На юге, в Одессе, высаживались французы, тогда определенно дружественные идее Единой России и враждебные сепаратистам, которые меньше года тому назад, заключили сепаратный мир и союз с немцами. Бурю негодования вызвал тогда во всей Франции этот сепаратный мир и союз с немцами, и газеты писали о нем, как об “измене”. Густав Жерве, известный синдикалист, писал в “Vicoire” о “подлости Украины, которая вонзила нож в спину героической румынской армии”; “Le Pays” писала о “мире подлецов и спекулянтов”; “Paris-Midi” – о “мире алчности и цинизма”; “Le Temps” писала, что “украинцы, которые подписали мир, представляют собою лишь тень какого-то правительства и что сам договор с ними есть ничто иное, как обычный клочок бумаги”. (Цитир. по Д. Дорошенко).
Не удивительно, что в такой обстановке, внешней и внутренней, Директория не чувствовала себя уверенно.
Понимая, что ей одной долго продержаться не удастся, так как народ в большинстве против нее, она искала союзников или, в лице большевиков, или у Антанты (“Согласие” держав – победительниц Франции, Англии, С.Ш.А. и их союзников) и старалась установить связь, как с одними, так и с другими.
Исчерпывающую и правдивую картину настроений и общей обстановки на рубеже 1918-19 гг. дает в своей книге “Украина в огне и буре революции” марксист-социалист, Исаак Мазепа, бывший Украинский Премьер, который (на стр. 74) пишет:
“В правительстве Директории шла борьба между двумя направлениями: одни стояли за соглашение с Антантой, другие – за союз с Москвой. Винниченко был за мир с Советской Россией, но часто колебался и не знал, как поступить. Глава Правительства, Чеховский, твердо стоял за соглашение с Москвой. Большинство эсеровских лидеров, как Грушевский, Шаповал, Любинский и другие, солидаризировались с Винниченко и Чеховским и склонялись больше к союзу с Советской Москвой чем с Антантой.
Вообще, внутренняя ситуация на Украине была неблагоприятна для успешной обороны Украины. Помимо тяжелого положения, в котором находилась армия, среди самих украинских руководящих кругов происходил глубокий процесс разъединения на два лагеря: одного – противобольшевистского и другого, который склонялся к идеологии большевиков. Неудачи Центральной Рады в предыдущий период революции и расширение симпатий к большевикам среди украинских масс – все это на многих повлияло так, что они считали, что нужно и нам, украинцам, стать на позицию советов, чтобы но разойтись со своим народом. Усилению этих настроений весьма содействовали тогдашние события и Австро-Венгрии и Германии, где создавались правительства с социалистами во главе. Было почти общее мнение, что началась мировая социалистическая революция, и потому и на революцию на Украине смотрели, как на “начальную фазу мировой революции”.
Эти слова такого компетентного лица, как премьер-министр Самостийной Украины, заслуживают особого внимания. В особенности, его признание “расширения симпатий к большевикам украинских масс” и наличия части украинских лидеров “склонявшихся к большевистской идеологии”. И в то же время полное умолчание о “борьбе за национальное освобождение” и о “завоевании москалями” Украины, о чем 40 лет твердит сепаратистическая пропаганда в эмиграции. Встает естественный вопрос: было ли “завоевание” Украины произведено пришлыми “москалями” или, пошедшими за большевиками, украинскими народными массами, которые пошли не за национальными лозунгами Рады и Директории, а за социальными и общероссийскими лозунгами большевиков? Бегство и Рады и Директории с микроскопической кучкой своих сторонников и огромным количество национальных лозунгов, флагов и гербов, дает исчерпывающий ответ на этот вопрос. Только тот, кто хочет искажать историческую правду и извращать историю, может утверждать о “завоевании большевиками-великороссами” Украины и об “антибольшевизме” украинцев, как это теперь делают сепаратисты. Коротко и ясно об этом “антиболъшевизме” говорит тот же украинский премьер, И. Мазепа: “внутри, в народной массе говорилось: мы все большевики” (“В огне и буре” стр. 85).
