Впрочем, одну победу над беспутной Евгенией Вера все-таки одержала, добившись, чтобы она ходила ночевать к своим любовникам, а не они к ней. Либеральные порядки в университетской общаге допускали оба варианта, и Веру ужасно раздражал скрип соседней кровати, который порой продолжался всю ночь и сопровождался другими звуками, не предназначенными для ушей целомудренных девочек.
Одна Вера вряд ли справилась бы с этой стихией, даже несмотря на свой сибирский характер. Но ее подержала Жанна, которую на курсе называли не иначе как Жанна Девственница — во-первых, за сходство с портретами Жанны д'Арк в книгах по истории Франции, а во-вторых, собственно за девственность, которую Жанна берегла, как зеницу ока.
— Сначала мужчина должен доказать мне свою любовь, — говорила она. — Три-четыре года платонических отношений могут убедить меня, что он не врет. И тогда можно будет говорить о помолвке. О помолвке, а не о постели. Постель — только после свадьбы, первая брачная ночь, окровавленная простыня, все как положено…
— С такими запросами ты останешься старой девой, — увещевала ее Юлька Томилина, тоже соседка по комнате и лучшая подруга. — Сначала в загс, потом в койку — это я понимаю, но зачем тебе три года платонической любви?
— Чтобы заполучить меня в койку, многие не откажутся пойти в загс, — поясняла Жанна. — А потом мучайся с ним. Любовь прошла, завяли помидоры… А ухаживать три года без вознаграждения, в обмен на одну только надежду, можно лишь по большой любви.
— Такие парни давно вымерли, — качала головой Юлька. — Три месяца еще куда ни шло — но три года… Нет. Вымерли как мамонты.
— Не верю! — отвечала Жанна, но справедливости ради надо отметить, что парня у нее не было. Своими запросами она распугала всех — благо девушки на филфаке не в дефиците, и любой желающий может найти себе кого-нибудь посговорчивее.
Юлька колебалась между двумя предположениями. Либо Жанна просто фригидна и не испытывает никакой потребности в сексе — что не редкость среди женщин, даже очень молодых, либо она скрытая лесбиянка — хотя, может быть, сама не понимает этого. Она могла вести себя, как настоящий пацан и все время кидалась в какие-то авантюры, занималась то фехтованием, то рукопашным боем, то верховой ездой, виндсерфингом или парашютными прыжками, но быстро охладевала к очередному увлечению и перескакивала на что-нибудь другое. Она могла неделями ходить в джинсах и тельняшке, загорать на пляже топлесс, как подобает настоящему мужчине, или заявиться на дискотеку в армейском камуфляже и шокировать девчонок, приглашая их на танец.
И все это могло бы послужить убедительным доказательством Юлькиной теории — если бы сама Жанна не ломала все умозрительные построения. А она делала это походя, словно не замечая. Вдруг переходила с брюк на платья, вместо кроссовок надевала туфли, умело накладывала макияж и превращалась из пацанки в роковую красавицу. И даже лучшая подруга не могла сказать, насколько долго это продлится. Жанна могла за один день сменить свой облик и манеру поведения несколько раз, а могла зависнуть в очередной ипостаси на месяц.
— Это граничит с шизофренией, — сказала ей однажды Юлька. — Смотри, как бы не пришлось навещать тебя в Кащенке.
— Ну и что?! — пожала плечами Жанна. — Я всегда мечтала там побывать.
Юлька попыталась даже подговорить безбашенную Женьку Граудинь проверить, какая у Жанны ориентация на самом деле. Женька попробовала, но получила в ответ изрядную порцию холодного недоумения. Именно в это время Девственница в очередной раз переквалифицировалась из пацанки в женщину. Но не в роковую красавицу, а скорее, в девочку. Милую скромную девочку в коротеньком платье из цветастого ситца.
