Новые исследователи добавляли новые сведения, как будто все они решились написать одну книгу и вписывали, кто строчку, кто – две, или редактировали прежние строчки, кое-что зачеркивая, кое-что уточняя, исправляя.
Когда описание было закончено, в основном, появилась возможность перейти к следующей задаче: объяснить действие вулканов. Как и во всех других науках, после того, как списки и перечни были составлены, пришло время подвести итоги и сделать выводы. Был поставлен вопрос: Что же такое вулкан? Почему он извергает пепел и лаву? Как объяснить, как понять?
На Камчатке эту задачу начал решать профессор Заварицкий. Ради решения ее ученые наблюдали из года в год действующие вулканы. И ради нее же сюда приехал Виктор Шатров.
Что он успел сделать? Разрезы и восковую модель. Таким образом, он продолжал работу по описанию, заполнив чистые страницы, предназначенные для сведений о внутренности действующего вулкана. Но помимо того, на основе этих новых сведений, Виктор выдвинул и новое объяснение, причем объяснение правильное, потому что, исходя из него, он сумел предсказать извержение.
Отныне катастрофические извержения уже не столь страшны. Катастрофа, известная заранее, – это не катастрофа. Виктор погиб, но спас десятки людей, тех, которые живут и будут жить на опасных склонах вулканов. Пусть живут, не страшась. Их предупредят заранее о приближении подземного врага. Десятки сторожевых станций, предсказывающих извержения, – вот что вытекает из работы Виктора.
Итак, Виктор завершил длинную цепь: открытие – описание – объяснение – предсказание. Путь пройден. Нужно поставить точку или же тире? Что такое Виктор – вершина или ступень? И если его работа – очередная ступень, что же последует за ней?
Грибов задумчиво листает дневник. Это интересно и жутковато. Виктор погиб, но он в полный голос спорит с живым. Оживают старые споры, но сейчас слова Виктора кажутся значительнее. Почему? Потому ли, что Виктор отдал жизнь, как бы подчеркнув кровью каждое слово, потому ли, что Грибов сам поработал с аппаратами и убедился в их силе? Во всяком случае, Грибов с большим вниманием перечитывает и незнакомые и знакомые ему доводы.
«…Это верно, что вулкан – машина, причем машина, больше всего похожая на паровой котел… топка находится, где-то в глубине… Пещеру можно сравнить с цилиндром… Лава… действует, как поршень. Пещера закрыта сверху каменной пробкой, допустим – это клапан. Когда газы сжаты до отказа, они вышибают клапан…
«…Да, вулкан – машина, но машина неисправная. Ее никто не чистит, не смазывает, не регулирует. Вулкан работает нерасчетливо, – он сам себе засоряет выход. Все ужасы происходят из-за неисправности клапана…» – Правильно сказано, – думает Грибов. – Именно так: паровой котел с засорившимся клапаном, нелепый котел, который лопается при каждом извержении. Конечно, опасно жить и работать возле засорившегося котла.
А НЕЛЬЗЯ ЛИ ЕГО ПРОЧИСТИТЬ?
МЫСЛЬ рождается неожиданно и вызывает усмешку. Прочистить вулкан – легко сказать! Этот страшный котел выбрасывает дым и пепел в стратосферу. Он способен поднять сотни миллионов тонн на высоту в 15 километров. Расплавленные шлаки целый год выливаются из этой природной печи. Какой же кочергой шуровать в ее топке, каким совком выгребать оттуда золу? Куда там прочищать кратер, к нему и подступиться опасно. Виктор попробовал подойти близко – и вот чем кончилось…
И Грибов отогнал бы эту мысль, если бы перед тем он не спрашивал себя настойчиво: что должно последовать за работами Виктора?
Ученые описывали не только вулканы. Во всех других науках за описанием следовало объяснение, за объяснением – исправление и переделка. Так было и в науке о растениях, и в науке о человеческом обществе.
Прежде чем предсказывать извержения, ученые умели предсказывать наводнения, бури, заморозки.