Настроения Директории
Что же касается лидеров, то о их настроениях свидетельствует отчет о 6-ом съезде Украинской Социал-демократической Рабочей Партии, состоявшемся в Киеве, в начале января 1919 г., на котором выступали не только лидеры эсдеков, но и эсеров. “Почти все, наиболее активные члены Ц. К. Партии (Писоцкий, Авдиенко, Мазуренко, Ткаченко и др.) стояли за советскую власть” – пишет в своей книге И. Мазепа (стр. 77 “В огне и буре Революции”).
На такой же позиции была и значительная часть лидеров эсеров, в том числе и тогдашний премьер – Чеховский.
Решение о провозглашении советской власти на Украине, все же было отклонено голосами делегатов из провинции, в результате чего, произошел формальный раскол эсдеков: часть их объявила себя отдельной партией “независимых украинских эсдеков” и открыто стала на путь сотрудничества с большевиками.
Видя настроения масс и не желая уступать власть большевикам, лидеры больше всего были заняты проблемой, как выразился Винниченко, “соединения двух элементов: классово-пролетарского и национального”. (Впоследствии то, до чего не мог додуматься Винниченко, формулировал Сталин словами: “национальное по форме – социалистическое по существу”.)
Говоря же более понятно, они принимали, фактически, всю программу большевиков, но с условием, чтобы власть осталась в руках у них, а не перешла к их конкурентам – украинцам Харьковского Правительства. Попросту, забота Директории была о том, как бы удержать власть, а вовсе не о том, как бы принести пользу своему народу, о чем они много и часто говорили.
Массы без слов понимали настроения Директории, а потому не находилось охотников за нее бороться. Их интересовали ответы на вопросы социальные, а они были, в сущности, одинаковы – и у Винниченко в Киеве, – и у, таких же украинцев – Коцюбинского, Шахрая и др. – в Харьковском правительстве.
Атаманы Захват власти большевиками
Поэтому, как только гетманская власть была свергнута, принимавшие участие в ее свержении повстанческие отряды, к споре Директории с Советской Россией, становились на сторону советской власти. Григорьев – в Херсонщине; Зеленый – под Киевом; Махно – в районе Екатеринослава. С Директорией не считались и провозглашали советскую (точнее, – свою) власть или полное безвластие (Махно). Территория Директории таяла не по дням, а по часам и, к середине января, большая часть Украины уже была вне ее власти. Одни районы были во власти большевиков и повстанческих украинских частей, сформированных большевиками на своей территории (Таращанская дивизия, Богунский полк и др.); другие – под властью “атаманов” – пробольшевиков. Махно держал в страхе и трепете огромный район радиусом больше 100 км вокруг его родного села – Гуляй Поле (на Екатеринославщине). Это было “государство в государстве”, даже печатавшее свои деньги. Его “войско” доходило до 10.000; устраивало погромы, грабило где что можно, быстро передвигаясь из одного места в другое на “реквизированных” крестьянских подводах, меняя их и делая переходы до 100 километров в сутки. Захвативши на несколько дней Екатеринослав, махновцы учинили там погром, перебив и ограбив немало “буржуев”. Против него были бессильны и Директория, и большевики. Не многим лучше были и остальные многочисленные атаманы, большие и маленькие.
Вооруженные силы директории
Относительный порядок, в Киеве. поддерживал, так называемый “Осадный Корпус Сечевых Стрельцов”, состоявший из галичан, под командой капитана Коновальца, да кое-какие дружины добровольцев. До известной степени, сохранился и “Запорожский Корпус” полк. Болбачана на Левобережье; но он был резко антисоциалистически или прорусски настроен и, вопреки распоряжениям Директории, разгонял и жестоко расправлялся со всеми просоветско-социалистическими организациями на местах. В начале января Болбачан, со своим корпусом, оставил Харьков и ушел к Кременчугу, а затем на Правобережье. Его корпус определенно тяготел к уже начавшемуся Белому Движению.
