С самого первого визита Скотта к доктору Брэнсону, когда у мужа искали не то искривление ног, не то плоскостопие, а доктор поставил диагноз - потеря веса вследствие переезда и смены обстановки, исключив возможность уменьшения у Скотта также и роста.
Опасения росли, когда рост Скотта продолжал неумолимо уменьшаться; ее же тревожили неотступные, мучительные предположения, опасения усилили второй и третий визиты к Брэнсону, рентгеновские снимки и анализ крови, обследование костной ткани, затем - попытки врачей найти признаки уменьшения костной массы, опухоли гипофиза, долгие дни, потраченные на получение все новых и новых рентгеновских снимков, и это ужасное обследование на предмет наличия раковых клеток. Опасения нарастали и сегодня, во время разговора.
- Но это же невозможно. - Ей пришлось сказать неправду, потому что правда не умещалась в голове и жгла язык.
Сам едва веря в то, что собирался сказать, Скотт медленно покачал головой.
- Доктор говорит, что все обстоит именно так, - ответил он. - Брэнсон сказал, что за последние четыре дня мой рост сократился более чем на сантиметр... - Скотт сглотнул слюну. - Но рост - это еще не все. Похоже, я весь уменьшаюсь. Пропорционально.
- Неправда, - сказала она. В ее голосе звучало упорное нежелание признать то, что происходило в действительности. Другой реакции и не могло быть у нее.
- И это все? - раздраженно спросила она. - Это все, что он может сказать?
- Но, милая, это то, что происходит на самом деле, - ответил Скотт. Брэнсон показал мне рентгеновские снимки - те, что были сделаны четыре дня назад, и те, которые он получил сегодня. Все верно. Я уменьшаюсь. - Скотт говорил так, словно ему только что сильно двинули в живот, и теперь он стоял, наполовину оглушенный, едва дыша от болевого шока.
- Неправда, - на этот раз ее голос был скорее испуганным, чем уверенным. - Мы обратимся к специалисту, - сказала она.
- Брэнсон мне это и посоветовал, - ответил Скотт. - Он сказал, что стоит обратиться в Пресвитерианский медицинский центр Колумбия в Нью-Йорке. Но...
- Вот и сходи, - перебила она.
- Милая, но нам это обойдется слишком дорого, - с мукой в голосе произнес Скотт. - Мы уже должны...
- Ну и что? Неужели ты допускаешь мысль, что...
Нервная дрожь не дала ей договорить. Она стояла, дрожа всем телом, скрестив на груди руки, покрывшиеся гусиной кожей.
Впервые с тех пор, как все это началось, она не смогла скрыть своего страха.
- Лу, - он обнял ее, - все нормально, милая. Все нормально.
- Нет. Ты должен пойти в этот центр. Ты должен.
- Хорошо, хорошо. Я пойду, - пробормотал он.
- А что сказал Брэнсон? Что они собираются делать? - спросила Лу, и Скотт услышал в ее голосе страстное желание узнать что-нибудь обнадеживающее.
- Он сказал... - Скотт облизнул губы, пытаясь вспомнить. - А-а, он сказал, что надо проверить мои эндокринные, щитовидную, половые железы и гипофиз, исследовать процессы обмена веществ, возьмут и другие анализы.
Лу сжала губы.
- Если Брэнсон все это знает, то зачем же надо было говорить о том, что ты уменьшаешься. Так не лечат. Это глупость какая-то.
- Милая, ведь я сам попросил его, - ответил Скотт. - Я убедился в этом только когда начали брать анализы. Я просил Брэнсона ничего не скрывать от меня. Что же ему оставалось...
- Хорошо, - перебила она. - Но что за странный диагноз?
- Да ведь так оно и есть, Лу, - печально произнес он. - Есть доказательство. Эти рентгеновские снимки.
- Брэнсон мог ошибиться, Скотт, - сказала Лу. - Он же живой человек.
Скотт долго молчал, наконец тихо произнес:
- Посмотри на меня.
Когда все это началось, его рост был за метр восемьдесят. А сейчас он мог, не наклоняясь, смотреть жене прямо в глаза. Она была ростом метр семьдесят.
