Дальше полк. Фрейденберг потребовал немедленно выпустить из тюрьмы, арестованных Директорией, Митрополита Антония и епископа Евлогия, а также гетманских министров. “Но ведь они же реакционеры! Что подумает украинский народ?” – ответила делегация. – “Думайте и вы и ваш народ что хотите” – резко ответил полковник, “а выпустить их вы обязаны!”
Потом, уже в более спокойном тоне, полковник объяснил авторам закона об упразднении частной собственности на землю, что “французское правительство считает, что при проведении земельной реформы должен быть сохранен принцип частной собственности. Опыт французской революции показал, что восстановление порядка невозможно, пока новые собственники не заплатят за землю”.
“Как провинившиеся школьники, молча, слушали социалистические вожди украинского народа слова полк. Фрейденберга” – рассказывал впоследствии об этом свидании ген. Греков.
Закончив свою “дипломатическую миссию”, делегация вернулась в Винницу за инструкциями, заставши там ответ из Москвы на вопрос о мире, который был не лучше ответа французов.
Переговоры с Москвой
Москва предлагала свое сотрудничество в деле примирения “законного” Украинского Советского Правительства с Директорией, при условии признания последней, советской власти на Украине. То же самое телеграфировали Харьковское Правительство и глава делегации Директории в Москве – В. Мазуренко, который настоятельно рекомендовал принять условия Москвы.
Перед лидерами украинских эсеров и эсдеков, из которых состояла и Директория, и Правительство встал роковой вопрос: “Что же делать?” Пойти на предложение Москвы – это значит отказаться от надежды быть “вождями”, потому что Харьковское Правительство имело своих “вождей” и вторые ему были не нужны. Соглашаться на условия Франции – было унизительно: надо было жертвовать и своей социалистической программой и убеждениями и кое-кем из лидеров. Но так как у французов не было своих людей для замещения постов украинских министров, то была возможность, ценой послушания, сохранить эти посты для своих людей. – Так решили “вожди”.
Новое Правительство
После долгих совещаний, решено было продолжать переговоры с Антантой. Так как она относилась отрицательно к социалистам, решено было создать “несоциалистическое” правительство (из социалистов!). Сделано это было очень просто: эсер Остапенко подал заявление о выходе из партии и стал “не-социалистом” и премьером нового Украинского Правительства, подобравши себе членов или, из “социалистов-федралистов” или из новой партии “народных республиканцев”, созданной в эти дни в Виннице. (Специально для обмана Антанты.)
Переговоры с французами продолжались, но ни к чему не привели, т. к. французы твердо стояли на своих требованиях, высказанных полк. Фрейдснбергом, а Украинское Правительство, соглашаясь на все требования французов, торговалось только за то, чтобы оставить у власти Петлюру и других, нежелательных им, лиц.
Пока тянулись переговоры, обстановка в Одессе сложилась так, что французы должны были ее эвакуировать, в следствии ненадежности своих войск и наступления большевистских атаманов.
Не лучше была обстановка и в Виннице, к которой подходило пламя большевистского пожара извне, а население самой Винницы было настроено против Директории и можно было ожидать восстания. Директории надо было бежать дальше, что она и сделала в начале марта, чтобы не попасть в руки большевиков. Винницкий период се жизни и деятельности закончился.
