Кип стал непроизвольно подпрыгивать на стуле, книга тряслась у него в руках, голова качалась, челюсть дрожала. Внезапная острая боль пронзила все его тело. За этим последовал взрыв идиотских эмоций: отчаяния, ненависти, бешенства, страха.
Кипу казалось, что у него отобрали тело. Он сам был где‑то внутри, крошечный пассажир, пристегнутый к койке ремнями, связанный по рукам и ногам. Он отчаянно цеплялся за одну нить, ведущую к цели. Пока он не сдавался, буквы продолжали подпрыгивать на экране, и голос исполина, который уже не принадлежал ему, продолжал реветь, и стонать, и судорожно выкрикивать их значения. Но если он хоть на миг перестанет сопротивляться…
Экран потемнел.
Шок был достаточным, чтобы вернуть Кипа опять к нормальному человеческому размеру. Он выпрямился на стуле, замкнутый в темноту, чувствуя такой стремительный поток боли и отчаяния, который он никогда до того не испытывал.
Они пустили в ход козырную карту. Если он не может видеть, он не сможет читать. У него не было на руках карт, которыми можно было побить их козырь. С ним все было кончено.
Кто‑то выдернул книгу у него из рук.
Напряженный голос начал читать:
– Например, для очень широкого класса функций f от t, для которых минус‑бесконечность меньше, чем t, которое меньше, чем бесконечность, мы полностью определяем f, когда мы знаем набор множеств: триста семнадцать – a с подстановкой n равно интегралу между минус‑бесконечностью и нулем от e до t, от t до n, f от t, от t, где n равно нулю, единице, двум и так далее. Теперь предположим, что A – некоторая функция значений величины t в будущем, то есть для аргументов, больших нуля. Тогда можно определить одновременное распределение a нулевого, a первого и так далее до a с подстановкой n и A…
Кип стойко держался в ревущей темноте, испытывая чувство благодарности. Напряжение в комнате медленно нагнеталось, как будто сжимался тугой кулак. Внезапно все одолевавшие его неприятности возросли до непереносимых размеров: боль, тошнота, зуд, – а затем, так же внезапно, все прекратилось.
Слепота исчезла. Кип был свободен.
И только тут он осознал, что голос, который все еще продолжал читать, принадлежал не Анжелике. Это был голос Нэнси.
– Они действительно ушли?
– Я думаю, что да, – ответил Кип, находясь все еще в оцепенении.
Он чувствовал себя как‑то необычно изнутри; он не мог дать этому ощущению наименования, такого ощущения он еще не испытывал никогда. Он осмотрелся. Глаза Анжелики сияли, но он осознал – и это его странно шокировало – что он не испытывает от этого никаких особенных чувств. Это было так, как будто… как будто ничто изнутри не подсказывало ему, что он обязан что‑то ощущать. Это была забавная мысль. Неужели он раньше жил по подсказке?
Кип был слишком занят изучением себя изнутри, чтобы долго удивляться.
– Майор? – произнес он мысленно. – Дон Нобилио?
Ответа не было, только ощущение пустоты, немного напоминающее эхо в пустой квартире. Это было нечто специфическое. Он даже не был уверен, нравится ли ему это ощущение.
– М‑м?
– Я сказала: прости, что я не смогла помочь тебе, – обратилась к нему Анжелика.
– То есть как? Ты ведь мне помогла! Разве нет? А таблетки?
Она с несчастным выражением на лице покачала головой.
– Я была за дверью. Прости. Кип, я хотела помочь, я думала, что смогу. Но это как раз то, чего я не могу выдержать. Я не выношу болезней и вообще любого…
Она посмотрела на Нэнси и отвела взгляд.
« Любого уродства «, – мысленно договорил за нее Кип. Нэнси стояла с противоположной стороны стола все с той же улыбкой на лице, книга до сих пор была у нее в руках. Кипу хотелось, чтобы что‑нибудь сломало эту улыбку.
Кипу хотелось, чтобы что‑нибудь сломало эту улыбку. Улыбка показалась ему посторонним предметом, приклеенным к лицу Нэнси, причиняющим ей боль.
– Когда появились волдыри, я не смогла этого вынести, – продолжала Анжелика. – Теперь ты выглядишь намного лучше. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – ответил Кип машинально. – Послушай, Нэнси, я очень тебе обязан. Я имею в виду… Спасибо.
– Не стоит благодарности, – вежливо ответила Нэнси.
Что происходило у нее в голове? Она никогда ничего не делала случайно, все ее ответы были упорядочены и целенаправлены, они просто появлялись не из тех щелей, наподобие того, как бывает с автоматом, когда вы бросаете деньги, чтобы получить леденец, а в ответ – жевательная резинка. Кип знал, что было с ней не так, по крайней мере он знал, как это называется. Но наименование – это ведь только ярлык, полезный для идентификации и для сокрытия невежества. Что это такое? Психоневроз. Что такое психоневроз? Во это самое и есть.
Но что это такое на самом деле? Что может засесть у вас в голове и изменить все вокруг таким образом, что то, что случается с вами, или то, что вы делаете, подобно непереводимой фразе на иностранном языке?
– Кип, что ты теперь думаешь по поводу жизни вообще? – спросила Анжелика.
Он тупо посмотрел на нее.
– Жизнь вообще?
– Твоего дела и твоей работы, – сказала она.
Из ее тона было ясно, что она имела в виду совершенно другое.
– Я не знаю, – ответил он медленно. Он все еще ощущал эту странную пустоту внутри и чем больше он пытался определить ее каким‑нибудь иным способом, тем более настойчиво это ощущение напоминало ему пустой дом: пустота, в которой вы ожидаете найти знакомый стол, или стул, или лампу.
– Я предполагаю, что теперь я могу делать все, что я захочу… Может, я снова вернусь в школу. Вечернюю.
– Чтобы таким образом получить степень, потребуется много времени.
Он удивился.
– Да? – а затем сказал: – Ах, ты имеешь в виду правоведение. Забавно, я даже не подумал об этом.
– Хорошо, а что же еще?
– Существует масса вещей, которые я раньше не считал нужным вносить в свои планы. Психопатология, социология, сравнительная литература и этот курс по истории кино… Меня не интересует правоведение, у меня нет на него времени. Я делаю свой выбор слишком поздно.
– Но ты все равно можешь заняться им, Кип. Мой босс сдал экзамен на звание адвоката, когда ему было сорок лет! Если ты сильно захочешь…
– Но в этом‑то все и дело, – ответил Кип. – Я не хочу.
– Ты не хочешь?
– Нет. Возможно, меня подтолкнуло к юриспруденции какое‑то из детских впечатлений. Поклонение герою. Мой дядя Остин был довольно известным судебным юристом. Помнишь, это тот, о котором я тебе говорил.
– Тот, который упал с лестницы, – произнесла Анжелика невыразительно.
– Да, он… Ох‑хо‑хо.
– Что случилось?
Кип дважды моргнул, прежде чем смог опять сфокусировать глаза.
– А ничего, за исключением того, что я сейчас припомнил. Именно после того, как дядя Остин упал с лестницы, у меня появилось огромное неудержимое желание стать юристом. Сразу после того, прямо в этот же день. Я помню, что я почувствовал все благородство этого желания – вроде я собираюсь подхватить знамя, которое он выронил… Господи боже!
– Я не понимаю, – сказала Анжелика.
Он посмотрел на ее хорошенькое, нетерпеливое личико и на замороженное лицо Нэнси.
– Предположим, когда дядя Остин умер, вся банда его духов переместилась в меня.