- Могли бы везти и чего похуже...
- Верно, - сказал Траут. Он совершенно забыл, что главной их целью было доставить семьсот восемь тысяч фунтов оливок в Талсу, штат Оклахома.
Водитель поговорил и о политике.
Траут никогда не мог отличить одного политикана от другого. Все они казались ему одинаковыми восторженными обезьянами.
Грузовик остановился у закусочной. Вот что было написано на вывеске этой закусочной:
ЕШЬ!
И они стали есть.
Траут увидал слабоумного, который тоже ел. Этот слабоумный белый мужчина находился под наблюдением белой сиделки. Говорить слабоумный не мог, и ел он с трудом. Сиделка повязала ему на шею слюнявчик.
Но аппетит у этого больного был потрясающий. Траут смотрел, как он набивает рот вафлями, свиной колбасой и запивает апельсиновым соком и молоком. Траут поражался, до чего этот слабоумный похож на большое животное. Изумляло и то, с каким восторгом этот идиот подтапливал себя калориями, которые должны были продлить его жизнь еще на целый день.
Траут так и подумал. "Накапливает топливо еще на день".
- Извините, - сказал водитель, - пойду сделаю лужицу.
- Там, откуда я родом, - сказал Траут, - "лужицами" называют зеркала.
- В жизни не слыхал такого, - сказал водитель и повторил - Лужицы - Он ткнул пальцем в зеркало на автомате для сигарет. - Вы это зовете "лужицей"?
- А вам не кажется, что похоже? - спросил Траут.
- Нет, - сказал водитель. - А вы-то откуда родом?
- Родился на Бермудских островах, - сказал Траут. Через неделю водитель рассказал своей жене, что на Бермудских островах зеркала зовут "лужицами". Жена рассказывала об этом всем своим знакомым.
Когда Траут с водителем возвращались к грузовику, Траут впервые как следует, целиком рассмотрел это средство передвижения издали. На боковине грузовика огромными оранжевыми буквами, в восемь футов высотой, было написано название. Вот оно:
ПИРАМИДА
Траут подумал: интересно, что при виде этой надписи подумает ребенок, который только что научился читать. Ребенок решит, что это - очень важная надпись, раз кто-то так расстарался, что написал ее этакими огромными буквами.
И тут Килгор Траут, как будто и он был ребенком, прочел вслух надпись и на другом грузовике. Надпись была такая:
АЯКС
Глава одиннадцатая
Двейн Гувер проспал в новой гостинице "Отдых туриста" до десяти часов утра. Он прекрасно отдохнул. Он заказал Завтрак Номер Пять - при гостинице был отличный ресторан, который назывался "Ату его!". Прошлым вечером все гардины были задернуты. Теперь их раздвинули во всю ширь. И солнечный свет хлынул внутрь.
За соседним столом, в таком же одиночестве, сидел Сиприан Уквенде, нигериец из племени индаро. Он просматривал разнесенные по рубрикам объявления в одной из газет Мидлэнд-Сити "Горнист-обозреватель". Ему нужно было жилье подешевле. Пока он осваивался, главная окружная больница в Мидлэнд-Сити оплачивала его счета в гостинице, но в последнее время там что-то забеспокоились.
Ему нужна была еще и женщина или, скорее, целый гарем - пусть бы они ублажали своего повелителя. Его так и распирали страсти и гормоны. И он тосковал по своим родичам-индаро. Там, на родине, он мог перечислить поименно шестьсот родичей.
Лицо Уквенде было совершенно бесстрастно, когда он заказывал Завтрак Номер Три с тостами из пшеничного хлеба. Но под этой маской таился молодой парень, которого поедом ела тоска по дому, и к тому же он почти дошел до ручки от распаленной похоти.
Двейн Гувер сидел на расстоянии всего шести футов от Уквенде, уставившись в окно на забитую машинами и залитую солнцем автостраду. Он сознавал, где находится. Вот знакомый кювет, отделяющий стоянку при гостинице от автострады, - бетонный желоб, по которому инженеры пустили Сахарную речку.