На естественный вопрос, почему же Директорию не защищали ее войска, исчерпывающий ответ дает отчет о совещании представителей партий и Правительства, на ст. Казатин 21 февраля 1919 г… Участник этого совещания, Исаак Мазепа (впоследствии Украинский Премьер, и “колесного” периода, и в эмиграции) пишет: “Почти все надднепровские формирования в это время таяли как снег от дезертирства, а те их солдат, которые остались в армии Директории, панически отступали перед совсем немногочисленным врагом. Представитель единственно боеспособной части – “Сечевых Стрельцов” – Е. Коновалец сказал: “нужно было ясно сказать себе и народу: или большевизм, или противобольшевнзм. Директория не имела ни того, ни другого. В результате, мы очутились в безвыходном положении. Не имеем сторонников ни тут, на Украине, ни там, в остальном мире… настроение населения обернулось теперь против Директории. Это – последствия большевистской агитации и своеволия некоторых, деморализованных фронтовыми неудачами, войсковых частей. Поэтому крестьяне, вместо того, чтобы помогать нам, нападают на наши обозы, не дают даже воды, гонят нас со словами: “чего вам тут нужно? Идите от нас! Мы сами дадим себе совет!” (“Украина в огне и буре революции” стр. 109–111). А дальше Мазепа сообщает о самовольном оставлении фронта “сечевыми стрельцами”: “наиболее дисциплинированная часть, не слушал приказов высшей команды, оставила фронт и ушла в тыл. Фактически, украинская армия, как целое, уже не существовала”. Пишет это украинский Премьер, который был, конечно, обо всем отлично осведомлен и ошибки сделать не мог. А срочное бегство Директории и “вождей” из Винницы, через несколько дней после совещания в Казатине, неопровержимо свидетельствует об отсутствии у Директории сил, даже для защиты собственной столицы – Винницы и ставит под вопрос утверждения сепаратистов об “антибольшевизме” всех украинцев и борьбе за “национальное освобождение” украинского народа.
Усложняло обстановку и то обстоятельство, что “между тогдашними украинскими большевиками и не большевиками, не взирая на глубокие политические расхождения между ними, все же продолжал существовать извечный контакт и далее взаимная помощь” – говорит Мазепа на стр. 134 своей книги (Украина в огне и буре революции) и сообщает, что лидер, активно сотрудничавших с большевиками, украинских “независимых” эсдеков, Ткаченко, “все время ездил с Украинским Правительством”, а Директория, по признанию ее членов (Швеца и Макаренка) поддерживала материально этих “независимых” эсдеков.
Явление, совершенно исключительное и, вероятно, единственное в истории. Только наши украинские социалистические вожди, ведя борьбу с большевиками, могли додуматься до того, чтобы возить с Правительством лидера партии, активно сотрудничавшей с большевиками и помогать этой партии материально Не доставало еще только приглашения его участвовать в заседаниях Правительства. А, возможно, что и участвовал. Зная то, что сообщил сам украинский премьер, можно допустить и это. Не удивительно, что Директория и окружающие ее “вожди” изо дня в день теряли свой авторитет не только в народе, но и среди тех, которые, волею судеб, бежали вместе с ними.
Бегство в Проскуров
Из Винницы Директория двинулась в Проскуров, но уже через несколько дней была вынуждена бежать и оттуда, т. к. большевистский повстанческий отряд захватил Жмеринку и Проскуров оказался под угрозой.
После взятия украинскими большевиками Жмеринки, вся, так называемая, “юго-западная часть фронта армии Директории”, была отрезана и вскоре перестала существовать.
Кое– какие силы еще оставались на севере, в районе Ровно, но и они по своим настроениям давали Директории основания сомневаться в их надежности.
Состав армии Директории
Надо иметь ввиду, что вся “армия Директории” была чрезвычайно пестрой, как по своему составу, так и по настроениям. Во время Гетмана, не мало офицеров русской армии вступили в кадры будущей Украинской армии просто как специалисты, не будучи вовсе сторонниками Украины вообще, а социалистическо-шовинистической, в особенности. Будучи разбросаны, как “кадры” будущих корпусов и дивизий, по разным городам Украины, они были захвачены восстанием врасплох и им ничего не оставалось делать, как “признать Директорию”, а в дальнейшем, не желая попадать в руки большевиков, делить ее судьбу. Все они стремились в Белую Армию и при первой возможности уходили туда. Часть пробралась к Деникину, а значительная часть летом 1919 г. оказалась в “Западной Добровольческой Армии Бермонта-Авалова, которая тогда формировалась в Прибалтике. Не мало было в “армии Директории” и остатков гетманских карательных отрядов и “Державной Варты”, попавших в эту армию и делавших ее судьбу по тем же самым причинам, что и упомянутая выше группа офицеров. Директорию и ее социалистическое направление они люто ненавидели, но обстоятельства заставляли итти с нею. Были еще группы антибольшевистски настроенной учащейся молодежи, которые, по своим настроениям были весьма далеки от настроений Директории, но все же ушла вслед за ней. С другой стороны, не мало было элементов определенно пробольшевистских, которые приняли участие в противогетманском восстании, а в дальнейшем, не успев разойтись по домам, были захвачены общим потоком поспешного бегства Директории и очутились в рядах ее “войска”.
