Лопарь услышал музыку из горницы и насторожился:
– Что это?
– Это бьют наши часы, – отвечает Ингер, готовая лопнуть от гордости.
Лопарь опять покачал головой и сказал:
– У вас есть дом, и конь, и деньги, скажи мне, чего у вас нет!
– Да, мы уж и не знаем, как благодарить бога.
– Олина велела тебе кланяться.
– А-а! Как она поживает?
– Ничего. А где твой муж?
– Пашет.
– Говорят, он не купил землю? – бросает лопарь.
– Не купил? Кто это говорит?
– Люди говорят.
– Да у кого ж ее было покупать? Ведь это пустошь.
– Да, да.
– А поту он положил на эту землю немало!
– Они говорят, это государственная земля, Ингер ничего не поняла и сказала:
– Ну, может быть. Уж не Олина это говорила?
– Не помню, кто, – ответил лопарь, шныряя по сторонам лукавыми глазами.
Ингер удивлялась, что он ничего не выпрашивает, Ос-Андерс всегда что– нибудь выпрашивал, как все лопари; они всегда клянчат. Ос-Андерс сидит ковыряет в своей глиняной трубке и раскуривает ее. Вот так трубка, он курит и дымит так, что все его старое сморщенное лицо превращается в руническую надпись.
– Ну, мне не за чем спрашивать, твои ли это дети, – подлизывается он. – До того они похожи на тебя. Вылитая ты, когда была маленькой!
Ингер была урод и страшилище – разумеется, это глупо; но она все-таки вспыхнула от гордости. Даже лопарь может обрадовать материнское сердце.
– Если б мешок твой был не так набит, я бы дала тебе кой-чего, – сказала она.
– Нет, не беспокойся!
Ингер с ребенком уходит в дом, а Елисей тем временем остается с лопарем.
Они отлично ладят друг с другом, мальчик видит в мешке у лопаря что-то чудное, мохнатое, хочет потрогать. Собака возле повизгивает и взлаивает.
Когда Ингер выходит с припасами, она слегка вскрикивает и садится на пороге:
– Что это у тебя? – спрашивает она.
– Ничего. Заяц.
– Я видела.
– Парнишка твой захотел посмотреть. Собака подняла его сегодня и прикончила.
– Вот тебе еда! – сказала Ингер.
Глава V
Старинным опытом установлено, что неурожаи следуют один за другим по крайней мере два года подряд. Исаак набрался терпения и примирился со своей судьбой. Ячмень сгорел, сбор сена был посредственный, но картошка как будто опять выправлялась, так что, хоть и было плохо, но до голода еще далеко. У Исаака же были вдобавок дрова, да бревна для стройки, которые можно было свезти в село, а так как по всему берегу шел лов сельдей, то денег на покупку дров у людей было вдоволь. Уж не перст ли провидения, что ячмень не уродился? Где бы он стал молотить его без овина с током? Пусть хоть перст провидения, в конце концов не беда.
Другое дело, что появились новые загвоздки и тревожили его. Что такое сказал Ингер летом какой-то лопарь – что он не купил землю? Разве ему надо покупать, зачем это? Земля лежала себе полеживала, лес стоял-постаивал, он все обработал, построил жилье в непроходимой глуши, кормил свою семью и свою скотину, никому не был должен и работал, работал без устали. Бывая в селе, он много раз собирался потолковать с ленсманом, но все откладывал; ленсмана не очень хвалили, а Исаак был неречист. Что он скажет, когда придет, как объяснит, в чем дело?
Однажды зимой ленсман сам приехал к новоселам, с ним был человек и пропасть бумаг в портфеле – и был это сам ленсман Гейслер. Он увидел большой открытый бугор, очищенный от леса и ровно круглившийся под снегом, подумал, что все пространство также обработано, и сказал:
– Да ведь это большое поместье; что ж ты думаешь, такую штуку можно получить задаром?
Вот оно! У Исаака сердце захолонуло от страха, и он не ответил.
– Тебе бы следовало приехать ко мне и купить землю, – сказал ленсман.
– Так.
