Потому что едва только герцог упал мертвый, как двое его слуг, Бритаэль и Иордан, поскакали в Тинтагель сообщить герцогине печальную весть. Но это ты, верно, знаешь, ты ведь был там. - Он осекся, вдруг сообразив, что отсюда следует. - Значит, вот как было дело? Бритаэль и Иордан... они повстречались с тобой и Утером?
- Нет, с Утером они не встретились, он еще был у герцогини. А я стоял на страже перед дверью, я и мой слуга Кадал - ты ведь помнишь Кадала? Он убил Иордана, а я - Бритаэля. - Я усмехнулся, скривив опухший рот. Напрасно ты на меня так смотришь. Да, он много превосходил меня ростом. Удивительно ли, что я дрался не по правилам?
- А что же Кадал?
- Убит. Иначе разве бы Бритаэль до меня добрался?
- Понятно. - Его взгляд еще раз перечел мои раны. Помолчав, он сухо заключил: - Четыре человеческие жизни. Ты пятый. Король, надо надеяться, не считает, что переплатил?
- Не считает. А если и считает, то скоро перестанет.
- О да, это мы знаем. Дай только ему срок объявить миру, что он неповинен в смерти Горлойса, и устроить покойнику пышные похороны, чтобы можно было заключить брак с герцогиней. Он ведь уже отправился в Тинтагель, ты знаешь? Он мог бы повстречаться тебе на дороге.
- И повстречался, - горько ответил я. - Проехал мимо, в двух ярдах от меня.
- А тебя не заметил? Ведь он должен был знать, что ты ранен! - Тут он, видно, понял, что означал мой горький тон. - Ты хочешь сказать, он видел, что ты нуждаешься в помощи, но предоставил тебе одному добираться в лагерь? - В его голосе слышалось больше негодования, чем удивления. Гандар и я были давние знакомые, объяснять ему мои отношения с Утером не было нужды. Утера всегда злила любовь брата-короля к внебрачному сыну. А мой провидческий дар внушал ему страх пополам с презрением. Гандар горячо заключил:
- И это - когда ты был ранен, служа ему!
- Нет, не ему. Я действовал во исполнение слова, данного мною Амброзию. Он завещал мне некую заботу о своем королевстве. - Больше я ничего не добавил, с Гандаром не следовало говорить о богах и видениях. Подобно Утеру, он был занят делами плоти. - Перескажи мне, - попросил я, те слухи, о которых упоминал раньше. Что говорят люди? Как представляют себе события в Тинтагеле?
Он оглянулся через плечо. Дверь была затворена, но он понизил голос:
- Люди рассказывают, будто Утер уже раньше успел побывать в Тинтагеле и был с герцогиней Игрейной, и будто сопровождал его туда ты и ты же помог ему пробраться в замок. Будто бы ты волшебными чарами придал ему обличье герцога, и так он прошел мимо герцогских стражей в спальню к герцогине. Говорят и больше того. Будто бы и сама она, бедняжка, принимала его на своем ложе, думая, что это ее супруг. Бритаэль с Иорданом привезли ей весть о гибели Горлойса, смотрят, а "Горлойс" сидит с ней за завтраком, живой и невредимый. Клянусь Змеей, Мерлин, почему ты смеешься?
- Два дня и две ночи, - ответил я, - и уже создалась легенда. Что ж, наверно, люди ей поверят и будут верить всегда. Может быть даже, она лучше правды.
- А в чем же правда?
- Что нам не понадобились чары, чтобы войти в Тинтагель, - только хитрое переодевание и человеческая измена.
И я рассказал ему, как все было на самом деле и что я наговорил мальчишке-козопасу.
- Так что, как видишь, Гандар, это семя заронил я сам. Лорды и советники короля должны знать правду, но простому люду будет приятней, да и легче верить рассказу о колдовских чарах и безвинной герцогине.
Он, помолчав, сказал:
- Стало быть, герцогиня знала.
- А иначе разве бы нам удалось войти в замок? Нет, Гандар, пусть никто не говорит, будто герцогиню взяли силой: она знала.
Он опять помолчал, на этот раз еще дольше. Наконец сумрачно произнес:
- Измена - тяжкое слово.