Целеустремленной и боеспособной частью были только “сечевые стрельцы” – галичане, которых население Украины считало “чужими” и относилось к ним враждебно. Так называемых “национально-сознательных” украинцев, в армии было не так много вообще и, к тому же, они резко делились на определенных антисоциалистов, находившихся у Директории под сомнением, и на сторонников ее национально-социалистической программы, из рядов которых заполнялись разные высшие должности.
Всей этой разношерстной массы, по исчислениям инспектора Укр. Армии, капитана Удовиченко, (произведенного Директорией в генералы), было по спискам около 50.000 к началу занятия Украины сторонниками Харьковского Правительства. В дальнейшем, это число “таяло, как снег на солнце”, по признанию самого украинского премьера. И после Жмеринки и бегства из Проскурова, не насчитывало и одного десятка тысяч, включая и 3.000, которые бежали с Директорией из Киева.
Бегство из Проскурова
В Проскурове состоялось последнее заседание Директории в полном составе, с участием кооптированного представителя от Западной Украины – Петрушевича. После этого она уже никогда не собиралась. Нетругаевич и Андриевский уехали в, еще не занятый поляками Станиславов; Винниченко – за границу (почти одновременно с Грушевским), а Петлюра продолжил свою “деятельность” в районе Ровно.
Правительство Остапенка после Проскурова тоже распылилось: часть, кружным путем, через Румынию, поехала в Одессу вести дальше переговоры с Антантой, а сам Остапенко с несколькими министрами продолжал верить в успех переговоров и ждать помощи, разделившись между Станиславовом, куда уехала одна часть, и Ровно, куда направилась к Петлюра другая часть министров.
Ровно – Каменец
На известное время Ровно делается временной столицей У.Н.Р. Значительная же группа политических деятелей и служащих разных министерств, после бегства из Винницы, очутилась в Каменец-Подольске, в том числе и лидеры эсдеков: И. Мазепа, С. Викул и др., а также, сам Грушевский. Что происходило и каковы были тогда (март 1919 г.) настроения во второй столице У.Н.Р. – Каменце дает исчерпывающую картину один из лидеров эсдеков – И. Мазепа. На стр. 139 и 140-ой своих воспоминаний он пишет: “небольшой Каменец был переполнен служащими разных учреждений, которые были эвакуированы из Винницы. Никто не знал, почему сюда, в этот слепой угол Подолии, была направлена вся эта масса людей и государственного имущества. Можно было только догадываться, что правительство сделало это в надежде на ожидаемую помощь со стороны французского командования. Но среди чиновников, которые очутились в Каменце, господствовало убеждение, что это пришло уже “начало конца”. Никто не верил, что положение на фронте переменится в нашу пользу. Авторитет Директории и Правительства пали так, как никогда. Все это усилило почву для расширения советофильских настроений среди эвакуированных чиновников. Как раз в это время (20–22 марта) в Каменце происходил уездный крестьянский съезд, в котором приняли участие Грушевский, Степаненко, Лизановский и другие эсеровские лидеры. Съезд был созван для выборов уездного “Трудового Совета”, согласно с законом Директории о создании “Трудовых Советов” на местах. Но, после обсуждения общей ситуации, Съезд принял резолюцию, в которой высказался за советскую форму власти, против переговоров с французским командованием и за переговоры с большевиками”.
В результате таких настроений, в переполненном лидерами, “атаманами” и просто беженцами, Каменце, создался полный хаос, который усиливался грызней между собою разных политических лидеров, обвинявших друг друга в неудачах. Создавались и распадались всякие “Комитеты Защиты”; в склоки активно вмешивались, по своей инициативе, разные “атаманы”. Арестовывали и выпускали лидеров и министров. “Признавали” и “не признавали” Директорию и Правительство. И с трепетом ждали большевистского восстания или наступления. Только когда выяснилось, что большевики на Каменец не идут, все немного успокоилось и Каменец временно разгрузился от многочисленных лидеров и “вождей”.
