И Скотт глядел на нее в таких случаях как человек, умирающий от жажды, который видит воду, но не может дотянуться до нее.
А потом, в последнюю неделю июля, не пришел чек от Марти.
Сначала они думали, что это произошло по чьей-то оплошности. Но прошло еще два дня, а чека все не было.
- Скотт, мы не можем долго ждать, - сказала Лу.
- А что у нас со счетом?
- На нем не больше семидесяти долларов.
- А, ладно... Подождем еще один день.
И весь следующий день он просидел в гостиной, уставившись взглядом в одну и ту же страницу книги, которую он якобы читал.
Не переставая, Скотт говорил себе, что надо вернуться в "Глоб пост" и дать им возможность продолжить серию материалов о себе. Или принять одно из многочисленных предложений о выступлении где-нибудь. Или позволить этим жадным до сенсаций журналам опубликовать его историю. Или разрешить какому-нибудь писателю кошмарных повестушек нацарапать книжицу о том, что случилось с ним.
Решись он на какой-нибудь из этих вариантов, - и у них было бы достаточно денег, и был бы положен конец бедности, которой до отчаяния боялась Лу.
Но мало было только говорить себе все это. Надо было преодолеть свое отвращение к роли предмета грубого любопытства толпы, что для Скотта было совершенно невозможно. И он пытался успокоить себя, повторяя без конца: "Завтра придет чек, завтра".
Но чек не пришел. И вечером следующего дня они с Лу поехали к Марти. Он сказал им, что лишился контракта с Фэйрчайлдом и поэтому ему пришлось свести до минимума деловые операции. Добавил, что чеков больше не будет. Затем дал Скотту сто долларов и предупредил, что больше на его помощь рассчитывать не стоит.
Холодный ветер обдувал Скотта. За озером лаяла собака. Скотт опустил глаза и стал смотреть на свои раскачивающиеся маятником ноги.
Теперь неоткуда ждать денег. Семьдесят долларов в банке, сто - в бумажнике. Что делать, когда кончатся эти деньги?
Скотт представил, как опять сидит в редакции газеты. Берг фотографирует, Лу строит глазки всем подряд, Хаммер задает бесконечные вопросы. В голове у него знаменами замелькали газетные заголовки. Меньше двухлетнего ребенка! Ест, сидя на высоком стуле! Носит детскую одежду! Живет в коробке из-под сапог! Сексуальные способности без изменений!
Скотт быстро закрыл глаза. Если бы у него была акромикрия. Тогда, по крайней мере, его оставило бы мужское желание, которое росло с каждым днем и уже сейчас казалось сильнее, чем до болезни. Иначе и не могло быть, потому что уже слишком давно не было освобождения от семени. Он больше не мог находиться рядом с Лу. Желание жгло, и с каждым днем его пламя разгоралось все сильнее, обрекая Скотта на неописуемо ужасные мучения и обостряя все страдания.
Скотт не мог разговаривать об этом с Лу. В ту ночь, когда она сделала ему недвусмысленное предложение, он почувствовал себя едва ли не оскорбленным, понимая, что для него на сексуальной близости с нормальной женщиной поставлен крест.
Смеюсь над гомиком!
Смеюсь я до упаду!
Вжав голову в плечи. Скотт поежился на скамейке. Щурясь в темноту, он разглядел неподалеку от себя три темных силуэта. Тонкие голоса подростков выводили песню.
Жизнь моя - блуждание в потемках.
Я заблудился, только что родившись.
"Юнцы, - подумал Скотт, - поют, растут и принимают это как должное". Он с черной завистью смотрел на них.
- Эй, да я вижу, там малыш какой-то, - сказал один из юнцов.
Поначалу Скотт не понял, что речь идет о нем. А когда понял, от волнения жестко сжал губы.
- Интересно, чего он там делает?
- Можа, он...
Остальное Скотт не расслышал, но по взрыву гогота догадался о том, что было сказано шепотом. Не без труда он сполз со скамейки и двинулся обратно к асфальтовой дорожке.
- Эй, да он уходит, - сказал один из ребят.
- Может, повеселимся немножко? - предложил второй.
Скотт сильно испугался, но гордость не позволила ему броситься наутек и он продолжал идти ровным шагом. Сзади шаги юнцов участились.