Описывая положение вооруженных сил Директории, И. Мазепа пишет: “В то время, как одна часть украинского войска отходила к большевикам, другая стремилась к российским белогвардейцам”, (стр. 76 “Украина в огне и буре революции”). О третьей части – которая бы подчинилась Директории и ее защищала – украинский премьер не пишет. (По той причине, что такой части тогда и не было.)
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ДИРЕКТОРИИ
Трудовой Конгресс
После свержения Гетмана, логично бы было, чтобы возобновила свою деятельность, разогнанная им, Центральная Рада, однако Директория ее не созывала. Хотя она, по словам Винниченко, была “Украинским Совдепом” и из 792 ее членов 772 были социалисты, Директория не считала ее “соответствующей духу времени” и решила созвать, так называемый “Трудовой Конгресс”, в соответствии с, провозглашенным ею, принципом (декларация 26 декабря), что – на Украине “власть должна принадлежать только классам работающим – рабочим и крестьянам” и, что “она передаст свои права и полномочия только трудовому народу Самостийной Украинской Народной Республики”. Об Украинском Учредительном Собрании, которое не могло быть выбрано год тому назад, никто и не вспомнил, считая, что всеобщее право голоса (что было предусмотрено при выборах в Укр. Учред. Собр.) “теперь устарело”.
Наскоро был составлен закон о выборах в Трудовой Конгресс, согласно которому были лишены права голоса почти все культурные силы. Так, например, врачи не считались “трудовым элементом”, а потому права голоса были лишены; фельдшера же могли голосовать. Только после длительных переговоров с законодателями киевские врачи добились для себя права голоса, да и то не все, а только те, кто “не имел нетрудового дохода”, например, от квартирной платы в собственном доме, если он сдавал хотя бы одну квартиру. Об этом рассказывает в своих воспоминаниях бывщий член Малой Рады, А. Гольденвейзер (в т. 6, “Архив Русской Революции”).
Выборы в Трудовой Конгресс не вызвали никакого интереса у населения и далеко не везде могли быть проведены в следствии анархии. Не мало было случаев, когда в населенных пунктах в несколько тысяч голосовало всего десяток-два “трудового элемента”. Тем не менее, Конгресс был “выбран” и день его созыва был назначен на 22-ое января.
Не ожидая созыва Конгресса, Директория 8-го января подтвердила национализацию земли и объяснила, что на Украине на землю права частной собственности не существует; землей можно только пользоваться, а не владеть.
Перед Конгрессом стояли огромные задачи по организации всей жизни на Украине, а кроме того вопрос о воссоединении с Галицией, вставший после провозглашения ее независимости (в ноябри 1918 года).
Вопрос Галиции
Еще 1– го декабря между Директорией и “Западно-Украинской Народной Республикой” был в Фастове подписан предварительный договор о будущем слиянии двух украинских республик. Этот договор 8-го января был утвержден Украинской Национальной Радой в Станиславове, однако с оговоркой, что ратификацию договора должно произвести Украинское Учредительное Собрание, созванное с территории всей Украины, а до этого ЗУНР (Западно-Украинская Народная Республика) остается со своим отдельным, как законодательным, так и административно-исполнительным органом власти. Эта оговорка имеет огромное значение, т. к. в дальнейшем благодаря ей существовало два правительства и две армии, пока на Украине (надднепровской) не установилась советская власть, а в ЗУНР – польская, и оба правительства бежали.
Как утверждают многие украинцы с Великой Украины, оговорка эта, формально, не дает права уроженцам ЗУНР-ки участвовать в общественно-политической жизни Украинцев-надднепровцев в эмиграции. С точки зрения формально-юридической, нельзя не признать, что они правы, хотя Трудовой Конгресс и декларировал слияние двух украинских республик – так называемую “Соборность Украины”.