Предсказывали не для того, чтобы бежать от стихии, а для того, чтобы бороться с ней, как борются со всяким врагом. Честь и хвала караульному, во время заметившему неприятеля. Но мало заметить, нужно еще собрать силы и отбить. Может быть, со временем, люди, живущие у вулкана, скажут ученым: «Вы предупредили нас об извержении – за это спасибо, но мы не хотим бегать от каждого извержения, как зайцы, бросая дома и сады на милость лавы и пепла. Научились предупреждать, попробуйте отбить врага; описали, объяснили, – теперь исправляйте».
Вот как стоит вопрос. Не «возможно ли?», а «необходимо настоятельно».
А если необходимо, следует подумать всерьез. И когда вдумаешься, препятствия не кажутся непреодолимыми. Совсем не нужно прочищать вулкан во время извержения. Сейчас клапаны, выпускающие лаву, открыты. Каналы закроются, когда извержение кончится и остатки лавы застынут в них. Вот тогда, в период затишья, можно, не торопясь, прочистить трубопроводы вулкана, подготовить их для следующего извержения, позаботиться, чтобы оно прошло без взрывов, без катастроф, чтобы газы вышли через открытый кратер и лава вылилась по заранее подготовленной трубе…
Неделю раздумывал Грибов на эту тему, прежде чем, наконец, он решился сесть за стол и написать:
«Работа Шатрова не только завершает долгий путь, но также открывает новую страницу в вулканической науке. После предсказания должно последовать обезвреживание. После предупреждения опасности – борьба с ней. Мысль движется вперед, нет и не может быть предела для нее».
6.
НЕТ, человек не камень, упавший в воду. Садовник уходит – цветут посаженные им сады. Каменщик уходит – в школах, которые он сложил, учатся дети, будущие каменщики. Уходит ученый – остаются его мысли, другие ученые обсуждают их, проверяют, продолжают, делают новые выводы, иногда неожиданные для ушедшего. Интересно, что сказал бы Виктор, если бы его спросили:
– Можно ли прочистить вулкан?
Прочистить вулкан! Профессор Дмитриевский трижды перечитывает статью Грибова и шепчет, качая головой:
«Ох, уж эта молодежь!» В его словах немножко возмущения и немножко восхищения. Затем он добавляет, вздохнув: «Что ж, такова правда жизни. Я мечтал предсказывать извержения, они хотят устранить их совсем. Пусть идут вперед!» И Дмитрий Васильевич размашистым почерком пишет на первой странице:
«Уважаемый товарищ редактор!
Прошу Вас поместить в ближайшем номере…»
И вдруг, подводный камень. То есть на вид это не камень, а человек. Редактор отдела геологических наук Тартаков благообразен, отменно вежлив, хорошо одет. «Прочистить вулкан," – читает он в свою очередь. Тартаков не возмущается и не восхищается, но он встревожен. Напечатай такое, – заклюют, скажут антинаучно. Дмитриевский рекомендовал, но отвечает он – Тартаков. А попробуй задержать, – тот же Дмитриевский встанет на дыбы. Он декан, с ним следует считаться. Может быть, предложение ценное, еще ославят ретроградом. Пожалуй, разумнее всего послать на отзыв еще кому-нибудь, профессору Климову, например. Климов и Дмитриевский – в науке противники, обычно мнения у них противоположные. Один – за, один – против. Тартаков имеет право сомневаться, проверять, запрашивать дополнительные материалы, тянуть. А там пройдет время, полгода, год и он с чистой совестью напишет: «Наш журнал не может помещать некрологи с опозданием на год».
Неужто все кончено, идея потерпела крушение, память о Викторе утонет в тихой заводи канцелярской переписки? Тартаков не думает об этом, он скрипит пером и сдержанно улыбается. Он очень доволен своим умом и дипломатическими талантами.
7.
КО всему можно привыкнуть, даже к землетрясениям. Со временем извержение Горелой сопки вошло в свою колею.