- Но справедливое. Герцог был другом моего отца и доверял мне.
Ему и в голову не могло прийти, что я буду помогать Утеру в ущерб ему. Он знал, как я отношусь к Утеровым вожделениям. Ему неведомо было только, что мои боги повелели мне на этот раз способствовать Утеру в утолении его страсти. Но хоть я и не волен был поступить иначе, все равно это была измена, и нас всех ждет за нее расплата.
- Кроме короля, - твердо сказал Гандар. - Я его знаю. Он испытает разве что минутное угрызение. Расплачиваться будешь ты один, Мерлин, как ты один навел в себе мужество назвать вещи своими именами.
- В разговоре с тобой. Для других пусть это останется повестью о колдовских чарах, вроде тех драконов, что по моему велению грызлись друг с другом под Динас Эмрисом, или Хоровода Великанов, который по воздуху и по воде перенесся из Ирландии в Эймсбери. Но ты видел своими глазами, каково пришлось Мерлину Королевскому Магу. - Я помолчал, пошевелил больной рукой, лежащей поверх одеяла, и покачал головой в ответ на его озабоченный взгляд: - Нет, нет, не беспокойся. Уже не так больно. И еще одну правду о той ночи я должен тебе открыть. Будет ребенок, Гандар. Понимай это как надежду или как прорицание, но вот увидишь, на рождество родится мальчик. Утер не говорил, когда он намерен заключить брак?
- Как только это будет пристойно. Пристойно! - повторил он с коротким смешком и сразу закашлялся. - Тело герцога находится здесь, но дня через два его перевезут в Тинтагель и предадут земле. И тогда, после восьмидневного траура, король заключит брак с герцогиней.
Я задумался.
- У Горлойса был сын от первой жены. Его звали Кадор. Сейчас ему должно быть лет пятнадцать. Ты не знаешь, что с ним сталось?
- Он здесь. Он участвовал в последнем бою, сражаясь бок о бок с отцом. О чем договорился с ним Утер, неизвестно, но всем, кто воевал против короля под Димилоком, даровано прощение и, кроме того, объявлено, что Кадор будет герцогом Корнуолла.
- Да, - подхватил я. - А сын Игрейны и Утера будет королем.
- Когда в Корнуолле сидит герцогом его злейший враг?
- Даже если я злейший враг, разве у него нет на то достаточной причины? За измену, быть может, придется расплачиваться долго и жестоко.
- Ну, это, - вдруг бодро возразил Гандар, подбирая полы своего длинного одеяния, - покажет время. А теперь, молодой человек, тебе следует еще поспать. Хочешь, я дам тебе снотворного?
- Нет, спасибо.
- Как рука?
- Лучше. Заражения нет, я знаю, как это бывает. Больше я не причиню тебе хлопот, Гандар, перестань обращаться со мною как с немощным страдальцем. Я выспался и чувствую себя вполне бодро. Ступай ложись спать, обо мне не думай. Покойной ночи.
Он ушел, а я еще долго лежал и прислушивался к шуму прибоя, стараясь обрести в ночной близости богов силу духа для предстоящего мне прощания с мертвым.
Обрел я силу духа или нет, но все равно прошел еще день, прежде чем я ощутил и в теле довольно силы, чтобы покинуть мою келью. Вечерело, когда я отправился в большую залу замка, где был установлен гроб с телом герцога. Наутро его должны были увезти в Тинтагель и похоронить рядом с предками. Но сейчас он лежал один в высокой гулкой зале, где недавно пировал с пэрами и замышлял последнее сражение.
Было холодно и тихо, только снаружи грохотал прибой и выл ветер. Он переменился и дул теперь с северо-запада, неся с собою холод и влагу близких дождей. Окна зияли без стекол или роговых пластин, и на сквозняке колыхались и распластывались дымные огненные языки факелов в настенных скобах, покрывая свежей копотью древнюю каменную кладку. Голо и неприютно было под темными сводами - ни деревянной резьбы, ни цветных изразцов, ни росписей по стенам; сразу видно, что Димилок - всего лишь военная крепость; герцогиня Игрейна, быть может, и не бывала здесь никогда.