Кому попало не поручишь, а Ефим хлопец как раз подходящий, надежный. Доверие оказали, гордиться должна, а ты...- А почему мне не сказал? Матери!- Спешно послал, понимаешь, спешно! Ты бы шла домой, сыну-то вредишь, судьбу ломаешь!Причитания постепенно стихали. Никифоров прибрался - лежак застелил, крошки смел. Порядок, можно гостя встречать.Он не ошибся - Василь вошел без стука, как к своему.- Что, парень, заспался? - а смотрел настороженно, зорко.- Спал... - неопределенно махнул рукой Никифоров. Рассказал Фимка? Да что он мог рассказать, Клаву-то не видел. Как по двери молотил, разве? А мог. Просто взял да рассказал, и что знал, и так, трепло...- Хорошо спал?- Не жалуюсь, - в конце концов, какое им всем дело? Хочет - спит, хочет на дудке играет. Деревенскими командуй.- А то наши хлопцы так, из шкоды, шутковать любят.- Не слышал.- Ну и лады. Даже хорошо, что выспался. Отдохнул, значит, - Василь осматривал комнатушку - как бы просто, незначимо, но Никифоров порадовался, что навел чистоту. Все же - не в лесу живем, опять же культура... - Не заскучал тут у нас?- Я как-то...- Понимаю. Но сейчас, сейчас, брат, нашлось тебе дело. Настоящее. Серьезное дело, не пустяшное, - Василь посмотрел прямо на Никифорова. Взгляд был - новый. Давеча совсем другие глаза были, нынче ж исчезла былая снисходительность старшего, даже безразличие (да, сейчас ясно стало - было оно, безразличие, просто из гордости он мысли такой не допускал прежде), а появился - интерес. Но вот что за интерес, Никифоров понять не мог. И некогда, Василь заторопил:- Ты того, пошли, что ли, - и в голосе слышалась нерешительность, которой вчера и быть не могло.- Куда?- Да позавтракаем сначала.Что будет после, Никифоров спрашивать не стал. Не пристало. Он человек взрослый, подождет.Завтракали они там же, где и давеча, у товарища Купы. И опять без товарища Купы.- Он занят... - как-то неопределенно сказал Василь. Мол, и спрашивать тебе не должно, а все же скажу из вежливости. - Позже... Позже ты с ним повидаешься, он спрашивал о тебе... А сейчас - с прошлого года мы радио хотели в селе установить. Да вот некому. Ребята наши, они в науке малость слабоваты, а оно, радио, селу ох как нужно. Москву слушать, и вообще говорил Василь, а сам словно прислушивался к чему-то. - Ты - сможешь?- А какое радио?- Погляди, - Василь вышел в соседнюю комнату и вернулся с коробкой. Премировали нас в том году, а лежит без толку.- За что премировали? - спросил Никифоров и тут же обругал себя, тоже, любопытный выискался. Но Василь ответил охотно:- А мы первые вышли по распространению политической книги. На каждый двор по семь с половиной брошюр вышло. Уж они вертелись-вертелись, да поняли лучше добром взять. Шаршки, они далеко от нас отстали. Вот и премировали.Радио оказалось простеньким: детекторный приемничек "Мир-2", наушники, провода.- Так сможешь?- Смогу. Мне бы еще медного проводу, антенну побольше сделать, лучше слышно будет. И заземление...- Проводу? Это мы... Это мы сможем, - Василь даже обрадовался. - Тут связисты, батальон. Они дадут. Пойдем, прямо сейчас и пойдем...Вел Василь другой дорогой, не той, что шли они вчера с Фимкой. Да и вывела она не туда.Лагерь стоял в распадке - несколько палаток, больших, барачных, с деревянным оплотом, но видно было - ненадолго поставлены: не окопаны, и мусору рядом мало.- Ты по сторонам не пялься, не любят они того, - предупредил Никифорова Василь.А чего пялиться, подумаешь, невидаль. Он городки палаточные видел - не чета этому. Когда отец еще инспектором округа был...Их окликнули у самого лагеря - дежурный, разморенный, потный, явно узнал Василя, и махнул рукой.- В синей палатке они.Палатка была обычной, синего - полоска над клапаном.- Ты проходи, проходи.Внутри было, как во всякой палатке - не свет, не мрак.