В самый длинный день лета вечером Жанна сняла это платье в комнате, и оказалось, что под ним нет ничего совсем — а такого за Девственницей раньше не водилось. Но дальше Жанна отколола штуку похлеще. Она подошла к кровати на которой возлежала такая же нагая Женька с конспектом в руках, наклонившись, поцеловала ее в губы и произнесла очень ласково и печально:
— Спокойной ночи, Женя.
Прозвучало это так, как будто Жанна замыслила этой ночью тихо и безболезненно отправить Женю в мир иной. Таким тоном обычно говорят: «Спи спокойно, дорогой товарищ!» Пока Евгения ловила челюсть и хлопала глазами, Жанна спокойно проследовала к своей койке, надела сногсшибательную ночнушку из черных кружев и нырнула под покрывало.
— Нет, вс(! — простонала Юлька. — В Кащенку. На интенсивный курс лечения.
Электрошок, лоботомия и гипноз. И срочно, пока еще можно спасти остатки разума.
— Спасибо, Юля, ты настоящий друг, — сонно пробормотала Жанна из-под одеяла.
— Господи помилуй и спаси, — внесла свою лепту в общую беседу Вера из Сибири, и Женя Граудинь почувствовала, что отмалчиваться в этой ситуации просто неприлично.
— Жара. Экзамены. Бардак, — произнесла она и добавила ни к селу ни к городу: — Криминальный беспредел. Экономический кризис. Разврат, гомосексуализм и половые извращения. Коррупция и проституция. Этот мир катится в пропасть.
4
Туман, накрывший Москву в эту ночь, первокурсницы французского отделения благополучно проспали. Разбудил их громкий хлопок. Это поднявшийся ближе к утру ветер чересчур вольно обошелся с распахнутым окном. Стекла, к счастью, не вылетели, но все девчонки вскочили с коек одновременно. Им показалось, будто в комнате раздался выстрел.
Плохо ориентируясь спросонья в темноте Жанна и Женька столкнулись посреди не очень просторной комнаты, и Женькин голос смущенно произнес:
— Нет, ну если ты настаиваешь…
Однако воркование бесцеремонно прервала Юлька.
— Смотрите, что делается! — закричала она, тыча пальцем в окно.
Там бушевала вьюга и белые хлопья залетали в комнату.
— Снег! — вскрикнула Вера. — Закройте окно скорее.
— Странно, и не холодно совсем, — удивилась Женька, которая тоже устремилась к окну, увлекая за собой Жанну.
Окно общими усилиями все-таки закрыли, а свет включить не удалось. Света не было ни в здании, ни на улице — но к Москве уже приближался рассвет, и в предутренних сумерках можно было разглядеть, как кружатся по комнате белые снежинки, не желая опускаться на пол.
А потом настало время удивляться. Снежинки прекратили плавный танец и стали совершать короткие целеустремленные прыжки.
Цель определилась очень скоро. Когда-то, еще зимой, Жанна Аржанова увлеклась комнатным цветоводством и превратила комнату в некое подобие оранжереи. Потом она, естественно, охладела к цветам, но успела заразить этой страстью соседок, и оранжерея не увяла без ухода.
И теперь прыгающие пушинки все как одна устремились к цветам на подоконнике, на стенах и в кадке на полу. Длинные глянцевые листья роскошной диффенбахии, которую девчонки с легкой руки Юльки называли трахобахией, покрылись белым налетом. Другие цветы, от герани до кактуса, тоже выглядели так, словно их обсыпали мукой.
И когда наступил рассвет, стало совершенно ясно, что никакой это не снег.
Электричества по-прежнему не было, но Женькина магнитола работала на батарейках, и девчонки стали ловить радио. Коммерческие радиостанции молчали, как убитые, зато удалось поймать Радио России.
Женский голос в эфире довольно возбужденно излагал последние известия:
— Сегодня утром Москва была объявлена зоной стихийного бедствия. По сообщению пресс-службы правительства, ночной ураган стал причиной многочисленных аварий на линиях электропередач, телефонных линиях, дорогах и трубопроводах.