В отчаянии он уронил вилку на тарелку.
- Как нам быть? Разве мы можем себе это позволить? Лечение слишком дорого, слишком, Лу.
По крайней мере месяц придется провести в больнице. Так сказал Брэнсон. А это целый месяц без работы. Марти и так уже нервничает. Как я могу вообще рассчитывать на какие-то деньги от него, когда я даже не...
- Милый, главное - твое здоровье, - запальчиво произнесла Лу. - Марти об этом знает. Да и ты тоже.
Скотт опустил голову и стиснул зубы. Счета были теми тяжелыми цепями, которые отягощали все его существование. Он явственно чувствовал, как они с каждым днем все более сковывают его.
- Так что же мы будем... - начал было он, но умолк, заметив, что дочь пристально смотрит на него, забыв про свой ужин.
- Ешь! - сказала ей Лу. Бет вздрогнула и копнула политую соусом картошку.
- Чем мы будем расплачиваться? - спросил Скотт. - Ведь у нас нет медицинской страховки. Я и так уже задолжал Марти пятьсот долларов из-за этих исследований. - Он тяжело вздохнул. - Да и со ссудой военного ведомства может ничего не выгореть.
- Но ведь ты сам хочешь пойти в центр, - сказала Лу.
- Легко сказать "хочешь".
- Хорошо, а что бы ты сделал на моем месте? - резко возразила она, впрочем, с некоторой тревогой в голосе. - Что мне, забыть обо всем этом? Смириться с тем, что сказал доктор, сидеть сложа руки и... - Ее стали душить рыдания. А его рука, обнимающая жену, была холодна и дрожала, как и ее руки, и нисколько не успокаивала.
- Успокойся, - пробормотал он, - все хорошо, Лу.
Позже, когда она укладывала Бет спать, Скотт, стоя в темной гостиной, смотрел в окно на проезжающие мимо машины. Кроме шепота, доносящегося из спальни, во всей квартире не было слышно ни звука. Машины проносились, шурша по асфальту и сигналя, мимо дома, шаря в темноте по тротуару лучами фар.
Он вспомнил свое прошение о выдаче ему денег по страховке. Это было только частью плана, который они собирались реализовать, переехав на Восток. Для начала надо было поработать в фирме брата, потом попробовать получить ссуду в военном ведомстве для того, чтобы стать компаньоном Марти. Потом заработать на жизнь: отложить денег на медицинскую страховку, открыть счет в банке, приобрести недорогую, но приличную машину, приодеться и, в конце концов, купить дом. Иными словами, оградить заботами от треволнений мира свою семью и себя.
И вот на тебе, весь план рушится. Приключившаяся беда грозит и вовсе развеять их мечты...
Скотт не знал, когда точно в голове у него возник этот вопрос. Но внезапно он начал мучить его. С бьющимся, готовым разорваться в своем ледяном заточении сердцем беглец смотрел застывшим взглядом на свои поднятые руки с растопыренными пальцами.
Сколько же ему еще осталось уменьшаться и жить?
Воды для питья у него было достаточно. В днище бака, стоявшего рядом с электрическим насосом, была маленькая трещина: через нее по капле просачивалась вода. Под эту трещину Скотт подставил наперсток, найденный им однажды в швейной коробке, которая находилась в большой картонке под обогревателем. Наперсток был постоянно полон до краев кристально чистой колодезной водой.
Проблема заключалась в том, что у Скотта кончилась еда. Четвертинка черствого хлеба, которой он питался в последние пять недель, уже вся вышла. Последние крошки он доел нынче вечером, запив скудный ужин водой. С тех пор, как Скотт стал пленником погреба, хлеб и холодная вода были его единственной пищей.
Он медленно прошел по темнеющему на исходе дня полу, направляясь к покрытой паутиной белой башне, стоявшей рядом со ступеньками, которые вели наверх, к закрытой двери погреба. Последние лучи солнца проникали сквозь заляпанные грязными разводами окна; одно из них находилось над принадлежавшими пауку песчаными холмами, второе - над топливным баком, третье - над штабелем бревен.