На скамье за дощатым, наспех сколоченным столом, сидел в одном исподнем толстый и лысый красноармеец. Селедку ел. Гимнастерка и прочая одежда лежали в куче на другой скамье, и потому Никифоров никак не мог определить звание. А звание - оно для военного главнее лица. Что лицо, надел противогаз, и нет лица. Петлицы, петлицы, вот на что в первую очередь нужно обращать внимание, учил отец. Иной на вид - чисто комкор, и ступает вальяжно, и движения неспешные, величавые, а приглядишься внимательнее - э, да ты просто наглец, братец.Интендант, подумалось вдруг. Всего-то - толстая складка на загривке, а вывод и сделан. Торопишься. Спешка да верхоглядство превращают разведку в... Нет, он не ошибся, сидевший, похоже, действительно был интендантом. Клочком газеты интендант вытер руки и только потом протянул обе навстречу Василю.- Ну, кум, прощаться пришел?- Уже снимаетесь?- Нет, дня два еще постоим. А там да, там - ищи ветра в поле. За тридцать верст откочуем, под Станюки, что за Глушицами. Бывал?- У нас только и дел по всяким Станюкам таскаться.- Может, приходилось. Ты ведь непоседой был, знаю. Ну, зачем пришел, а?- Пустяк. То есть, для тебя пустяк, а нам, сирым - ни в жисть не найти, Василь подтолкнул Никифорова. - Излагай!- Нам бы провода медного, для радио. Метров тридцать, - он хотел сказать шесть, но с языка сорвалась цифра совсем несуразная. Не цифра, число, машинально поправил Никифоров самого себя. И все-таки, почему тридцать? Наверное, решил, что за меньшим куском и идти не стоило в такую даль.- Тридцать... - интендант впервые посмотрел прямо на Никифорова. - Однако, губа у тебя...- Я на колокольню, на самый верх антенну поставлю. Да зазеление еще, начал объяснять Никифоров, досадуя на собственную несдержанность. Дали бы пять метров, и хватит.- На самый верх? Не свались только, - интендант пошел вглубь палатки, скрылся за ящиками, наставленными под самый потолок. - Тебе ведь обрезки не сгодятся. Одним куском, поди, хочешь?- Двумя. На антенну и на заземление.- Уже облегчение, - голос стал глухим, словно ушел интендант в невесть какую даль.Василь подмигнул, молодец, парень, не теряешься. Несколько минут слышны были стуки передвигаемых ящичков, кашель интенданта да жужжание мух над селедочной требухой.- Владей, - интендант возник неслышно. Взял да и появился.- Спасибо. Большое спасибо, - Никифоров принял мотки. Хороший провод, многожильный, гуттаперчивой изоляции. - Немецкий?- Да ты, вижу, знаток. Шведский. Для нашего дела бракованный, а тебе самый раз.- Ты подожди меня там, снаружи. Нам поговорить нужно, - Василь присел на скамью рядом с интендантом.Можно и снаружи, чин не велик.Он выбрался на свежий воздух. О чем говорили внутри не разобрать, даже если слушать, но он не слушал. Что ему чужие дела, у него свое есть. проводу на глаз выходило много, действительно, придется на самую верхотуру лезть, раз обещался. Зато Москву принимать будет, Ленинград, Киев.Скучать Никифорову не пришлось, Василь вышел скоро. Смурной какой-то, но собранный, напряженный.- Пошли, - и до середины дороги молчал. Никифоров тоже не горел желанием болтать. О чем, да и зачем?Наконец, Василь очнулся от дум.- Уходят. Понимаешь, когда они рядом, спокойнее было.- Спокойнее?- Да. Я ж говорил, тревожно у нас. На вид - покой, гладь, а под поверхностью такое копошится... Контра, кругом контра таится. Так это пока силу чует. А дашь слабину, тут и повылазит. Общее хозяйство, оно только бедному и глядится. И то не каждому, а тому, кто с понятием. А у нас бедняков в селе мало, слаба основа... И тех запутать, запугать норовят.- Запугать?- Ну да. Народ темный. Ночью коту на хвост наступят, а потом месяц про черта рассказывают. Мужики, что бабы стали...- Кот, он такой... как заорет... - Никифоров решил, что Василь проверяет его.