- Эй, куда идешь, малыш? - спросил один из них. - Ишь, раскочегарился, как на пожар.
Все трое прыснули со смеху. Скотт дрогнул и ускорил шаг. Парни тоже прибавили шагу.
- Похоже, мы малому не нравимся, - сказал один.
- Ну, это нехорошо, - добавил второй.
Для Скотта это была погоня. Он чувствовал, что внутри у него вот-вот что-то оборвется. Броситься бежать? Нет, только не от троих юнцов. Каким бы маленьким он ни был, улепетывать от троих юнцов - это не для него. Ступив на склон, который вел к асфальтовой дорожке, Скотт быстро оглянулся. Парни нагоняли его. Он видел огоньки их сигарет, похожие на подрагивающих в воздухе светлячков.
Скотт еще не дошел до дорожки, когда парни догнали его. Один из них схватил его за руку и потянул назад.
- Отпусти, - процедил Скотт.
- Эй, малыш, куда идешь? - спросил державший его за руку парень. Голос у него был нахальный, с потугой на фамильярность.
- Я иду домой, - ответил Скотт.
На вид парню было лет пятнадцать-шестнадцать. На голове у него сидела бейсбольная кепка. Его пальцы крепко вцепились в руку. Скотту не было нужды смотреть на лицо парня, он почти угадывал его - худое, неприятное, прыщавое; из угла маленького, почти безгубого рта свисала сигарета.
- Малыш говорит, что идет домой, - сообщил парень.
- Неужто? - переспросил другой.
- Ого-го, - протянул третий, - это что-то.
Скотт попытался пройти, растолкав парней, но тот, что был в кепке, оттащил его назад в кружок.
- Малыш, ты лучше этого не делай, - сказал он.
- Нам не нравятся шустрые малыши, правда, ребя?
- Не-а, не нравятся. Да он такой неопытный. Нам такие не нравятся.
- Отпустите меня, - проговорил Скотт, и его неприятно поразила дрожь в собственном голосе.
Парень в кепке отпустил его руку, но крут не разомкнулся.
- Познакомься с моими приятелями, - сказал тот же парень. Лица его не было видно. В мерцании огонька сигареты Скотт увидел лишь бледную щеку да блестящие глаза. К нему наклонилась черная, сливающаяся с темнотой фигура.
- Это Тони. Скажи ему "здрасте".
- Мне надо домой, - сказал Скотт, подавшись вперед.
Парень толкнул его назад.
- Э, да ты непонятливый, малыш. Ребя, малыш плохо понимает, - он старался говорить ласково, тоном правого.
- Малыш, ты че, не понимаешь? - спросил другой парень. - Это забавно, а? Малышу надо бы быть попонятливее.
- Ты дурак забавный. А теперь...
- Эге-ге. Малыш считает нас дураками забавными, - вступил парень в кепке. - Слышите, ребя? Нас! - заигрывание исчезло из его голоса.
- Покажем ему, как мы любим забавляться.
Скотт почувствовал холод внизу живота. Не в состоянии побороть страх, он окинул взглядом парней.
- Послушайте, меня ждет мама, - сказал он, вздрогнув от звука собственного голоса.
- Хо-хо-хо, - протянул парень в кепке. - Мама ждет. Бог ты мой, во досада, а, ребя?
- Я сейчас расплачусь, - сказал другой. - Ой, мамочки, ой, я уже плачу. - И он злобно захихикал.
Третий парень заржал и игриво ткнул своего дружка кулаком в плечо.
- Живешь недалеко, малыш? - спросил парень в кепке и выпустил дым Скотту прямо в лицо. Тот закашлялся. - Эге, да малыш кха-кхакает, произнес парень, пытаясь передразнить Скотта, - задыхается и кхакает. Во досада-то.
Скотт попытался еще раз протиснуться через парней, но его уже грубее, чем в первый раз, опять отпихнули назад.
- Не делай этого, - предупредил парень в кепке. Его голос опять стал добрым и дружелюбным.
- Нам вовсе не хочется обижать тебя, малыш, правда, ребя?
- Не-а, конечно, нам не хочется, - поддержал другой.
- Эй, давайте посмотрим, нет ли у него каких деньжат при себе? - сказал третий.