Открытие Трудового Конгресса
Конгресс открылся в Киеве 23 января 1919 г., когда уже почти вся Украина была под властью украинского советского правительства (Харьковского), а украинские советские части, во главе с Таращанской и Богунской дивизиями, подходили к Киеву.
Директория это освоение Украины считала войной с Советской Россией и слала протесты в Москву, а Москва отвечала, что войну ведет не она, а Украинское Советское Правительство.
На обвинения Директорией Москвы в помощи Харьковскому правительству Москва ответила, что наличие помощи она не отрицает, но эта помощь численно неизмеримо меньше чем та помощь, которую несколько месяцев тому назад Центральная Рада в борьбе с Харьковским Правительством получила от Германии и Австрии. Директория этот ответ запретила печатать. О нем осведомили Киев, в своих летучках, киевские большевики.
О том, правы ли большевики, что Украина освоена украинскими же большевистскими силами, или говорят правду сепаратисты, утверждая, что Украина “завоевана москалями”, а все украинцы-антибольшевики, – можно судить по высказываниям такого, высоко компетентного лица, как социалистический премьер Самостийной Украины Исаак Мазепа. В его книге “Украина в огне и буре революции” на стр. 118 написано: “Большевики правы, когда писали, что Украину они освоили не столько вооруженной силой, как силою своей пропаганды”. На стр. 127 той же книги Мазепа пишет: “наши войска отступают почти без боя, главным образом потому, что им приходится бороться преимущественно со своими братьями-украинцами”. На той же странице: “Как известно, в это время против украинского фронта большевики бросили главным образом украинские формирования, как Богунскую, Таращанскую дивизию и др. Русские и другие части были сосредоточены, преимущественно, на, так называемом, южном фронте – против армии Деникина”.
Стр. 131: “красногвардейцы – преимущественно черниговские и харьковские” (т. е. украинцы).
Стр. 133: “на Украине большевики имеют всего около 25.000 войска. Из них – меньше половины русских, а из них 5.000 китайцев”. (Значит, великороссов всего 7.500).
Приводить еще выдержки нет смысла, ибо для всякого все понятно и из приведенных четырех.
Свидетельства украинского премьера заслуживают того, чтобы на них обратить особое внимание и сделать ряд, единственно возможных, логических выводов: – что Украина вовсе не была завоевана великороссами, а освоена пропагандой большевистских идей, за которыми пошла активная политическая часть населения Украины, которая и вынудила к бегству Директорию.
Второй вывод: социальные, общероссийские лозунги большевиков оказались сильнее национально-шовинистических лозунгов Ц. Рады и Директории. Третий вывод: – гражданская война на Украине вовсе не была борьбой за национальное освобождение украинского народи, а – социальной революцией, как и во всей России. Четвертый и последний вывод: – группа украинских сепаратистов-шовинистов, вовсе не отражала волю населения Украины в годы гражданской войны и не имеет никакого, ни формального, ни морального права выступать от имени Украины теперь.
Но в те бурные времена ни с формальным, ни с моральным правом никто не считался и Директория провозгласила Трудовой Конгресс “выразителем воли украинского народа”.
Две основные социалистические партии того времени: эсеры и эсдеки к моменту созыва Конгресса были в состоянии почкования, делясь на отдельные, непримиримые друг к другу, фракции. О делении эсдеков и отколе от них “независимых” эсдеков уже сказано выше. Эсеры поделились на целых три фракции: “правых”, “центр” и “левых”-”боротьбистов”. Каково было их настроение, видно из решения конференции эсеров “центра”, 28-го января. Оно гласит: “партия стоит на базе социалистической революции и принимает советскую форму власти на Украине” (Мазепа, стр. 95). Напомним, что к этому “центру” принадлежал Грушевский и виднейшие лидеры эсеров. “Боротьбисты” стояли еще левее и трудно было провести разницу между ними и большевиками.