконец, Ковбой вставил тонкие гибкие оптоволоконные кабели в разъемы на висках, над ушами, в затылок; осторожно надвинул шлем; на лицо надел резиновую маску, подающую в ноздри анестезирующий газ.
Когда машина станет пробираться сквозь Аллею, тело Ковбоя будет спать, управление возьмет на себя мозг. Все действия давно уже доведены до автоматизма.
Сигналы через пять разъемов на черепе поступали в мозг, и Ковбой мог видеть множество разнообразных вещей. Он словно бы стал душой машины, сердцем ее электронных и механических систем. Ковбой видел все, что происходит вне бронированного кожуха, а также панели управления. Он закрыл глаза и отдал приказ проверить готовность машины. В то же мгновение в мозге вспыхнули сотни индикаторов и датчиков.