Центр в Ровно
Конец марта – начало апреля были временем перенесения центра У.П.Р. в Ровно, где находился Петлюра, уже выдвинувшийся на роль фактического руководителя того предприятия, которое сейчас одни называют “борьбой украинского народа за свое национальное освобождение”, а другие – “неудавшейся попыткой небольшой группы украинской социалистическо-шовинистической молодежи и полуинтеллигенции навязать свою волю украинскому народу. Тот неоспоримый факт, что народные массы Украины за Петлюрой не пошли и он бежал с горсточкой сторонников, убедительно свидетельствует, что никакого “народного движения”, как теперь утверждают сепаратисты, не было. Этого же мнения придерживается и бывший Премьер и Глава Директории, Винниченко, который, находясь в эмиграции, написал свою общеизвестную фразу: “Будем честны с собой и другими: мы воспользовались несознательностью масс. Не они нас выбирали, а мы им навязали себя”. (“Возрождение Нации”, том II стр. 190).
Единовластие Петлюры
В начале апреля, после отъезда за границу Грушевского и Винниченка и фактического распада Директории, Петлюра всю власть взял в свои руки и сразу же резко изменил политику. Так называемые “правые” (правительство Остапенко) были отстранены и заменены эсдеками и эсерами. В результате совещаний партийных лидеров, по воле Петлюры, было сформировано новое правительство, которое возглавил, молодой, правоверный марксист, эсдек, Б. Мартос, бывший земский служащий, с узким кругозором мелкого чиновника, и самоуверенностью молодости и той “патологической жаждой власти”, о которой писал С. Шелухин. Остальные министры: Мазепа, Ливицкий, Ковалевский, Сиротенко и другие – все были эсдеки и эсеры, по качествам такие же, как и новый премьер. Так называемые “правые” группировки: социалисты-федералисты, социалисты-самостийники и народные республиканцы, из которых состояло прежнее правительство Остапепка, войти в новое правительство или, хотя бы его поддерживать, решительно отказались. Их поддерживали, всемерно также галичане и член Директории Андриевский.
Ориентация на большевиков
Правительство Мартоса решило ориентироваться “влево”, опираясь на эсдеков и эсеров и веря в возможность как-то договориться со своими единомышленниками по ту сторону фронта (они верили или делали вид что верят в наличие таковых), но без капитуляции перед Харьковским Правительством. Объективных данных для такой веры не было никаких; основывалась она только на собственном желании договориться со вчерашними товарищами по Центр. Раде и разным революционным организациям, которым удалось захватить власть и выгнать их с территории всей Украины кроме нескольких уездов Волыни.
9– го апреля Б. Мартос с товарищами принял “власть” в свои руки и начал свою деятельность в качестве премьера Украинской Народной Республики, территория которой тогда ограничивалась г. Ровно и несколькими уездами вокруг.
Положение на “фронте” было исключительно тяжелым, не только в военном отношении, но и в политическом. Разношерстные вооруженные группы, называвшиеся “Армией УНР”, занимали ряд населенных пунктов и железнодорожных станций. Никакого непрерывного фронта не было. Ни одна сторона не наступала, но большевики накапливали силы для окончательного удара. Связь и дисциплина существовали больше только на бумаге, чем в действительности. Вера в успех дела и авторитет Директории и Правительства стремительно падали. С одной стороны, росли капитулянтские настроения; с другой – злоба против вождей и их социалистических экспериментов, мало отличавшихся от большевистских. Новое правительство не обращало на это внимания и усердно занялось “продолжением линии Трудового Конгресса”. 12-го апреля выпустило длиннейшую декларацию, в которой повторялось все то, что уже много раз было сказано в бесчисленных декларациях партий, правительств и союзов; 18-го апреля выработало “условия соглашения с социалистами по ту сторону фронта”; усиленно проводили выборы уездных и волостных “рабоче-крестьянских трудовых советов для контроля над деятельностью местных властей”. Чем отличались эти советы от совдепов по ту сторону “фронта” – никакого вразумительного объяснения никто не давал. Да и дать его было невозможно, ибо, по существу, это было одно и то же. Разница состояла только в личности вождей, которых должны были поддерживать эти советы: здесь – социалистов – Петлюру, Мартоса, Мазепу, Ливицкого, Сиротенка и K°.; там – тоже социалистов и тоже украинцев: Коцюбинского, Шахрая, Затонского, Шуйского, Заливчего, Скрыпника, Любченка и др.