Ленсман говорил об оценке, размежевании, обложении, – сказал: государственный налог – и по мере разъяснения слова его казались Исааку все менее и менее несообразными.
Ленсман обратился к своему спутнику:
– Ну, ты, таксатор, как велико угодье?
Но не стал ждать ответа и записал площадь участка наобум. Спросил Исаака о количестве возов сена, мер картофеля. А как же им быть с межеваньем? Ведь нельзя же произвести размежеванье в лесу по пояс в сугробах, а летом сюда не добраться. Во сколько сам Исаак считает лес и выгон?
Этого Исаак не знал; до сих пор он считал своим все, что видел. Ленсман сказал, что казна требует определенного надела.
– Чем больше у тебя участок, тем дороже он стоит, – сказал он.
– Так.
– Да. И дают тебе не все, сколько ты схватишь глазом, а по твоей потребности.
– Так.
Ингер принесла молока, и ленсман с провожатым стали пить. Она принесла еще. Это ленсман-то строгий? Он даже погладил Елисея по голове и спросил:
– Он играет в камешки? Покажи камни. Что это такое? Какие тяжелые, должно быть в них какой-нибудь металл.
– Таких в горах очень много, – сказал Исаак. Ленсман вернулся к делу:
– Наверно, тебе всего дороже земля на юг и на запад? – спросил он Исаака.
– Скажем: четверть мили на юг?
– Целых четверть мили на юг?
– Целых четверть мили! – воскликнул его спутник.
– Не два же аршина обрабатываешь, – оборвал ленсман.
– А что стоит четверть мили? – спросил Исаак.
– Не знаю, да и никто не знает. Я назначу невысокую цену, ведь это глушь, за много миль от жилья, и никаких средств сообщения.
– Да, но целых четверть мили! – опять вмешался спутник.
Ленсман записал четверть мили на юг и спросил:
– А в сторону скал?
– Тут мне надо бы до воды. Там большое озеро, – ответил Исаак.
Ленсман записал:
– А к северу?
– Там-то не так важно, – ответил Исаак. – Там болото и нет порядочного леса.
Ленсман написал по своему усмотрению восьмую мили.
– А на восток?
– Тоже все равно. Там голые скалы вплоть до Швеции.
Ленсман записал. Записав, он с минуту посчитал, потом сказал:
– Разумеется, это большое владенье, и если б оно находилось возле села, ни у кого не хватило бы средств купить его. Я назначу за все про все сто далеров. Как ты думаешь? – спросил он спутника.
Тот ответил:
– Да разве это цена!
– Сто далеров! – воскликнула Ингер. – Не бери такого большого участка, Исаак!
– Нет, – сказал Исаак.
Спутник подхватил:
– И я то же говорю! Что вы станете делать с таким большим участком?
Ленсман сказал:
– Обрабатывать.
Он сидел, трудился и писал, изредка в горнице раздавался детский плач, должно быть ему не хотелось переписывать сызнова, и так он попадет домой не раньше ночи, да нет, не раньше утра! Он решительно сложил бумаги в портфель:
– Ступай запрягай! – сказал он товарищу. Потом повернулся к Исааку и заявил:
– Собственно говоря, следовало бы отвести тебе это место задаром, да еще приплатить за твои труды. Я так и напишу в своем докладе. А там посмотрим, сколько с тебя возьмет казна.
Исаак – бог весть, как он себя чувствовал! Как будто он ничего не имел против высокой оценки своего участка и своих непомерных трудов. Должно быть, он не считал невозможным выплатить с течением времени сто далеров, поэтому ничего и не сказал; он будет работать как раньше, возделывать землю, превращать сухостой и валежник в дрова. Исаак не принадлежал к верхоглядам, не рассчитывал на случайности, он работал.
Ингер поблагодарила ленсмана и попросила его заступиться за них перед казной.
– Да. Но я ведь ничего не решаю, я только сообщаю свое мнение. Сколько лет младшему?
– Ровно полгода.
– Мальчик или девочка?
– Мальчик.
Ленсман был не строгий, но легкомысленный и не очень добросовестный.