За ним знакомый барьер из упругой стали, чтобы грузовые и легковые машины не сваливались в Сахарную речку. За ним проходили три знакомые полосы, по которым движение шло на запад, и дальше - знакомая разделительная полоса, поросшая травой. После нее шли три знакомые полосы на восток и потом - снова знакомый заградительный барьер из стали. Дальше был знакомый аэропорт имени покойного Вилла Фэйрчайлда, а еще дальше за ним - знакомые поля и луга.
Да, за окном все было плоским донельзя - плоский город, плоские пригороды, плоский округ. Когда Двейн был еще малышом, он думал, что почти все люди живут на плоской земле без единого деревца. Он воображал, что океаны, и горы, и леса сохранились только в заповедниках и национальных парках. В третьем классе маленький Двейн нацарапал сочинение, где доказывал, что необходимо создать национальный парк в излучине Сахарной речки - единственного сколько-нибудь заметного "водохранилища" в восьми милях от Мидлэнд-Сити.
И Двейн произнес название этой знакомой речки про себя, чтобы никто не слышал: "Сахарная речка".
Теперь Сахарная речка, у той излучины, где, по мнению маленького Двейна, следовало разбить национальный парк, была всего в два дюйма глубиной и пятьдесят ярдов шириной. А вместо национального парка там устроили Мемориальный центр искусств имени Милдред Бэрри. Он был очень красивый.
Двейн нащупал свой лацкан, а на нем - значок. Он отколол его, потому что совершенно не помнил, что там написано. Вот что было написано на этом значке:
ДРУГ ИСКУССТВА
Время от времени Сахарная речка разливалась. Двейн помнил, как это бывало. На такой плоской местности вода, разливаясь, представляла удивительно красивое зрелище. Сахарная речка бесшумно выходила из берегов и расстилалась широкой гладью, в которой без всякого риска могли плескаться дети.
По этой зеркальной глади местные жители сразу замечали, что живут в долине, они считали себя "горцами", так как жили на склонах холма, который повышался на целый дюйм с каждой милей, отделяющей город от Сахарной речки.
Двейн снова неслышно произнес это название: "Сахарная речка".
Двейн кончил завтракать и стал надеяться, что его душевная болезнь прошла, что перемена места и спокойный ночной сон вылечили его.
Дурные вещества, не вызывая у него никаких странных явлений, позволили ему пройти через гостиную и коктейль-бар, который еще не открывался. Но когда он вышел из боковой двери коктейль-бара и ступил на асфальтовую прерию, окружавшую и его гостиницу, и принадлежащую ему контору по продаже автомобилей "понтиак", он обнаружил, что кто-то превратил асфальт в некое подобие трамплина.
Асфальт пружинил под ногами Двейна. Он прогнулся под тяжестью Двейна гораздо ниже уровня земли, потом поднял его немного вверх. Двейн оказался в неглубокой как бы резиновой ямке. Он сделал второй шаг в сторону своей конторы. Он снова опустился, снова поднялся немного вверх и опять оказался в новой ямке.
Он стал озираться кругом - не видит ли кто-нибудь, что с ним творится? Обнаружился единственный свидетель. Сиприан Уквенде стоял на краю ямки и не проваливался. И Уквенде, невзирая на необычайное состояние Двейна, только сказал:
- Славный денек.
Двейн перескакивал из ямки в ямку.
Так он прочмокал до стоянки подержанных машин.
Он стоял в ямке, поднял глаза - и перед ним оказался второй чернокожий. Этот молодой человек протирал тряпкой темно-коричневый "бьюик" модель "Скай-ларк" 1970 года. Одет он был совсем не для такой работы. На нем был дешевый синий костюм с белой рубашкой и черным галстуком. И вот еще что: он не просто протирал машину - он ее надраивал до блеска.
Молодой человек продолжал драить машину.